Российское безрассудство нацелено на то, чтобы заставить Запад согласиться на крупную сделку на условиях Кремля. Но независимо от того, примет ли он эту сделку или отвергнет, Запад и Россия дорого заплатят за это.
В условиях разваливающегося международного порядка российская система персонифицированной власти — отжившей конструкции, утратившей способность к самообновлению — каким-то образом еще продолжает держаться. В своей борьбе за выживание она осуществляет стратегию, согласно которой она одновременно и «вместе с Западом, и на Западе, и против Запада». Сначала перевоплотившись путем развала старого государства (Советского Союза) и теперь сотрудничая с либеральными демократическими странами и имитируя их институты, Система взяла курс на сдерживание Запада.
Готова ли Россия к конфронтации с Западом? Вряд ли. Может тогда российский лидер — камикадзе? Путин не похож на самоубийцу. Он должен знать, что настоящая конфронтация с Западом станет непосильным военным бременем для сокращающегося российского бюджета. И, что еще важнее, находящаяся в международной изоляции и отодвинутая на второй план Россия не смогла бы оставаться великой державой. Сохранение статуса великой державы — это главное (и, похоже, единственное), чего добился Путин в глазах россиян. А если учесть интересы класса российских рантье, благосостояние которых зависит от интеграции с Западом, вполне понятно, что холодная война с Кремлем маловероятна. Российская система, скорее, пытается выжить в глобализованном мире и внутри Запада — но на своих собственных условиях. Кремль хочет сидеть за одним столом с ключевыми мировыми игроками, но при этом он хочет, чтобы они уважали право России трактовать международные нормы так, как она считает нужным, и признавали то, что Кремлю необходимо подкреплять свою легитимность внутри страны с помощью антизападной политики. Здесь возникает вопрос: «А как насчет конфронтации из-за Украины?» Могу поспорить, что продолжительного затяжного конфликта из-за Украины Кремль не планировал — он, скорее, надеялся, что западная либеральная демократия стерпит аннексию Крыма и все, что за ней последовало. Путинские отношения с Западом на протяжении последних 14 лет — и его личный опыт общения с такими европейскими лидерами, как Ширак, Берлускони, Саркози, Блэр, Шредер и, наконец, Обама — видимо, убедили его в том, что Запад, возможно, и будет выражать некоторое недовольство, но в итоге примет его условия и пойдет на сделку. Кроме того, именно это постоянно и слышала российская политическая элита от своих западных партнеров, которые как мантру неустанно твердили: «Давайте пойдем навстречу России». В российском политическом лексиконе «идти навстречу» равносильно слабости. Как заявила Россия в своей внешнеполитической доктрине в 2013 году, эпоха Запада закончилась: «Возможности исторического Запада доминировать… сокращаются». Решение Путина о захвате Крыма было основано на его уверенности в том, что авантюру на Украине забудут — так же, как забыли войну с Грузией, после которой была предпринята перезагрузка американо-российских отношений. Санкции, введенные Западом в ответ на войну на Украине, должно быть, повергли Кремль в шок, а для Путина стали ударом в спину. А поскольку в ушах российских лидеров все еще звучали отголоски тех мантр с призывами «пойти навстречу», Кремль совершил ошибку, рассчитывая, что Запад признает эту новую реальность. Так что западные сторонники идеи «пойти навстречу России» несут ответственность за действия Кремля — по крайней мере, косвенную.
А как насчет агрессивного поведения Москвы на протяжении последних двух лет — в том числе ее балансирования на грани войны с НАТО? В российской политической культуре есть традиция «принуждения к общению» — то есть усиления давления с целью заставить предмет желания пойти на диалог. Примером такого принудительного общения являются вторые минские соглашения.
Этот порядок будет удобен и для многих на Западе — для тех, кто не приемлет правовых догм или привык к заманчивому (и прибыльному) прагматизму нескольких последних десятилетий. Такой сомнительный мировой порядок является наилучшей средой для российских рантье, где они смогут поддерживать связь с «Лондонградом» и при этом изолировать российское общество от западного идеализма. Кроме того, такой порядок позволит российскому режиму основывать свою легитимность внутри страны на антизападной риторике и в то же время принимать участие в работе западных институтов международного управления. В этом двусмысленном и сомнительном мире российская система сможет сдерживать Запад, не беспокоясь об угрозе сдерживания в отношении ее самой, и подрывать Запад изнутри. Здорово придумано: такого добиться и почти даром! А вот холодная война, в отличие от этого, была глупой стратегией. Ведь гораздо лучше при помощи шантажа заставить своего противника участвовать в своем цивилизационном проекте.
Правда, следуя этой политике, Россия может попасть в две ловушки. Первая заключается в том, что трудно заглушить пламя военно-патриотического рвения и фанатизма, требования сохранить «крепость Россию» могут помешать Кремлю в заключении грандиозной сделки с Западом. Вторая ловушка — это, по мнению Запада, «уловка-22», то есть любая сделка, которая позволит Кремлю трактовать международные правила игры по своему усмотрению, сведет на нет последовательность, согласованность и единство западных принципов. Но отказ от сделки с Россией может разозлить российского слона, и он разнесет в щепки западную посудную лавку. Вряд ли западные либеральные страны готовы к противостоянию с противником, обладающим ядерным оружием. Ситуация тупиковая, и, похоже, выхода из нее нет — во всяком случае, пока Запад будет отстаивать статус-кво, сложившийся после окончания холодной войны, выйти из этого тупика не получится.
Лилия Шевцова — внештатный старший научный сотрудник Брукингского института и член редакционного совета журнала The American Interest.
