Амброуз Эванс-Причард (Ambrose Evans-Pritchard) — один из лучших авторов, пишущих о макроэкономике и глобальных финансах. Его выводы обычно не только убедительны, но и — в отличие от выводов подавляющего большинства аналитиков — не следуют за идеологическими предпочтениями той или иной «команды». Особенно прозорливыми оказались его статьи о греческом кризисе, в которых он справедливо, но едко критиковал Европейский союз в целом и Германию в частности. Мало кто из журналистов способен взглянуть на проблемы в таком необычном ракурсе, как он.
Недавно Эванс-Причард опубликовал крайне неоднозначную колонку по вопросу, маячившему на заднем плане с тех пор, как нефтяные цены начали падать, по вопросу о возможной разрядке между ОПЕК и Россией. Разумеется, Причард был, как обычно, крайне сдержан в выражениях и воздерживался от риторического бомбометания. Он не обещал никаких скорых и резких перемен и подчеркивал, что непрозрачность нефтяного рынка мешает четко сказать, что происходит на самом деле.
Тем не менее, его главная идея была вполне очевидна. Он считает, что Россия, все сильнее страдающая от американских и европейских санкций и оказавшаяся в ситуации, когда финансовая опора ее правительства становится непрочной, готова пойти на ранее непредставимый шаг и сократить экспорт. По мнению Эванс-Причарда, положение российских дел стало настолько отчаянным, что Москва даже может преодолеть себя и решиться на сделку с ОПЕК и Эр-Риядом. Этого вряд ли хватит, чтобы вывести цены на желаемый Россией и Саудовской Аравией уровень, однако может хватить, чтобы вывести рынок из пике.
Эванс-Причард, безусловно, прав в том, что России очень пригодился бы рост нефтяных цен, и в том, что у ее правительства есть серьезные стимулы толкать цены вверх. Однако он не учитывает, что тяготы от падения цен распределяются по российскому нефтяному сектору неравномерно, а также то, что даже если государство и заинтересовано в падении добычи, у него может не оказаться рычагов, чтобы этого добиться.
Да, у российского государства сейчас плохо с деньгами, ведь примерно 20-25% его доходов обеспечивают налоги на добычу нефти. Без резкого взлета цен на нефть Brent (который крайне маловероятен), российскому бюджету грозит дефицит в размере от 3 до 5% от ВВП. Соответственно, правительство отчаянно нуждается в повышении цен.
Однако издержки российских производителей выражаются в рублях, и это отчасти сглаживает эффект от ценового обвала. Как отмечает Bloomberg, в 2015 году Россия добывала нефть в рекордных для постсоветского периода количествах — по 10,86 миллиона баррелей в день. А как сообщила в этом году FT, у Роснефти, принадлежащего государству нефтяного гиганта, себестоимость добычи, составлявшая в 2014 году пять долларов за баррель, упала ниже трех долларов.
Благодаря плавающему курсу рубля, который — при всей своей болезненности для потребителей — поддерживает конкурентоспособность нефтяного сектора и побуждает к активной борьбе за долю рынка, Россия сменила в 2015 году Саудовскую Аравию в роли крупнейшего поставщика нефти в Китай.
Разумеется, вполне возможно, что российские фирмы, возможности которых привлекать современные западные технологии сейчас резко ограниченны — как и доступ к рынкам капитала, — просто не сумеют сохранить нынешний уровень добычи. Они могут сократить добычу против своей воли, потому что скважины иссякают, и их, в нынешних условиях, просто не получается заменять. Однако это будет экономическим решением, а не политическим.
В отношениях с ОПЕК русские традиционно стараются пользоваться плодами чужих усилий. На словах поддерживая сокращение добычи, на практике они делают все возможное, чтобы ее увеличить и расширить свое присутствие на рынке. Пока оснований считать, что их подход изменился, нет.
