Произошедшее в Кельне, где 170 женщин подали заявления о сексуальной агрессии, стало серьезным испытанием для немецкого расового национализма, который оказался под запретом после 1945 года. Этим событиям следует отвести центральное место в рассмотрении вопросов отрицания и запретов (тема достойная Фрейда и Лакана) в тот самый момент, когда на прилавках немецких книжных магазинов появится первое после поражения III Рейха переиздание «Майн кампф».
О Кельне без запретов
Прежде всего, нельзя не отметить чудовищные противоречия феминисток по поводу происшествий в Кельне.
Так, например, глава ассоциации «Не бойтесь феминизма» Анн-Сесиль Мельфер заявила следующее (без шуток): «Националистические манипуляции с преступлениями в Кельне представляют угрозу для женщин».
Вот оно, лицо парижской богемы. Если французский «галл» делает «мачистские» заявления, он — ужасный эксплуататор, которого надо бы отправить на десять лет за решетку. Но если тысяча мигрантов собирается в центре города, как настоящая банда, и совершает преступления, мы имеем дело с националистическими манипуляциями. Неспособность облечь реальность в слова и стремление умолчать о не вписывающихся в представления событиях являются неотъемлемой частью однобокого мышления, которое лишь способствует подъему радикальных настроений в политике.
Кстати говоря, своим позорным поведением Анн-Сесиль Мельфер демонстрирует то, как запреты богемного мышления неотделимы от самого настоящего заговора. Сегодня у нас, как видно, невозможно выступить против тирании меньшинств, признать, что среди мигрантов отбросов, по меньшей мере, столько же, сколько и среди коренного населения, что факт принадлежности к меньшинству не делает из преступника жертву. И если нас что-то к этому подталкивает, виной всему, разумеется, националисты, экстремисты, гомофобы, женоненавистники… Список может меняться по обстоятельствам.
Главная сложность случаев в Кельне и прочих событий заключается в том, чтобы назвать вещи своими именами, нарушить запреты.
Когда совершается теракт во имя Аллаха, у нас нет права сказать, что кровь проливает исламский терроризм (понимаете, это же сделали не мусульмане). Когда, по данным полиции, тысяча арабов и магрибинцев перекрывают целый квартал у Кельнского собора и ловят всех проходящих женщин, у нас, видимо, нет права признать, что в мусульманском представлении женщина без платка — не заслуживающая ни малейшего уважения проститутка.
Но ведь факт налицо: мусульмане в своем большинстве не уважают женщину без платка. Обратное верно лишь в том случае, если они согласились вступить в процесс ассимиляции индоевропейских ценностей.
Кельн и немецкое табу вокруг группового изнасилования
Рассказ Марты Хиллерс «Женщина в Берлине» многое говорит об этой травме, которая долгое время оставалась в тени поражения и преступлений нацизма.
Смешав воедино ясность, цинизм и дотошную точность, Марта Хиллерс рассказывает о каждодневных изнасилованиях так, словно это не она сама была их жертвой. Словно лед, который охватывал ее тело в момент надругательства, перетек на страницы книги.
Изнасилования в Кельне (и других немецких городах), безусловно, перекликаются с этой историей, которая по-прежнему вносит диссонанс в сознание: иностранный оккупант представляет коллективную угрозу для немецких женщин, но обличить его значит встать на один уровень с националистами, что недопустимо.
В Гамбурге было подано 50 заявлений, 38 из них по поводу сексуальной агрессии. В Дюссельдорфе пострадали 40 женщин. Сценарий в большинстве случаев один и тот же: окружают женщин группы арабов и африканцев из 20-30 человек. Не избежали этой участи и Мюнхен, Штутгарт, Берлин, Нюрнберг и Франкфурт.
Колебания немецкого общества видны невооруженным взглядом: осудить преступления, рискуя тем самым пробудить старых демонов, или же не трогать их, закрыв глаза на преступление.
По иронии судьбы, эти серьезные инциденты, которые привели в замешательство полицию, пришлись на период первого с 1945 года переиздания «Майн кампф». Иногда страницы коллективной истории переворачиваются куда более кричащим и полемическим образом, чем нам кажется.
На практике, вопреки распространенным во Франции представлениям, у немцев все далеко не так просто с их нацистским наследием.
Официально все это, разумеется, давняя история. На самом же деле за видимой ширмой спячки немецкого национализма старые демоны всегда готовы пробудиться ото сна. Только наивный глупец поверит, что 20 лет разжигания коллективного эгоизма, которое прочно засело в немецком духе, можно просто так перечеркнуть легким движением пера.
Пока что немецкий национализм образца пост-1945 года проявлял себя лишь косвенным образом. Так, например, одержимость нацистов чистотой нашла отражение в идеологии «зеленых», а антилиберализм населения долгое время проявлялся в антиамериканизме немецких пацифистов. Вопреки мнению французов, после 1945 года подъем немецкого национализма куда отчетливее прослеживается в риторике левых (особенно альтернативных), а не правых (пусть здесь и стоит особо отметить ХСС, рядовой активист которого едва ли сильно отличается от пропагандиста арийской расы образца 1932 года).
Сейчас, когда Германия вновь выпускает в открытую продажу «Майн кампф» и в шоковом состоянии встречает миллион нагрянувших неевропейских мигрантов, перед ней встает следующий вопрос: будет ли немецкий национализм все так же проявлять себя обходными путями или же открыто заявит о себе? Иначе говоря, станут ли происшествия в Кельне началом процесса, который кардинальным образом изменит политический пейзаж, будет способствовать появлению партий вроде ПЕГИДА и «Альтернатива для Германии»?
Ответ мы узнаем уже в ближайшие месяцы. Огромный риск для Европы, которым стало решение Ангелы Меркель пригласить миллионы мигрантов, все явственнее превращается в бомбу замедленного действия для немецкого национализма.
Кельн и французские запреты
События в Кельне отразились не только на Германии. Это касается и французской богемы, которой свойственно отрицать в других то, что она считает очевидным во французах. Так, например, за оглашением участников фестиваля конкурса комиксов в Ангулеме сразу же последовали поспешные и бессовестные обобщения (все эти художники — законченные шовинисты, ясное дело), однако признать женоненавистнический характер мусульманской культуры ни у кого не поворачивается язык.
Причины тому прекрасно известны. Символизирующий большинство белый мужчина неизменно считается виновником всех бед, тогда как магрбинец — бывший житель колонии, он слаб, его ни в коем случае нельзя критиковать. Даже если одинаковые происшествия в целом ряде городов говорят, что речь идет не об отдельно взятом случае, а о коллективном явлении.
Все это, безусловно, поднимает вопрос о возможной реакции на принижение женщины в мусульманской культуре. Суть здесь не в том, что все мусульмане — потенциальные насильники, а том, что у ислама имеется очень серьезная проблема с положением женщины, и ее уже давно пора активно решать.
Эрик Верхаге, основатель компаний Parménide и Triapalio, специалист по философии и истории
