Когда корабль «Союз» с Тимом Пиком (Tim Peake) на борту взлетел с космодрома Байконур и отправился к Международной космической станции, восторг, который вызвало у меня это зрелище, был окрашен изрядной толикой ностальгии. В свое время космическая гонка между сверхдержавами, которую Советский Союз выиграл, когда Юрий Гагарин стал первым человеком в космосе, породила волну интереса к науке — и к России. Помнится, премьер-министр Гарольд Вильсон (Harold Wilson) — вполне в духе нашего нынешнего канцлера казначейства, любителя китайского, — тогда распорядился, что все школьники Британии должны учить русский. Собственно говоря, именно в то время я и начала его изучать.
Однако ностальгировала я не по этому. Дело в том, что в 1960-х годах британско-советские отношения были, несмотря на холодную войну, относительно неплохими. Можно надеяться, что хотя бы МКС сохранила прежний дух и продолжает держаться в стороне от земной политики. После закрытия программы «Спейс-шаттл» американцам, чтобы остаться в космической игре, приходится сотрудничать с русскими, сохранившими свои «Союзы». Русские, со своей стороны, невзирая на дипломатическую напряженность, также не разрывают соглашения. Это делает МКС одновременно анахронизмом и своеобразной путеводной звездой — пусть и не самой красивой.
Может быть, МКС, равнодушная к разворачивающимся внизу конфликтам, сможет начать растапливать лед, сковавший отношения между Россией и Британией. Возможно, я выдаю желаемое за действительное, однако звучавшие на этой неделе медиа-высказывания были неожиданно далеки от политики по тону и характеру. Вдобавок в то время как Британия демонстрировала национальную гордость —вспомните эти шапки с британским флагом, — русские вели себя исключительно любезно и дружелюбно.
Жена, дети и родители г-на Пика находились в Байконуре во время запуска. Они могли общаться с ним — в том числе коротко поговорили с ним по телефону уже после его прибытия на МКС — и с прессой. Все это было бы невозможно без согласия и содействия русских. Кроме того, для этого требовалось, чтобы британская сторона — то есть наше правительство — рассматривало космический полет как дипломатическую возможность. Момент сейчас очень подходит для этого.
Российско-британские отношения, ставшие за последние годы рекордно скверными, кажется, начали улучшаться. Британские официальные лица стали сдержаннее в высказываниях о России, о президенте Путине лично и о действиях России на Украине и вокруг нее. Хотя процесс выдачи виз всегда был сложным и дорогостоящим (сами русские говорят, что все бюрократические препоны носят взаимный характер), в последнее время с ним было связано меньше трудностей, чем раньше, несмотря на экономические санкции и на наложенные на ряд высокопоставленных лиц запреты на въезд.
Пару недель назад в Лондоне должен был выступить представитель России при НАТО, однако он отменил свои планы, когда Турция сбила российский самолет. Тем не менее, в Британию все же приехал бывший министр финансов Алексей Кудрин, выступивший в российском посольстве. Г-н Кудрин разошелся с г-ном Путиным в 2012 году, но, судя по его словам (и по тому, что его выступление организовало посольство), было понятно, что он поддерживает связи с президентом.
Как и полагается в таких случаях, пробные шары в основном запускают полуофициальные фигуры вроде г-на Кудрина, в то время как культурные мероприятия помогают сторонам встречаться и завязывать контакты. В Музее науки открылась выставка «Космонавты: рождение космической эры», с экспонатами, которые раньше не позволялось вывозить из России. На променадных концертах BBC играл Оркестр Санкт-Петербургской филармонии. Россия также не препятствовала съемке «Большого Вавилона» («Bolshoi Babylon») — британско-американского документального фильма о темной стороне Большого театра и о подоплеке нападения на художественного руководителя его балетной труппы Сергея Филина, которого в 2013 году облили кислотой.
Однако, вероятно, самой большой неожиданностью стало заявление Комитета по иностранным делам Палаты общин о подготовке доклада о британско-российских отношениях. Он будет затрагивать широкий спектр вопросов — от «все более агрессивной российской внешней политики» и «оценки успехов Министерства иностранных дел в области взаимодействия с Россией» до экономических и культурных отношений. Некоторые считают, что авторы доклада могут порекомендовать еще сильнее ужесточить официальную позицию. Тем не менее, сам факт того, что парламент заинтересовался этой темой, говорит нам, что нынешнее положение дел в нем считают неудовлетворительным. Возможно, нас ждут перемены — и не исключено, что даже к лучшему.
Конечно, прискорбно, что мы вынуждены прибегать к приевшимся ссылкам на космос и балет, однако именно так обычно и налаживают отношения. Гораздо хуже, что в последние 15 лет попытки наладить отношения ни к чему не приводят.
Решение Британии предоставить убежище Борису Березовскому, бывшему союзнику г-на Путина, ставшему его противником, имело тяжелые последствия. В 2006 году правительство Блэра хотело оставить размолвку в прошлом, но тут в Лондоне умер от радиационного отравления Александр Литвиненко. В 2008 году все шансы навести мосты с президентом Дмитрием Медведевым похоронила российско-грузинская война.
В 2011 году Дэвид Кэмерон стал первым британским премьер-министром, посетившим Москву почти за десять лет, однако вскоре после этого в Ливии свергли Каддафи, что Москва сочла злоупотреблением резолюцией Совбеза ООН. Затем в 2014 году планировалось провести российско-британский Год культуры, однако этот проект сорвали события на Украине, вновь заморозившие отношения между Россией и Западом.
Как всегда, сильнее всего пострадали контакты между Москвой и Лондоном — ведь прагматизм британские власти традиционно приберегают для взаимодействия с Китаем.
Даже сейчас, когда Британия настраивается на более реалистические и взаимовыгодные отношения с Россией, все еще может обернуться иначе. Неуверенное сближение России и Запада по сирийскому вопросу может сорваться — по крайней мере, в том, что касается Британии. Сэр Роберт Оуэн (Robert Owen), который руководил долгое время откладывавшимся расследованием гибели Литвиненко, собирается в следующем месяце представить Парламенту свой долг. От его выводов о причастности (или непричастности) российского государства к этому преступлению будет во многом зависеть, можем ли мы надеяться на оттепель.
