11 февраля 1991 года в небольшом городке Эттенхаузене, расположенном в кантоне Тургау, умерла в весьма преклонном возрасте Галина Дюрягина, которая в период между двумя мировыми войнами под псевдонимом Аля Рахманова имела миллионную читательскую аудиторию после публикации своих дневников периода революции. Она родилась на Урале в 1898 году и выросла в Перми. Ее обучение в основанном в то время Пермском университете было прервано революционными событиями. Галина Дюрягина вместе со своими родителями бежала в Сибирь, где она познакомилась с австрийским военнопленным Арнульфом фон Хойером (Arnulf von Hoyer) и вышла за него замуж. Вскоре у них родился их единственный сын Александр. В 1926 году власти выслали Арнульфа фон Хойера из Советского Союза. Молодая семья сначала обосновалась в Вене, а затем переехала в Зальцбург. Арнульф фон Хойер занимался переводом автобиографических текстов своей жены на немецкий язык.
С помощью таких броских названий своих романов как «Студенты, любовь, ЧК и смерть» (Studenten, Liebe, Tscheka und Tod; 1931) и «Браки среди красной бури» (Ehen im roten Sturm; 1932) Рахманова умело пользовалась как мелодраматическими вкусами того времени, так и царившими в Австрии антикоммунистическими настроениями. Незадолго до окончания войны эта супружеская чета покинула Зальцбург и переехала в Швейцарию. Спустя полвека романы Рахмановой были переизданы. Однако они уже не имели того успеха, который отмечался в прежние времена — Советский Союз в 1980-е годы воспринимался немецкоговорящей публикой уже не как опасный враг, а как новая страна третьего мира. В переменчивой литературной карьере Рахмановой отражается ее жизнь, отмеченная драматическими и трагическими событиями, — прежде всего смертью ее сына, который был солдатом и погиб в последние дни войны, защищая Вену от Красной Армии.
Страстное желание и ревность
Славист из Базеля Генрих Риггенбах (Heinrich Riggenbach) привел в порядок и инвентаризировал для кантональной библиотеки Тургау литературное наследие Рахмановой. В снабженном великолепными комментариями издании он теперь впервые публикует не подвергнутые литературной обработке ее дневники периода с 1942 года по 1945 год. Рахманова записывала свои каждодневные впечатления в тетради, в записные книжки или в карманные календари. В свои импровизированные хроники она добавляла чеки из магазинов, счета и медицинские рецепты. Важной темой ее записей было отношение к нацистскому режиму. Рахманова постоянно подчеркивает, что она всю свою жизнь боролась с большевизмом, однако получила за это слишком мало признания от немецкого правительства. С 1939 года она активно добивалась внимания со стороны ведущих нацистских писателей. Твердо следовавший официальной линии писатель Эдвин Эрих Двингер (Edwin Erich Dwinger; 1898–1981) даже побывал у нее дома. Однако Рахмановой не удалось обеспечить себе место в национал-социалистическом литературном процессе. Не скрывая своего ревнивого отношения, она записывает в дневнике 17 мая 1942 года о том, что Двингер был приглашен в качестве почетного гостя во время проведения Дня культуры в молодежной организации Гитлерюгенд, а она — нет. Ее разочарование еще больше усилилось, когда ее прошение о принятии в Имперскую писательскую печатную палату было отклонено. Официально причина состояла в том, что она была «дружелюбно» настроена по отношению к евреям. Однако в ведомстве гауляйтера ей лично было сказано о том, что она является «монголкой» и поэтому «чуждой по своей природе».
Близко к китчу
Вероятно, перед публикацией этой книги с Рахмановой не было никакого контакта, поскольку ее не хотели привлекать к работе над текстом. Несмотря на этот неутешительный опыт, Рахманова продолжала твердо придерживаться своих национал-социалистических убеждений. В последний день 1943 года она молилась о мире — естественно, о мире после победы Германии. «Помоги Германии. Здесь много мужественных, сильных духом людей. Они должны жить. Они — это лучшее, чем обладает человечество». К концу войны ее дневниковые записи становятся все более патриотичными. 25 мая 1944 года она пишет о том, что право — на стороне Германии. С 10 августа она принимает участие в общественных работах по защите рейха и заканчивает в тот день свою дневниковую запись короткой молитвой, обращенной лично к фюреру: «Господи, помоги Гитлеру в его борьбе!» И даже судьба «восточных работниц, казалось, совсем ее не беспокоила. Наоборот, после жалоб подруг она призвала привезенных в Австрию русских экономок и воспитательниц к тому, чтобы они более сознательно относились к своему труду.
Генрих Риггенбах полагает, что связи Рахмановой с гитлеровской Германией были также одной из причин переезда ее семьи в Швейцарию. Удивительно то, что Рахманова и ее супруг после этого ни разу не вернулись в Зальцбург и даже не приехали на захоронение останков своего сына в 1947 году. Вероятно, Рахманова не хотела, чтобы ей задавали вопросы о ее открытой поддержке Гитлера — в своих написанных после войны книгах она постоянно представляла себя в качестве жертвы нацистского режима.
Рахманова всю свою жизнь посвятила писательскому труду. Она хотели писать книги, читая которые «тысячи людей будут плакать и содрогаться». С большим волнением она вспоминает о пике своей популярности, когда ее почитатели были в восторге от нее «и осыпали ее цветами». Поэтому она очень внимательно обращалась с письмами своих поклонников, которые она даже брала с собой в бомбоубежище. Временами она включала в свои дневники пробные варианты своих будущих романов. Однако ее наброски больше похожи на литературный китч: «Сейчас невыносимо холодно. Однако она направляется к берегу бурной реки, еще полностью не освободившейся ото льда, в надежде на то, что она сможет его увидеть. Что значит одиночество для женщины, способен понять лишь тот, кто уже испытал нечто подобное. Страстное желание любви! Вечное страстное желание женщины иметь рядом с собой мужчину! В нем есть нечто иррациональное, мистическое». Как будто в качестве воплощения подобной программы, Рахманова испытывала бесконечную любовь к своему мужу, которого она постоянно называет «мое любимое солнце».
Аля Рахманова, конечно же, не является великим художником, чье имя переживет века. Однако в 30-е годы прошлого века в своих весьма эмоциональных романах ей удалось почувствовать нерв своего времени. Ее произведения оказывали влияние на наполовину мечтательный, наполовину пугающий образ России, характерный для целого поколения. Вместе с тем ее безоговорочная поддержка нацистского режима во время войны не является уникальным явлением среди русских эмигрантов.
Так, например, Дмитрий Мережковский (1865–1941) незадолго до своей смерти приветствовал нападение Гитлера на Советский Союз и надеялся на то, что Германия одержит победу в войне. В отличие от Мережковского, Рахманова осознала историческую ошибочность своих суждений. Во второй половине своей жизни она была далека от политики: она написала воспоминания о своем погибшем сыне, а также несколько исторических романов на русскую тему. Сегодня Рахманову следует отметить как одну из первых представительниц литературной «пятой Швейцарии».
Аля Рахманова. Зальцбург прекрасен даже в снегу и в тумане. Дневники 1942 – 1945 гг. Редактор и переводчик Генрих Риггенбах (Alja Rachmanowa: Auch im Schnee und Nebel ist Salzburg schön. Tagebücher 1942–1945. Übersetzt und herausgegeben von Heinrich Riggenbach. Otto-Müller-Verlag, Salzburg, Wien 2015).
