«Единорог из-за собственной горячности и неспособности справиться с исступленным восторгом, который вызывают у него девы, забывает о своей свирепости и неукротимости. Он доверчиво приближается к сидящей девице и засыпает на ее коленях. Именно так становится он добычей охотников».
Леонардо да Винчи (1452 — 1519)
В 1479 году Леонардо да Винчи написал портрет сидящей молодой женщины, у ног которой расположился единорог. Белый конь с рогом в самом центре лба. Легенда гласит, что единороги — символы целомудрия. Они преобразуют нечистую, мерзкую сущность в бриллианты и свет. Именно поэтому единороги приближаются только к девственницам. Искусствоведы объясняют, что да Винчи использует здесь единорога, чтобы указать на менее очевидное: на то, что сидящая девица чиста. И целомудренна. Но что происходит с единорогом, когда девушка перестает таковой быть?
Когда в 2013 году Эйлин Ли (Aileen Lee), основатель компании венчурного капитала Cowboy Ventures, впервые употребила этот термин для классификации всех стартапов с оценкой свыше одного миллиарда долларов (примерно 950 миллионов евро), она, вероятно, даже не представляла, что небольшой клуб редких стартапов — столь же редких, как и сами единороги — за два года вырастет до 145 членов (если считать только те компании, которые еще не вышли на биржу). Для составления своего первоначального списка Эйлин Ли взяла за основу три предпосылки: основным направлением бизнеса компании должен быть интернет, компания должна быть создана после 2003 года и достичь повышения стоимости за счет частных инвестиций или финансовых рынков. Facebook был «суперединорогом», стоимость которого в то время оценивалась в 122 миллиарда долларов. Чистая магия для Марка Цукерберга.
Но перейдем от мифологии к подсчетам. По данным CB Insights, в 2014 году к клубу присоединилось 47 не торгующих на бирже единорогов, тогда как в 2013 году таковых было восемь, а в 2012 — семь. В июне 2015 года новыми членами клуба стали 32 новых стартапа (чистых и редких). 145 технологических стартапа стоят в общей сложности около 506 миллиардов долларов, то есть почти 480 миллиардов евро. Их список возглавляет породивший бурную полемику Uber: 51 миллиард долларов — в такую сумму оценивается стартап Трэвиса Каланика (Travis Kalanick), запущенный им в 2009 году в Сан-Франциско (США). Но если вы думаете, что Uber остановился на достигнутом, то сильно ошибаетесь.
Приготовьтесь: недавно Bloomberg объявил о том, что мобильное приложение, через которое пользователи могут связаться с водителями, ведет переговоры по вливанию 2,1 миллиарда долларов инвесторами, которые оценивают компанию в 62,5 миллиарда долларов, примерно 58,5 миллиарда евро. Один только Uber стоит больше, чем все акции, котирующиеся на фондовой бирже Лиссабона, вместе взятые.
Для сравнения: когда Twitter вышел на фондовой рынок в 2013 году, он стоил 14,2 миллиарда, а LinkedIn в 2011 году — 4,3 миллиарда. Даже гигант Facebook стоил в 2012 году 104,2 миллиарда долларов. Если Uber достигнет рекордного значения в 62,5 миллиарда долларов, его стоимость окажется выше, чем у компаний, акции которых котируются на бирже, таких как General Motors.
Рост стоимости — в результате которого Uber смог превзойти предыдущего лидера, китайскую компанию Xiaomi — произошел после раунда инвестиций в примерно один миллиард, в сентябре 2015 года. The Financial Times уже предупреждала о том, что как Uber, так и его конкуренту Lyft следует приготовиться к еще одному инвестиционному раунду, однако тогдашние оценки стоимости были далеки от приведенных нами показателей. Airbnb — третий из самых высоко оцениваемых единорогов в мире — привлекла 100 миллионов долларов инвестиций в ноябре после июньского вливания 1,5 миллиарда. Сейчас компания стоит 25,5 миллиарда долларов, то есть около 24 миллиарда евро. По сообщению Fortune, инвестиционный раунд произошел всего несколько месяцев спустя после того, как стартап во главе с Брайаном Чески (Brian Chesky) завершил «мегараунд» в примерно 1,5 миллиарда долларов. Деньги притягивают деньги?
Цифры обнародованы, и в самом известном частном клубе технологической вселенной в 2015 году появилась наполовину португальская звезда. В марте к «единорогам» примкнула Farfetch — компания, базирующаяся в Великобритании, во главе с португальцем Жозе Невешем (José Neves). Это была первая вступившая в клуб компания португальского происхождения. Между тем, в международной прессе появляется все больше вопросов о недавних оценках компаний. Не являются ли они завышенными? Смогут ли стартапы выйти на биржу? В основе сомнений и страхов по поводу возможного технологического «пузыря» — мы не знаем, будет ли он таким, как в 2000 году, но тем не менее это определенно «пузырь» — вопросы математического свойства: фактурирование, доходы, прибыль. Результаты.
Поскольку стартапы, подобные Uber, Airbnb, Snapchat, Dropbox или Farfetch, не подлежат регулированию со стороны финансовых рынков, от них не требуется обнародование годовых или триместровых результатов. И потому невозможно узнать, покрывают ли счета уже сделанные инвестиции. Стефан Морайш (Stephan Morais), исполнительный директор Caixa Capital (управляющая компания венчурных фондов группы Caixa Geral de Depósitos), объясняет Observador, что мир и в самом деле переживает эпоху «цифровой революции», когда большому проценту населения доступны смартфоны, но что одновременно с этим «наличествует инфляция притока капитала в сектор [технологический], что приводит к более высоким оценкам, которые, в свою очередь, не соответствуют ключевым показателям компаний». То есть результатам.
«Я думаю, что в общем да, налицо переоценка [этих компаний], поскольку между значениями оценок и ключевыми показателями компаний в плане результатов существует большое расхождение. Частные инвесторы и организации ищут инвестиционные решения с более высокой доходностью, но и с более высокими рисками, так как на нынешней стадии процентные ставки достаточно низкие. Происходит перевод инвестиций в альтернативные активы, такие как венчурный капитал, хедж-фонды [слабо регулируемые инвестиционные фонды], среди прочих, что при высоких процентных ставках было бы неестественно», — объясняет Cтефан Морайш.
В июне Wall Street Journal получила доступ к результатам компании Airbnb за третий квартал: 340 миллионов долларов дохода, плюс 2,2 миллиарда долларов через забронированное на сайте жилье. Оценки компании указывали на годовой доход в размере 900 миллионов долларов, без ссылки на прибыль. Wall Street Journal объясняет подобную разницу тем, что компания реинвестирует полученные доходы. В том же издании сообщается, что стартапу грозят операционные убытки в размере 150 миллионов долларов. Если эти прогнозы подтвердятся и с учетом базовой оценки в 25,5 миллиарда, это означает, что за каждый доллар годовой прибыли, инвесторы Airbnb платят 28,33 доллара.
В категории сервисов, к которой относится Airbnb (internet based services), есть только одна американская компания с акциями на бирже, стоимость которой превышает 25,5 миллиарда — Priceline Group. Онлайн-площадка, позволяющая отслеживать скидки для организации путешествий, оценивается в 63,5 миллиарда долларов, тогда как, по прогнозам аналитиков, в 2015 году компания получит по счетам 9,17 миллиарда. Вторая по стоимости в этой категории — китайская Ctrip. com, оцениваемая в 20,44 миллиарда долларов. TripAdvisor, например, оценивается в 11,96 миллиарда.
Продолжая тему экономики совместного потребления, обратимся к Uber. Нам не известны результаты этого стартапа стоимостью в 51 миллиард долларов, правда, в конце прошлого года Business Insider сообщал, что, по оценкам, к концу 2015 года валовый доход компании должен составить 10 миллиардов долларов, что предоставляет компании два миллиарда чистой прибыли (ввиду того, что Uber сохраняет за собой 20% доходов от каждой оказанной услуги). Торгующим на фондовых рынках компаниям, таким как Facebook или Google, до выхода на биржи не удавалось поднять такие капиталы. Социальная сеть Марка Цукерберга, запущенная в 2004 году, набрала 2,43 миллиарда долларов за 11 инвестиционных раундов. Google привлек 26,1 миллиона долларов. И если это явление можно рассматривать как положительный знак для «единорогов», то есть и другие — на противоположной чаше весов.
На 25% ниже. Теперь Snapchat?
Forbes пишет, что большинство «единорогов» в настоящее время теряет свои деньги. Компания Didi Kuaidi, приложение для такси, лидирующее на китайском рынке, стала главным героем крупнейшего инвестиционного раунда с венчурным капиталом во второй половине 2015 года: три миллиарда долларов финансирования (два миллиарда в июле и один в сентябре). Между тем ее глава Чан Вэй (Chang Wei) уже публично заявлял о том, что в ожидания компании не входит получение прибыли в ближайшие три или пять лет. Также и глава американской Jet. com, стоимостью примерно в 1,5 миллиарда, недавно сообщил, что компания «не зарабатывает ни цента» ни в одной из сделок. «Мы все возвращаем потребителям».
Как будто бы слухов о результатах (или их отсутствии) «единорогов» было недостаточно, теперь менеджер по активам Fidelity решила поставить в центр внимания международной прессы Snapchat — стоимость которой оценивается в 16 миллиардов долларов. Равно как и Dropbox c 10 миллиардами. Как? Резко снизив оценку, даваемую акциям каждой из компаний. В мае Snapchat стал четвертым среди самых дорогостоящих «единорогов» на рынке, но несколько месяцев спустя североамериканская финансовая корпорация пересмотрела свое участие в структуре акционеров, снизив стоимость на 25%. Если в июне Fidelity оценивала каждую акцию в 30,72 доллара, в конце сентября этот показатель упал до 22,91. Причины низкой оценки Snapchat не известны, но Financial Times пишет, что стартап во главе с Эваном Шпигелем (Evan Spiegel) пока не нашел «устойчивую бизнес-модель».
Что касается Dropbox, Wall Street Journal объясняет, что стартап Дрю Хьюстона (Drew Houston) страдает от непосредственного сравнения со своим конкурентом, компанией Box, вышедшей на фондовые биржи в декабре и оценивающейся в 1,67 миллиарда долларов, то есть в шесть раз меньше той суммы, что компания ожидает в качестве доходов за 2016 год. Если взять за основу эти цифры, Dropbox, стоимостью около 10 миллиардов долларов, нуждается почти в двух миллиардах дохода, чтобы поддерживать аналогичную оценку на фондовом рынке. По прогнозам, доходы компании в этом году останутся на уровне 500 миллионов долларов. В 2009 году Стив Джобс хотел приобрести Dropbox, но Дрю Хьюстон отклонил это предложение. Цифры, фигурировавшие в оферте, раскрыты не были.
В международной прессе, как кажется, царит единодушие. Да, технологические стартапы переоценены. Да, в секторе раздувается «пузырь». А под «пузырем» подразумевается общая переоценка стоимости активов или компаний. Но нет, мы не знаем, когда он лопнет. Питер Коэн (Peter Cohan), обозреватель Forbes из Entrepreneurs e da Inc и автор нескольких книг о стартапах, высказал в Forbes свое мнение по этому вопросу. Он перечислил четыре признака, позволяющие предвидеть скорый разрыв технологического пузыря. Начинается все с уменьшения числа первичных публичных размещений (сокращенно IPO), а заканчивается тем, что частные компании «в агрессивной форме пытаются подсластить приманку, дабы привлечь новый капитал».
Стефан Морайш поясняет, что рынок выиграл бы, если бы эти компании торговали акциями на бирже. «Тот факт, что эти „единороги“ не желают приступать к IPO, не есть хорошо. Поскольку IPO заставляют компании подвергаться критике со стороны более сильных рынков капитала по сравнению с частными раундами. Это также положительно отражается на рынке, поскольку устанавливает с ним доверительные отношения. Я считаю, что многие из этих оценок объясняются избытком капитала на рынке. Инвесторы готовы идти на большие риски, чтобы обеспечить более высокую доходность», — утверждает Стефан Морайш.
Недавно появившаяся на бирже Square принадлежит к компаниям, которым специализированная международная пресса в последнее время уделяет особое внимание. Стартап Джека Дорси (Jack Dorsey), сооснователя Twitter, запущенный в 2009 году, провел IPO 19 ноября 2015 года. В 2012 году акции были оценены в 11,01 доллара за наименование, а в 2014 году их стоимость выросла до 15,46 доллара. Тем не менее в тот день, когда компания вышла на рынки, 19 ноября, каждая акция стоила 9 долларов. При первом закрытии торгов она стоила 13,07 доллара, поднявшись на 45,22%. Через неделю выросла на 32,22%.
Американская Pure Storage, оцененная в три миллиарда долларов до своего выхода на биржу, дебютировала на рынках 7 октября с 17 долларами за акцию. 2 декабря ценные бумаги компании упали на 18,12%. Джек Дорси один является основателем сразу двух «единорогов». Инвестор Тодд Дагрес (Todd Dagres) из американской Spark Capital сказал The Guardian, что, «если в один прекрасный день вы проснетесь в комнате, полной единорогов, то это потому, что вы все еще грезите. А если вы грезите, то не стоит ожидать, что этот сон продлится долго».
Питер Коэн добавляет, что «для большинства людей сильный рынок IPO имеет решающее значение для привлечения капитала в стартапы. Но то, что случилось с Pure, например, в итоге охладило сердца других быстро растущих компаний, которые, являясь убыточными, могли бы рассматривать IPO [как возможность для привлечения капитала]». Ной Смит (Noah Smith) добавил в своей колонке в Bloomberg, что технологические стартапы являются «большими мечтами», но если они вдруг рассеются, «потеря будет невелика».
Расценивая воздействие на экономику возможного разрыва пузыря как незначительное, профессор Университета Стоуни Брук объясняет, что, если в следующем году сектор настигнет крах, людям не следует сильно беспокоиться. «Ущерб для экономики будет небольшой, если он вообще будет. А технологическая индустрия просто стряхнет пыль со свитера и джинсов и вновь примется за работу», — cчитает он.
Можно ли говорить об очередном пузыре «доткомов» в венчурном капитале?
Мнения разделились, а одно из них, принадлежащее американскому инвестору Марку Кубану (Mark Cuban), носит радикальный характер. Являясь одним из членов жюри Shark Tank, он в своем блоге пишет о том, что пузырь, в котором мы оказываемся в настоящее время, хуже того, что был в 2000 году, ознаменованном разрывом пузыря доткомов, то есть компаний, работающих в интернет-секторе. В том году кризис завершился одной из самых сильных поправок, когда-либо вносимых на международных финансовых рынках, и экономическим спадом в США. Марк Кубан говорит, что сейчас пузырь растет в сфере частных инвестиций — на рынке, где «отсутствуют оценка и ликвидность».
«Люди, которых раньше мы называли мелкими инвесторами или индивидуальными инвесторами, сейчас именуются „ангелами“ [речь идет о бизнес-ангелах]. Ангелы. Почему их называют ангелами? Потому ли, что они исполняют желания?— размышляет инвестор, гарантируя, что у него „нет никаких сомнений“, что в данный момент, с точки зрения сделанных ими инвестиций, эти инвесторы ушли под воду. — Потому что ликвидность нулевая. Никакая. Ноль. Пусто». И добавляет, что орган регулирования североамериканской торговли уже сообщил, «что попросту нет (желания, возможности, пространства) рынка для того, чтобы какой-либо из этих стартапов был допущен на биржу».
Стефан Морайш объясняет, что в настоящее время частные инвестиционные фонды инвестируют настолько масштабно, что создаются неоправданно высокие оценки по сравнению с тем, что дали бы этим компаниям рынки капиталов. «Учредители и нынешние акционеры компаний всегда будут получать капитал от тех, кто готов платить больше. А поскольку у этих институциональных инвестиционных фондов нет особых альтернатив с точки зрения рентабельности, они выделяют инвестиции в эти компании. А это раздувает цены, что в итоге сказывается на менее крупных стартапах, получается эффект домино», — говорит он.
«Почему этот пузырь хуже, чем в 2000 году? Потому что единственное, что может быть хуже рухнувшего рынка с ценными бумагами, это рынок, у которого даже нет ценных бумаг или ликвидности. Если акция какой-нибудь компании стоит столько, сколько за нее кто-либо готов заплатить, сколько стоит акция компании, когда ее даже негде продать?» — спрашивает Марк Кубан. Таллат Махмуд (Tallat Mahmood), инвестор и основатель SkyPanther Capital, пишет в TechCrunch, что, без сомнений, сектор находится в пузыре, однако пока не желает принять тот факт, что он вот-вот лопнет.
«Хорошие времена, переживаемые сектором, становятся все более искусственными», — пишет Таллат. The Guardian добавляет, что в Кремниевой долине уже столько единорогов, что пришлось изобрести еще один термин, «десятироги», т. е. стартапы стоимостью более 10 миллиардов долларов. Стефан Морайш объясняет, что сегодня есть компании, которые представляют собой «не более, чем идею», без тяги, но уже оцениваемые в несколько миллионов. «Это невероятное изобилие, переживаемое рынком альтернативных активов, напоминает мне 2000 год», — признается он.
Между тем есть те, кто считает IPO Square началом конца технологического пузыря. «В случае Square, со вступлением на биржу на глазах у частных инвесторов произошла девальвация инвестиций, и я думаю, что будет еще хуже. То, что уже кажется ужасным, станет настоящим кошмаром», — рассказал The Guardian Сэм Хамаде (Sam Hamadeh), основатель компании PrivCo, занимающейся финансовыми исследованиями, и добавил, что за 25 лет никогда не наблюдал появление такого количества единорогов, как сейчас. Аллан Патрик (Allan Patrick), соучредитель консалтинговой компании в области технологий Broadsight, добавил, что в инвестировании стартапов наблюдался «иррациональный энтузиазм», поскольку ни один из них не «приносит реальных денег. Все они покупают доходы из огромных загашников», — утверждает он.
«Число единорогов является признаком того, что на частных рынках существует пузырь — в эпоху „доткомов“ их было около десяти. Сегодня их уже не счесть. По-моему, это свидетельство того, что эти оценки далеки от реальности, — объясняет Аллан Патрик, который не сомневается в следующем: когда существует пузырь, всегда есть имя, с которым его ассоциируют. — Этот будет называться „единорог“».
Ной Смит (Noah Smith) также пишет, что «почти никто не пострадает» в том случае, если оценки этих стартапов упадут. «Основателям, разумеется, придет непросто», — говорит он, добавляя, что «их имперские мечты обернутся крахом», но во вселенной высокого риска, в которой живут стартапы, это не является неожиданностью.
«Если технологический сектор взорвется, инвестиционным фондам будет нанесен ущерб. Но не слишком большой, потому что они как правило выделяют лишь небольшой процент своих активов на альтернативные инвестиции, такие как венчурный капитал. В худшем случае, их ждет один или два плохих года с точки зрения доходности. И поскольку, как правило, частные инвесторы инвестируют в эти стартапы только косвенным путем, через инвестиционные фонды, то в случае лопнувшего пузыря не слишком пострадают», — сказал он.
Вот почему профессор Университета Стоуни Брук считает, что если пузырь прорвется, это не так серьезно скажется на экономике, как в 2000 году. Потому что ощутимое воздействие падения акций на реальную экономику выражается только в двух формах: влияние на ликвидность (когда компании вынуждены продавать активы, чтобы остаться на плаву) и на благосостояние людей (когда они перестают потреблять ввиду более низких доходов). «Ни один из них на данном этапе не подвержен серьезным рискам», — пишет он.
Берлин, Лондон, Лиссабон. Пузырь добрался и досюда?
Farfetch стала первой португальской компанией в клубе единорогов, но Жозе Невеш не испытывает беспокойства из-за возможного пузыря. В интервью, которое он дал в апреле Observador, предприниматель утверждает, что эти сомнения — в отношении переоценки компании — ему бы только «польстили». «У нас даже нет акций на бирже. Мы никогда не смогли бы создать пузырь, который, воздействуя на кого-то, повлиял бы и на инвесторов. К тому же, инвесторы являются профессионалами в своей области и оценивают компанию на фоне сотен других», — сказал он.
Помимо сайта электронной торговли модной одеждой, пока что ни одна другая компания не собирается в краткосрочной перспективе вступить в частный клуб единорогов. Однако Португалия уже привлекла внимание экосистемы предпринимателей и иностранных инвесторов. В результате переноса Web Summit, крупнейшей конференции по технологиям в Европе, в Лиссабон, португальская столица оказалась под пристальными взглядами международных СМИ. Достаточно посмотреть на недавно сделанное Bloomberg сравнение Лиссабона с Сан-Франциско, чтобы понять, что интерес растет.
Португальский стартап Uniplaces на данный момент может похвастаться самым высоким из объявленных раундов инвестиций серии А: около 22 миллионов евро (24 миллиона долларов), это больше, чем удалось получить Farfetch в эквивалентной раунде (4,5 миллиона долларов в июле 2010 г.), Talkdesk (21 миллион долларов в июне и октябре 2015 года) или Veniam (4,9 миллиона долларов в декабре). Компания, основанная Мигелем Санту Амару (Miguel Santo Amaro), Мариану Костелец (Mariano Kostelec) и Беном Гречем (Ben Grech) в 2012 году, в ходе пяти инвестиционных раундов в сумме получила уже чуть более 27 миллионов евро. Последний, в ноябре 2015 года, возглавил инвестиционный фонт Atomico Никласа Зеннстрема (Niklas Zennström), соучредителя и президента Skype. К нему присоединились португальские компании венчурного капитала Caixa Capital и Shilling Capital Partners, а также британская Octopus Ventures.
По поводу опасений распространения технологического пузыря на Европу и даже Португалию Стефан Морайш говорит, что, если переоценка компаний существует, то в гораздо «меньшем масштабе» и скорее в таких столицах, как Лондон или Берлин. «Скорее даже в Лондоне, ввиду близости американского рынка. Что оказывается еще одной параллелью тому, что произошло в 2000 году. В данный момент, думаю, в остальной Европе не наблюдается такой же ценовой инфляции и таких же высоких оценок», — объяснил Observador глава Caixa Capital.
И если внимательно приглядеться к португальской предпринимательской экосистеме, по словам Стефана Морайша, у крупных инвесторов нет никаких причин для беспокойства. «Я бы не сказал, что в Португалии это является важным аспектом, хотя некоторые люди оспаривают ряд оценок. По сравнению с тем, что происходит в Лондоне или в США, это не такая уж серьезная проблема», — говорит он, добавляя, что окончательное испытание этих стартапов на прочность всегда одно и то же самое: exit, то есть выход на фондовую биржу или переход во владение более крупной компании.
Алешандре Барбоза (Alexandre Barbosa), исполнительный директор компании венчурного капитала Faber Ventures, объясняет, что по самым предварительным раундам у Лиссабона более низкие оценки, чем у Берлина, который, в свою очередь, оценивается ниже, чем Лондон. Последний, между тем, уступает Нью-Йорку или Сан-Франциско. «Но это связано с числом инвесторов, готовых вкладывать средства в этот тип бизнеса, и наличествующим там предложением. В Сан-Франциско есть инвесторы, которые могут себе позволить инвестировать только в те компании, что расположены в шаговой доступности от их офиса. Но это обусловлено тем, что там предложение коренным образом отличается от того, что существует в Европе, а связано это со зрелостью экосистемы», — сообщил он Observador.
Как объясняет Алешандре Барбоза, Лиссабону свойственна довольно молодая экосистема, и компании все еще пребывают на начальных стадиях своего развития, на первых раундах инвестиций, в отличие от Кремниевой долины. «Последнее поколение финансируемых стартапов зародилось три или четыре года назад, и это естественно, что все они пока находятся на первых раундах финансирования. Важно помнить, что компаниям с момента первого финансирования, как правило, требуется от семи до восьми лет для потенциального выхода. Чтобы провести IPO, необходимо около девяти или десяти лет. Экосистема, существующая около трех лет, не может произвести больше, чем то, что есть», — сказал он.
Глава Faber Ventures утверждает, что пока не наблюдал «никакого несбалансированного арбитража оценок» стартапов на ранней стадии в отличие от того, что происходит в компаниях на более поздних стадиях. «И то же самое происходит в Берлине и Лондоне, хотя последний пользуется большей популярностью у инвесторов, которые много инвестируют как на начальных, так и на более поздних стадиях», — сказал он.
Но как объяснить эти многомиллионные оценки компаний, у которых еще нет никаких результатов и которые зачастую представляют собой не более, чем power point? Стефан Морайш объясняет, что главным является потенциал роста компании. Именно на это делают ставку инвесторы. И на основе этого критерия происходит оценка. «Потенциал компании может оправдать ее будущую оценку, даже если она еще не приносит доходов. Одно дело инвестировать в компанию, которая продает лицензии на программное обеспечение по всему миру, а другое — в ресторан для 50 клиентов, например. Последняя никогда не достигнет тех масштабов, на которые потенциально способна компания по программному обеспечению», — объясняет он.
И приводит пример: если инвестор полагает, что в течение 10 лет потратит на инвестиции в конкретную компанию 500 миллионов в год, но на одиннадцатый год рассчитывает заработать на ней 10 миллиардом, значит, он инвестирует в потенциал роста, способный компенсировать затраты. «Потому что ставка делается на компанию, которая еще не материализовалась, но обладает потенциалом для того, чтобы стать компанией с большим оборотом», — замечает глава Caixa Capital.
Согласно Startup Europe Partnership, исследованию, проводимому Microsoft Portugal и Startup Europe, существует 40 португальских стартапов с инвестициями, превышающими один миллион евро, которые в сумме уже получили примерно 155,4 миллионов евро инвестиций венчурного капитала. Девять португальских компаний были приобретены более крупными, в настоящее время 67% их принадлежит компаниям США. В 2015 году Digisfera была приобретена Google, BestTables перешла TripAdvisor, а Flipside стала собственностью Development Seed.
По мере того как цифровая революция продолжает свое движение вперед, над ней витает вопрос. Посмотрите на ваш смартфон и подумайте: сколько приложений можно установить на четырех- или пятидюймовом экране? И в то время как все больше любопытства вызывают причины, по которым эти инвестиционные фонды готовы вкладывать миллиарды долларов в стартапы, бизнес-модели которых еще не в полной мере доказали свою эффективность на рынке, спросим еще раз: сколько нулей помещается в одной единственной идее?
