Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Миграционный кризис в Европе, бегемоты, разгуливающие по Тбилиси, демонстранты, нападающие на женщину-полицейского в Бурунди, — фотографы Reuters рассказывают истории, которые стояли за самыми известными фотографиями года. О том, как может измениться мир, пока срабатывает затвор объектива, и о том, почему нужно приходить первым и уходить последним, — в фотоленте.
© REUTERS / Alkis Konstantinidis
Алкис Константинидис:
Издалека я заметил только, что к берегу движется очередная надувная лодка, набитая мигрантами и беженцами.
Море было спокойным, пассажиры кричали что-то приветственное. Но вдруг, метров за 200 до цели, корма лодки неожиданно сдулась, и люди начали падать в воду.
Радостные крики сменились криками ужаса. Люди отчаянно цеплялись за спасательные круги и за лодку. Те, кто умел плавать, пытались помочь тем, кто не умел.
Кораблекрушение продолжало разворачиваться, люди оказывались все дальше друг от друга, и я старался сфотографировать эту сцену с наиболее разнообразных ракурсов.
Кто-то падал за борт. В другом месте двое мужчин пытались удержать на плаву своего друга. Человек, все еще остававшийся в лодке, поднимал в воздух ребенка. Еще кто-то в изнеможении пытался доплыть до берега. К тонущему судну рвались добровольцы.
В этот напряженный момент я заметил мужчину, который кричал особенно отчаянно и громко, — и сфотографировал его несколько раз.
Позднее, когда он приходил в себя на берегу, я спросил его, откуда он. «Сирия», — ответил мне беженец и направился к добровольцу, державшему ребенка.
Расстояние не позволяло мне рассмотреть картину в подробностях. Только начав обрабатывать снимки, я заметил маленького ребенка на спасательном круге и понял, что кричавший человек пытался удержать над водой не только себя, но и младенца.
Что бы я ни снимал – беспорядки, политические мероприятия или спортивные соревнования — работа учит меня всегда быть настороже и стараться выбирать лучшие кадры.
Эта история показала мне, что катастрофа может произойти в самой спокойной на первый взгляд ситуации.
Вспоминая этот день, я понимаю, что больше всего мне запомнился тот момент, когда я открыл снимки на своем ноутбуке и увидел ребенка, который казался мирно спящим. Я вздрогнул. Он как будто дремал в своей кроватке под колыбельную.
Издалека я заметил только, что к берегу движется очередная надувная лодка, набитая мигрантами и беженцами.
Море было спокойным, пассажиры кричали что-то приветственное. Но вдруг, метров за 200 до цели, корма лодки неожиданно сдулась, и люди начали падать в воду.
Радостные крики сменились криками ужаса. Люди отчаянно цеплялись за спасательные круги и за лодку. Те, кто умел плавать, пытались помочь тем, кто не умел.
Кораблекрушение продолжало разворачиваться, люди оказывались все дальше друг от друга, и я старался сфотографировать эту сцену с наиболее разнообразных ракурсов.
Кто-то падал за борт. В другом месте двое мужчин пытались удержать на плаву своего друга. Человек, все еще остававшийся в лодке, поднимал в воздух ребенка. Еще кто-то в изнеможении пытался доплыть до берега. К тонущему судну рвались добровольцы.
В этот напряженный момент я заметил мужчину, который кричал особенно отчаянно и громко, — и сфотографировал его несколько раз.
Позднее, когда он приходил в себя на берегу, я спросил его, откуда он. «Сирия», — ответил мне беженец и направился к добровольцу, державшему ребенка.
Расстояние не позволяло мне рассмотреть картину в подробностях. Только начав обрабатывать снимки, я заметил маленького ребенка на спасательном круге и понял, что кричавший человек пытался удержать над водой не только себя, но и младенца.
Что бы я ни снимал – беспорядки, политические мероприятия или спортивные соревнования — работа учит меня всегда быть настороже и стараться выбирать лучшие кадры.
Эта история показала мне, что катастрофа может произойти в самой спокойной на первый взгляд ситуации.
Вспоминая этот день, я понимаю, что больше всего мне запомнился тот момент, когда я открыл снимки на своем ноутбуке и увидел ребенка, который казался мирно спящим. Я вздрогнул. Он как будто дремал в своей кроватке под колыбельную.
© REUTERS / Soe Zeya Tun
Со Зея Тун (Soe Zeya Tun):
Это фотография группы мигрантов — рохинджа и бангладешцев – с лодки, на борту которой находились 734 человека. Они были спасены у южного побережья Мьянмы. Эти люди пробыли в море больше двух месяцев, и в конце путешествия им не хватало еды и воды.
Мьянманская полиция держала примерно 400 из них в складском помещении. Спасли их днем раньше, однако женщин, детей и часть мужчин сразу же перевезли в другое место, а большинство мужчин оставили там.
Ни представителей Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, ни людей из других помогающих беженцам служб рядом с ними я не видел.
Прямо перед тем, как я сделал этот снимок, небо разверзлось и начался мусонный ливень. Беженцы боролись друг с другом в попытках набрать воды в бутылки и плошки.
Власти сперва не хотели пускать нас к ним, однако, когда наступило утро и полил дождь, мы смогли попасть к складу, чтобы сделать фотографии и поговорить с мигрантами.
Вскоре после этого мигрантов погрузили в автобусы и грузовики и увезли в лагерь, где их уже ждали сотрудники международных служб.
У меня случались долгие и трудные командировки, во время которых толком не удавалось помыться по несколько дней. Но этим людям пришлось провести месяцы почти без воды.
Все они выглядели очень грязными. В море они, вероятно, практически не мылись.
Я буквально видел, как важно для них было наконец напиться и умыться даже тем количеством дождевой воды, которое они могли набрать.
Это фотография группы мигрантов — рохинджа и бангладешцев – с лодки, на борту которой находились 734 человека. Они были спасены у южного побережья Мьянмы. Эти люди пробыли в море больше двух месяцев, и в конце путешествия им не хватало еды и воды.
Мьянманская полиция держала примерно 400 из них в складском помещении. Спасли их днем раньше, однако женщин, детей и часть мужчин сразу же перевезли в другое место, а большинство мужчин оставили там.
Ни представителей Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, ни людей из других помогающих беженцам служб рядом с ними я не видел.
Прямо перед тем, как я сделал этот снимок, небо разверзлось и начался мусонный ливень. Беженцы боролись друг с другом в попытках набрать воды в бутылки и плошки.
Власти сперва не хотели пускать нас к ним, однако, когда наступило утро и полил дождь, мы смогли попасть к складу, чтобы сделать фотографии и поговорить с мигрантами.
Вскоре после этого мигрантов погрузили в автобусы и грузовики и увезли в лагерь, где их уже ждали сотрудники международных служб.
У меня случались долгие и трудные командировки, во время которых толком не удавалось помыться по несколько дней. Но этим людям пришлось провести месяцы почти без воды.
Все они выглядели очень грязными. В море они, вероятно, практически не мылись.
Я буквально видел, как важно для них было наконец напиться и умыться даже тем количеством дождевой воды, которое они могли набрать.
© REUTERS / Beso Gulashvili
Бесо Гулашвили:
Наводнение унесло жизни 12 человек и частично разрушило тбилисский зоопарк, убив десятки животных и выпустив из клеток более 30 зверей, среди которых были тигры, львы и медведи.
Я никогда не видел в столице Грузии ничего подобного тому, что творилось в ней этой июньской ночью.
Среди сбежавших из зоопарка животных были редкие белые львята и шесть волков – они забрели на территорию детской больницы.
Зоопарк находится прямо в центре города – между зданиями национальной вещательной компании и Тбилисского государственного университета.
Ливни превратили протекающая неподалеку от зоопарка реку Вере в бурный поток, который смывал здания, машины и дороги.
Огромное количество грязи и мусора у меня под ногами сильно мешало двигаться и фотографировать.
Я был на месте в 23:30. Этот кадр был снят в шесть утра – моя карта памяти к тому моменту уже заполнилась, и на ней оставалось место всего для пары снимков.
За все время работы фотографом я ни разу до этого не оказывался в ситуации, когда мне пришлось бы работать с животными. Обычно мне было нужно договариваться только с людьми.
Когда я фотографировал Беги – как я выяснил позднее, так звали гиппопотама, — я улыбался.
За два дня до наводнения я покупал в этом магазине часы для моей 14-летней дочери. Теперь перед ним стоял бегемот.
Если бы Беги решил на меня напасть, у меня был бы только один путь отхода – причем неудобный. Вокруг почти не было людей – полиция закрыла доступ в район.
Между мной и гиппопотамом было примерно 25 метров. Я понимал, что даже такому могучему животному, как он, вряд ли будет легко двигаться в этой грязи.
Я также был уверен, что в случае нападения вооруженные полицейские меня защитят.
Теперь Беги стал, вероятно, самым известным в мире бегемотом.
Наводнение унесло жизни 12 человек и частично разрушило тбилисский зоопарк, убив десятки животных и выпустив из клеток более 30 зверей, среди которых были тигры, львы и медведи.
Я никогда не видел в столице Грузии ничего подобного тому, что творилось в ней этой июньской ночью.
Среди сбежавших из зоопарка животных были редкие белые львята и шесть волков – они забрели на территорию детской больницы.
Зоопарк находится прямо в центре города – между зданиями национальной вещательной компании и Тбилисского государственного университета.
Ливни превратили протекающая неподалеку от зоопарка реку Вере в бурный поток, который смывал здания, машины и дороги.
Огромное количество грязи и мусора у меня под ногами сильно мешало двигаться и фотографировать.
Я был на месте в 23:30. Этот кадр был снят в шесть утра – моя карта памяти к тому моменту уже заполнилась, и на ней оставалось место всего для пары снимков.
За все время работы фотографом я ни разу до этого не оказывался в ситуации, когда мне пришлось бы работать с животными. Обычно мне было нужно договариваться только с людьми.
Когда я фотографировал Беги – как я выяснил позднее, так звали гиппопотама, — я улыбался.
За два дня до наводнения я покупал в этом магазине часы для моей 14-летней дочери. Теперь перед ним стоял бегемот.
Если бы Беги решил на меня напасть, у меня был бы только один путь отхода – причем неудобный. Вокруг почти не было людей – полиция закрыла доступ в район.
Между мной и гиппопотамом было примерно 25 метров. Я понимал, что даже такому могучему животному, как он, вряд ли будет легко двигаться в этой грязи.
Я также был уверен, что в случае нападения вооруженные полицейские меня защитят.
Теперь Беги стал, вероятно, самым известным в мире бегемотом.
© REUTERS / Bassam Khabieh
Бассам Хабие (Bassam Khabieh):
Я освещал приезд конвоя Сирийского Красного полумесяца в расположенный в окрестностях Дамаска район Восточная Гута. Конвой вез лекарства и грузы, необходимые для оказания психологической помощи пострадавшим от войны детям.
Каждый раз, когда гуманитарные конвои приходили в Восточную Гуту, дети собирались вокруг и радовались еде и лекарствам. Когда я бывал там, дети просили меня их сфотографировать и показать им их изображения на экране.
Перед взрывом снаряда я сидел на краю тротуара и отдыхал. Дети собрались вокруг меня, чтобы я мог делать снимки.
Сперва я сфотографировал Газаль. Она была так рада увидеть себя на экране! Ее сестра Джуди, стоявшая рядом с маленькой Сухайр на руках, попросила меня снять, как она целует младенца.
Пока я фотографировал, ряд с машинами нашего конвоя упал снаряд. Дети принялись кричать и плакать, все вокруг было в пыли и в крови. Взрывом убило женщину-волонтера Красного полумесяца. Несколько человек были ранены.
Напуганные дети рыдали и вопили. Особенно их ужаснул вид одной из женщин-волонтеров, которую ранило в голову.
Когда снимаешь нечто подобное, сталкиваешься с обычными для работы на войне трудностями. Я знал, что через несколько минут может взорваться еще один снаряд. Так и произошло – только приземлился он чуть поодаль.
Что делать в такой ситуации – бежать, как все, в ближайший дом или магазин, чтобы укрыться? Помогать уносить раненых? Просто фотографировать, пока раненых переносят в машины «скорой помощи»? Успокаивать кричащих детей? Не выдержать и расплакаться от всего происходящего?
На все эти вопросы нужно ответить буквально за секунды – перед тем, как сделаешь снимок.
Эта фотография — момент, когда я впервые увидел, как невинный детский смех превращается в слезы и в крики ужаса.
За несколько секунд до взрыва дети весело смотрели на меня и готовились фотографироваться. Это был очень печальный момент: я прильнул к видоискателю, чтобы снять смеющихся детей, а сделав снимок, увидел, как эти же дети в ужасе бегут прочь.
Чтобы жизнь превратилась в кровь и пепел, нужно всего несколько секунд.
Я освещал приезд конвоя Сирийского Красного полумесяца в расположенный в окрестностях Дамаска район Восточная Гута. Конвой вез лекарства и грузы, необходимые для оказания психологической помощи пострадавшим от войны детям.
Каждый раз, когда гуманитарные конвои приходили в Восточную Гуту, дети собирались вокруг и радовались еде и лекарствам. Когда я бывал там, дети просили меня их сфотографировать и показать им их изображения на экране.
Перед взрывом снаряда я сидел на краю тротуара и отдыхал. Дети собрались вокруг меня, чтобы я мог делать снимки.
Сперва я сфотографировал Газаль. Она была так рада увидеть себя на экране! Ее сестра Джуди, стоявшая рядом с маленькой Сухайр на руках, попросила меня снять, как она целует младенца.
Пока я фотографировал, ряд с машинами нашего конвоя упал снаряд. Дети принялись кричать и плакать, все вокруг было в пыли и в крови. Взрывом убило женщину-волонтера Красного полумесяца. Несколько человек были ранены.
Напуганные дети рыдали и вопили. Особенно их ужаснул вид одной из женщин-волонтеров, которую ранило в голову.
Когда снимаешь нечто подобное, сталкиваешься с обычными для работы на войне трудностями. Я знал, что через несколько минут может взорваться еще один снаряд. Так и произошло – только приземлился он чуть поодаль.
Что делать в такой ситуации – бежать, как все, в ближайший дом или магазин, чтобы укрыться? Помогать уносить раненых? Просто фотографировать, пока раненых переносят в машины «скорой помощи»? Успокаивать кричащих детей? Не выдержать и расплакаться от всего происходящего?
На все эти вопросы нужно ответить буквально за секунды – перед тем, как сделаешь снимок.
Эта фотография — момент, когда я впервые увидел, как невинный детский смех превращается в слезы и в крики ужаса.
За несколько секунд до взрыва дети весело смотрели на меня и готовились фотографироваться. Это был очень печальный момент: я прильнул к видоискателю, чтобы снять смеющихся детей, а сделав снимок, увидел, как эти же дети в ужасе бегут прочь.
Чтобы жизнь превратилась в кровь и пепел, нужно всего несколько секунд.
© REUTERS / Mohamad Torokman
Мохамед Торокман (Mohamed Torokman):
В деревне Наби-Салех, расположенной неподалеку от Рамаллы на Западном берегу, уже час шла еженедельная акция протеста против еврейских поселений.
Неожиданно попытка палестинцев помешать израильскому солдату задержать мальчика переросла в настоящую драку.
Это произошло внезапно, и я бросился со своей камерой к месту конфликта, чтобы получить хорошую картинку.
Главная трудность заключалась в том, чтобы не упустить ни одного сильного кадра.
Я полностью сфокусировался на происходящем и больше ни на что не отвлекался.
Фотографу нужно быть терпеливым и ловить самые интересные кадры. Что бы ты ни снимал, может пройти не один час, пока представится возможность снять что-то стоящее – но при этом нужный момент может наступить в любое время.
Нужно не упускать шансы и не пропускать возможность поймать тот самый эпизод, который лучше всего характеризует разворачивающуюся на твоих глазах историю.
В деревне Наби-Салех, расположенной неподалеку от Рамаллы на Западном берегу, уже час шла еженедельная акция протеста против еврейских поселений.
Неожиданно попытка палестинцев помешать израильскому солдату задержать мальчика переросла в настоящую драку.
Это произошло внезапно, и я бросился со своей камерой к месту конфликта, чтобы получить хорошую картинку.
Главная трудность заключалась в том, чтобы не упустить ни одного сильного кадра.
Я полностью сфокусировался на происходящем и больше ни на что не отвлекался.
Фотографу нужно быть терпеливым и ловить самые интересные кадры. Что бы ты ни снимал, может пройти не один час, пока представится возможность снять что-то стоящее – но при этом нужный момент может наступить в любое время.
Нужно не упускать шансы и не пропускать возможность поймать тот самый эпизод, который лучше всего характеризует разворачивающуюся на твоих глазах историю.
© REUTERS / Goran Tomasevic
Горан Томашевич (Goran Tomasevic):
Я отправился в Бурунди снимать демонстрации против президента Пьера Нкурунзизы (Pierre Nkurunziza), выставившего свою кандидатуру на третий срок. Выборы должны были состояться в следующем месяце.
Инцидент, который я сфотографировал, произошел в Бутерере, пригороде Бужумбуры, столицы Бурунди. Там постоянно проходили митинги. Однажды демонстранты принялись бросать камни в группу полицейских, и те побежали.
Женщина-полицейский на фотографии – 33-летняя Медикинтос Инабеза (Medikintos Inabeza) – замешкалась, и демонстранты начали ее бить, говоря, что она выстрелила одной из участниц протестов в живот из AK-47. Я ничего такого не видел.
Сперва женщину избивали меньше десятка демонстрантов, но потом к ним присоединились другие. В какой-то момент ее окружали 20 или 30 человек. Ее сильно били руками и ногами, я также видел у некоторых протестующих ножи. Мне показалось, что ее сейчас убьют. Толпа была очень агрессивна.
Больше всего меня поразило, что остальные полицейские бросили ее, когда в них полетели камни. Возможно, они слишком испугались. Спасти ее пытались только двое полицейских и один из демонстрантов.
Все это продолжалось 20 или 30 минут. Потом митингующие отпустили женщину, передав ее отряду полиции. Я так и не понял, почему они это сделали.
Я был единственным фотографом, который находился на месте происшествия. До этого и протестующие, и полиция относились ко мне дружелюбно. Теперь ситуация мне показалась взрывоопасной.
Я уже видел разъяренные толпы до этого, но ни с чем подобным никогда не сталкивался. Фотографии иногда бывают красноречивее слов – и это как раз такой случай.
Я отправился в Бурунди снимать демонстрации против президента Пьера Нкурунзизы (Pierre Nkurunziza), выставившего свою кандидатуру на третий срок. Выборы должны были состояться в следующем месяце.
Инцидент, который я сфотографировал, произошел в Бутерере, пригороде Бужумбуры, столицы Бурунди. Там постоянно проходили митинги. Однажды демонстранты принялись бросать камни в группу полицейских, и те побежали.
Женщина-полицейский на фотографии – 33-летняя Медикинтос Инабеза (Medikintos Inabeza) – замешкалась, и демонстранты начали ее бить, говоря, что она выстрелила одной из участниц протестов в живот из AK-47. Я ничего такого не видел.
Сперва женщину избивали меньше десятка демонстрантов, но потом к ним присоединились другие. В какой-то момент ее окружали 20 или 30 человек. Ее сильно били руками и ногами, я также видел у некоторых протестующих ножи. Мне показалось, что ее сейчас убьют. Толпа была очень агрессивна.
Больше всего меня поразило, что остальные полицейские бросили ее, когда в них полетели камни. Возможно, они слишком испугались. Спасти ее пытались только двое полицейских и один из демонстрантов.
Все это продолжалось 20 или 30 минут. Потом митингующие отпустили женщину, передав ее отряду полиции. Я так и не понял, почему они это сделали.
Я был единственным фотографом, который находился на месте происшествия. До этого и протестующие, и полиция относились ко мне дружелюбно. Теперь ситуация мне показалась взрывоопасной.
Я уже видел разъяренные толпы до этого, но ни с чем подобным никогда не сталкивался. Фотографии иногда бывают красноречивее слов – и это как раз такой случай.
© REUTERS / Mussa Qawasma
Муса Кавасма (Mussa Qawasma):
Я и раньше видел, как убивают людей. Но эта смерть выглядела особенно жестокой и ужасной.
На оккупированном Израилем Западном берегу палестинский грузовик раздавил израильского водителя, который бил дубинкой палестинских демонстрантов на обочине дороги. Израильская полиция утверждает, что погибший остановил свою машину, после того, как в нее начали бросать камнями.
Водитель палестинского грузовика, по которому израильтянин ударил дубинкой, позднее сдался палестинской полиции, отказывающейся сейчас комментировать случившееся. Израильская полиция заявила, что пока неизвестно, был ли погибший сбит преднамеренно.
Я помню, как это происходило. Обстановка была напряженной, в воздухе чувствовались страх и опасность. Я старался медленно дышать, чтобы успокоить нервы.
Я снимал все: как в израильские машины летели камни, как поселенец выскочил со своей дубинкой – и как его сбил грузовик. Я даже не думал о том, чтобы прекратить съемку, хотя то, что я видел, выглядело шокирующе.
Я никогда не ожидал, что буду снимать, как человека давят колеса грузовика. Гибель этого поселенца меня сильно расстроила.
Поймать момент, который никогда больше не повторится, — главное для фотожурналиста. Хорошо, что я, несмотря на шок, сумел взять себя в руки и сделать свою работу фотографа – то есть рассказать историю.
Мне очень помог мой предыдущий опыт. Я понимал, во-первых, что нельзя думать о том, что сейчас происходит у тебя на глазах, а во-вторых, что нельзя медлить – нужно просто нацелить камеру и делать свою работу. Подумать можно будет потом – для этого будет сколько угодно времени.
Этот день напомнил мне, что на глазах у фотографа может произойти что угодно. Я не ожидал, что будет убит израильский поселенец.
Я никогда не думал, что сфотографирую что-то подобное.
Я и раньше видел, как убивают людей. Но эта смерть выглядела особенно жестокой и ужасной.
На оккупированном Израилем Западном берегу палестинский грузовик раздавил израильского водителя, который бил дубинкой палестинских демонстрантов на обочине дороги. Израильская полиция утверждает, что погибший остановил свою машину, после того, как в нее начали бросать камнями.
Водитель палестинского грузовика, по которому израильтянин ударил дубинкой, позднее сдался палестинской полиции, отказывающейся сейчас комментировать случившееся. Израильская полиция заявила, что пока неизвестно, был ли погибший сбит преднамеренно.
Я помню, как это происходило. Обстановка была напряженной, в воздухе чувствовались страх и опасность. Я старался медленно дышать, чтобы успокоить нервы.
Я снимал все: как в израильские машины летели камни, как поселенец выскочил со своей дубинкой – и как его сбил грузовик. Я даже не думал о том, чтобы прекратить съемку, хотя то, что я видел, выглядело шокирующе.
Я никогда не ожидал, что буду снимать, как человека давят колеса грузовика. Гибель этого поселенца меня сильно расстроила.
Поймать момент, который никогда больше не повторится, — главное для фотожурналиста. Хорошо, что я, несмотря на шок, сумел взять себя в руки и сделать свою работу фотографа – то есть рассказать историю.
Мне очень помог мой предыдущий опыт. Я понимал, во-первых, что нельзя думать о том, что сейчас происходит у тебя на глазах, а во-вторых, что нельзя медлить – нужно просто нацелить камеру и делать свою работу. Подумать можно будет потом – для этого будет сколько угодно времени.
Этот день напомнил мне, что на глазах у фотографа может произойти что угодно. Я не ожидал, что будет убит израильский поселенец.
Я никогда не думал, что сфотографирую что-то подобное.
© REUTERS / Marko Djurica
Марко Джурица (Marko Djurica):
Оператор подставила мигранту подножку. Я не поверил своим глазам.
На большом поле под венгерской деревней Реске полиция устроила сборный пункт для мигрантов, двигавшихся в Венгрию через границу с Сербией.
Там мигранты должны были ждать автобусов, чтобы отправиться в регистрационные лагеря.
Ближайший лагерь оказался переполнен, поэтому автобусы так и не приехали. Прождав больше суток, мигранты начали требовать, чтобы их отпустили. Их была примерно тысяча, а охранявших их венгерских полицейских – не больше 50.
Небольшая группка сирийцев сообщила мне, что мигранты собираются бежать через 15 минут и что им нужно, чтобы вокруг было как можно больше журналистов: они боялись, что полиция будет их бить. Мы с коллегами из Reuters смотрели и ждали.
Через 15 минут кто-то скомандовал: «Yalla shabab!» («Вперед!») — и мигранты бросились врассыпную. Полицию это застало врасплох, и она не смогла их остановить. Я нацепил на шею фотоаппарат с открытым объективом и тоже побежал.
Я увидел, как мужчина с ребенком на руках убегает от полицейского. Он пробежал примерно 15 метров, полицейский схватил его за куртку, он начал кричать, а ребенок расплакался. Через пару секунд молодой полицейский его отпустил.
Мигрант снова побежал, но вдруг метров через пять неожиданно упал прямо на ребенка. К счастью, ни он, ни ребенок не пострадали.
Я помню, как вскоре после этого сидел с телефоном в гостинице в Сегеде и смотрел в новостях видеозапись этого инцидента, сделанную в низком качестве с другой точки.
У меня в ноутбуке были снимки всех ключевых моментов. Я сразу же отправил их в редакцию.
История вышла громкая, шум продолжался много дней, мои фотографии везде перепечатывали. Reuters оказался единственным, у кого были снимки этого эпизода.
Оператор подставила мигранту подножку. Я не поверил своим глазам.
На большом поле под венгерской деревней Реске полиция устроила сборный пункт для мигрантов, двигавшихся в Венгрию через границу с Сербией.
Там мигранты должны были ждать автобусов, чтобы отправиться в регистрационные лагеря.
Ближайший лагерь оказался переполнен, поэтому автобусы так и не приехали. Прождав больше суток, мигранты начали требовать, чтобы их отпустили. Их была примерно тысяча, а охранявших их венгерских полицейских – не больше 50.
Небольшая группка сирийцев сообщила мне, что мигранты собираются бежать через 15 минут и что им нужно, чтобы вокруг было как можно больше журналистов: они боялись, что полиция будет их бить. Мы с коллегами из Reuters смотрели и ждали.
Через 15 минут кто-то скомандовал: «Yalla shabab!» («Вперед!») — и мигранты бросились врассыпную. Полицию это застало врасплох, и она не смогла их остановить. Я нацепил на шею фотоаппарат с открытым объективом и тоже побежал.
Я увидел, как мужчина с ребенком на руках убегает от полицейского. Он пробежал примерно 15 метров, полицейский схватил его за куртку, он начал кричать, а ребенок расплакался. Через пару секунд молодой полицейский его отпустил.
Мигрант снова побежал, но вдруг метров через пять неожиданно упал прямо на ребенка. К счастью, ни он, ни ребенок не пострадали.
Я помню, как вскоре после этого сидел с телефоном в гостинице в Сегеде и смотрел в новостях видеозапись этого инцидента, сделанную в низком качестве с другой точки.
У меня в ноутбуке были снимки всех ключевых моментов. Я сразу же отправил их в редакцию.
История вышла громкая, шум продолжался много дней, мои фотографии везде перепечатывали. Reuters оказался единственным, у кого были снимки этого эпизода.
© REUTERS / Gleb Garanich
Глеб Гаранич:
Мы со съемочной группой Reuters TV возвращались с передовой у Дебальцево, когда мой коллега увидел в «Твиттере» запись об артобстреле города Краматорска на востоке Украины — и мы решили туда поехать.
Мы прибыли на место меньше, чем через час после взрыва, убившего трех и ранившего пятнадцать человек. Первым, что мы увидели, была лежащая на земле мертвая женщина. Она лежала так не меньше получаса. Снимая этот кадр, я хотел передать обыденность творящегося здесь ужаса.
Местные жители просто проходили мимо, почти не реагируя на происходящее. Потом один прохожий принес какую-то тряпку и прикрыл тело.
Затем появился муж. Он искал ее, звонил, но нигде не нашел. Он вернулся домой, но не нашел ее и там. Потом он пришел туда, где мы находились, и увидел ее на земле.
Он принялся искать «скорую помощь», милицейскую машину – кого-нибудь, кто мог бы забрать тело. Не знаю, что было потом – нам нужно было снимать другие места обстрелов и других убитых и раненых.
Мы пробыли там 45 минут. Первые полчаса нам не мешали ни местные жители, ни власти, но затем ситуация осложнилась. Люди там могут агрессивно относиться к журналистам. Это встречается почти повсеместно, особенно после обстрелов. Сидение под землей, без пищи озлобляет.
Люди все время командуют: «Здесь не снимайте, там снимайте». «Где вы были, когда в нас стреляли?» — спрашивают они.
Мне очень трудно освещать войну в собственной стране. Я родился в России, а моя жена – с запада Украины. Мои дети знают оба языка. Я никогда не мог представить себе, что однажды здесь начнется война.
Мы со съемочной группой Reuters TV возвращались с передовой у Дебальцево, когда мой коллега увидел в «Твиттере» запись об артобстреле города Краматорска на востоке Украины — и мы решили туда поехать.
Мы прибыли на место меньше, чем через час после взрыва, убившего трех и ранившего пятнадцать человек. Первым, что мы увидели, была лежащая на земле мертвая женщина. Она лежала так не меньше получаса. Снимая этот кадр, я хотел передать обыденность творящегося здесь ужаса.
Местные жители просто проходили мимо, почти не реагируя на происходящее. Потом один прохожий принес какую-то тряпку и прикрыл тело.
Затем появился муж. Он искал ее, звонил, но нигде не нашел. Он вернулся домой, но не нашел ее и там. Потом он пришел туда, где мы находились, и увидел ее на земле.
Он принялся искать «скорую помощь», милицейскую машину – кого-нибудь, кто мог бы забрать тело. Не знаю, что было потом – нам нужно было снимать другие места обстрелов и других убитых и раненых.
Мы пробыли там 45 минут. Первые полчаса нам не мешали ни местные жители, ни власти, но затем ситуация осложнилась. Люди там могут агрессивно относиться к журналистам. Это встречается почти повсеместно, особенно после обстрелов. Сидение под землей, без пищи озлобляет.
Люди все время командуют: «Здесь не снимайте, там снимайте». «Где вы были, когда в нас стреляли?» — спрашивают они.
Мне очень трудно освещать войну в собственной стране. Я родился в России, а моя жена – с запада Украины. Мои дети знают оба языка. Я никогда не мог представить себе, что однажды здесь начнется война.
© REUTERS / Stephane Mahe
Стефан Маэ (Stephane Mahe):
Я освещал прибытие глав государств на марш солидарности. После этого я пошел по улицам, забитым толпами людей с плакатами «Я – Шарли», к Площади нации.
День двигался к концу, свет был мягким. Я обходил статую «Триумф Республики», пытаясь поймать в объектив французский флаг и карандаш.
Мне повезло сделать удачный снимок, в котором сочетались хороший свет, энергичный жест гигантским карандашом и интересная группа людей вокруг памятника.
В интернете эту фотографию прозвали «Карандашом, ведущим народ», — по аналогии с известной картиной Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ». Мне такое сравнение кажется, безусловно, интересным, и это, разумеется, был исторический марш, но я все равно удивлен, что именно моя фотография стала символом этого дня.
Я освещал прибытие глав государств на марш солидарности. После этого я пошел по улицам, забитым толпами людей с плакатами «Я – Шарли», к Площади нации.
День двигался к концу, свет был мягким. Я обходил статую «Триумф Республики», пытаясь поймать в объектив французский флаг и карандаш.
Мне повезло сделать удачный снимок, в котором сочетались хороший свет, энергичный жест гигантским карандашом и интересная группа людей вокруг памятника.
В интернете эту фотографию прозвали «Карандашом, ведущим народ», — по аналогии с известной картиной Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ». Мне такое сравнение кажется, безусловно, интересным, и это, разумеется, был исторический марш, но я все равно удивлен, что именно моя фотография стала символом этого дня.
© REUTERS / Carlos Barria
Карлос Барриа (Carlos Barria):
Соединенные Штаты и другие мировые державы больше десяти лет проводили с Ираном переговоры о его ядерной программе.
Представители сторон провели вместе тысячи часов, обсуждая пути выхода из сложившейся ситуации. Запад считает, что, если у Ирана появится возможность создать ядерную бомбу, возникнет угроза для мировой стабильности.
Последний этап переговоров проходил в Вене. Я приехал туда с госсекретарем Джоном Керри. Прессу практически не допускали на встречи, однако мы могли зарегистрироваться и фотографировать минуту или две.
Я просидел в ожидании в палатке для журналистов у гостиницы, в которой проходила встреча, 19 дней.
Самое трудное в условиях такого жесткого регулирования – получать каждый день новую картинку. Дело в том, что каждый раз снимать приходилось примерно одно и то же – людей за столом.
Я всегда заранее думал, что нового я могу снять.
14 июля министры иностранных дел Соединенных Штатов, Ирана, Китая, России, Британии, Германии, Франции и Европейского Союза поднялись на сцену и рассказали миру об историческом соглашении. В здании ООН собрались сотни журналистов со всех концов планеты, чтобы поучаствовать в пресс-конференции и сделать фотографии.
Когда церемония закончилась, и мои коллеги-журналисты бросились пересылать свои фотографии и записи, я решил задержаться. Через несколько секунд после того, как ушли министры, на сцену вышел человек и начал убирать флаги.
Я пересек опустевший зал и стал ждать, когда он займется двумя последними флагами. Он взял иранский флаг и понес его мимо американского.
Именно чего-то подобного я и ждал: кадр из-за сцены, вне сценария. Когда я понял, что я один, я осознал, что у меня теперь есть интересный снимок, которого нет больше ни у кого.
Урок: приходи первым, уходи последним.
Соединенные Штаты и другие мировые державы больше десяти лет проводили с Ираном переговоры о его ядерной программе.
Представители сторон провели вместе тысячи часов, обсуждая пути выхода из сложившейся ситуации. Запад считает, что, если у Ирана появится возможность создать ядерную бомбу, возникнет угроза для мировой стабильности.
Последний этап переговоров проходил в Вене. Я приехал туда с госсекретарем Джоном Керри. Прессу практически не допускали на встречи, однако мы могли зарегистрироваться и фотографировать минуту или две.
Я просидел в ожидании в палатке для журналистов у гостиницы, в которой проходила встреча, 19 дней.
Самое трудное в условиях такого жесткого регулирования – получать каждый день новую картинку. Дело в том, что каждый раз снимать приходилось примерно одно и то же – людей за столом.
Я всегда заранее думал, что нового я могу снять.
14 июля министры иностранных дел Соединенных Штатов, Ирана, Китая, России, Британии, Германии, Франции и Европейского Союза поднялись на сцену и рассказали миру об историческом соглашении. В здании ООН собрались сотни журналистов со всех концов планеты, чтобы поучаствовать в пресс-конференции и сделать фотографии.
Когда церемония закончилась, и мои коллеги-журналисты бросились пересылать свои фотографии и записи, я решил задержаться. Через несколько секунд после того, как ушли министры, на сцену вышел человек и начал убирать флаги.
Я пересек опустевший зал и стал ждать, когда он займется двумя последними флагами. Он взял иранский флаг и понес его мимо американского.
Именно чего-то подобного я и ждал: кадр из-за сцены, вне сценария. Когда я понял, что я один, я осознал, что у меня теперь есть интересный снимок, которого нет больше ни у кого.
Урок: приходи первым, уходи последним.
