Франция ведет войну против террористической группировки «Исламское государство» в Сирии и Ираке, получая при этом поддержку от своих европейских союзников, в частности, от Германии. Но во Франции не приходится говорить о «войне против террора», как это делает, например, Франсуа Олланд. Это означало бы заговорить на языке ИГ, который стремится развязать в Европе гражданскую войну. Франции нужно задуматься о повышении эффективности ее полиции и спецслужб, о состоянии ее тюрем, которые, как известно, являются «рассадником» идей джихада. Нам необходимо создавать предпосылки для интеграции мигрантов в наше общество. Нам необходимо победить в этой «культурной битве». Война — это нечто иное.
Frankfurter Allgemeine Zeitung: В вашей книге «Террор в Гексагоне» вы описали причины возникновения французского «джихада». Беспорядки в Банльё (Banlieu) осенью 2005 года, длившиеся три недели, имели, с вашей точки зрения, религиозное измерение.
Жиль Кепель: СМИ тогда умолчали об этом аспекте. Беспорядки после смерти двух молодых людей в результате несчастного случая в Клиши-су-Буа (Clichy-sou-Bois) уже практически стихли, однако, через три дня в ходе операции на входе в мечеть «Биляль» взорвалась бомба со слезоточивым газом. После этого беспорядки разразились почти во всех предместьях Парижа. Этот инцидент определенные силы использовали в определенных целях и придумали «сказку» о страданиях целого поколения иммигрантов, согласно которой, французская полиция обижает мусульман.
— Однако почему эти беспорядки вылились в новое измерение радикализации?
— Сейчас мы имеем дело уже с третьим поколением джихадистов. Это джихадизм «снизу», без четкой иерархии, какой она была когда-то, при Бен Ладене. Час рождения этого поколения, представители которого совершили парижские теракты 2015 года, пробил, когда сириец Абу Муссаб аль-Сури (Abu Mussab al Suri) призвал к «глобальному исламскому восстанию». Аль-Сури призвал всех европейских мусульман объединиться в этой борьбе. Они должны были нападать на «врагов ислама», например, на карикатуристов из журнала Charlie Hebdo, на евреев и всех «неверных». Этот призыв был размещен в интернете в январе 2005 года — за несколько недель до регистрации видеохостинга YouTube.
Через социальные сети, через YouTube, Facebook и Twitter этот призыв распространился очень быстро. Тогда спецслужбы не приняли его всерьез. Но есть еще один фактор успеха джихада в Европе, который его главный идеолог аль-Сури даже не мог предвидеть. После провала арабских революций у ворот Европы возникли «бесправные зоны», где джихадисты основали свои тренировочные лагеря. А билет в Стамбул стоит 150 евро. А до Ливии можно добраться и вовсе на автомобиле.
— Почему во Франции появляется больше джихадистов, чем в других европейских странах?
— Давайте возьмем для примера Люнель (Lunel), городок с населением в 25 тысяч человек на юго-западе страны, откуда на джихад отправились 15 молодых людей. Этот городок сильно пострадал от кризиса в виноградарстве. Местное население сконцентрировалось на своей местной идентичности, стало заниматься привычными для него боями быков и выращиванием мускатного вина. Местные жители не поддерживали практически никаких контактов с иммигрантами. В мигрантских кварталах Люнеля в наше время уже невозможно встретить, пожалуй, ни одну женщину без хиджаба. Аналогичная ситуация сложилась и в парижских пригородах Клиши и Монфермель (Montfermeil), где во время рамадана невозможно поесть в общественных местах.
Велико социальное давление. В мигрантских районах правила ислама стали повсеместными. В Люнеле консервативный мэр города продвинул идею строительства огромной мечети, чтобы привлечь на свою сторону жителей. Но мечеть оказалась слишком велика для того, чтобы ее могли контролировать местные власти. Поэтому там со временем появились радикальные проповедники, оказавшие сильное влияние на местную молодежь. Аналогичный феномен имел место в Париже в бывшей мечети «Сталинград», в которой радикальными идеями увлеклись будущие террористы Шериф и Саид Куаши (Chérif, Said Kouachi).
— Почему не удалась интеграция иммигрантов?
— Все началось с «Марша бёров» в 1983 году, через 21 год после обретения независимости Алжиром. Тогда это была своеобразная процессия арабских французов, прошедших через кварталы «алжирской Франции» — как бы антипода тогдашнего «французского Алжира». Марш начался в Марселе и прошел через Лион до Рубэ (Roubaix), следующего «оплота» алжирских иммигрантов. А закончился он перед Елисейским дворцом. Тогдашний президент Франсуа Миттеран еще раньше, будучи главой МВД, любил повторять: «Против алжирского освободительного движения FLN есть лишь одно средство: война». А в борьбе с детьми активистов FLN, Миттеран видел опять же лишь одно средство: хитрость. Таким образом, был упущен шанс «взрастить» личности, которые могли бы стать образцами для подражания следующих поколений иммигрантов.
— Но ведь после Алжирской войны прошло не так много времени для того, чтобы повлиять на новое поколение джихадистов?
— Мохамед Мерах (Mohamed Merah) убил детей в еврейской школе в Тулузе 19 марта 2012 года — ровно через 50 лет после объявления перемирия в ходе Алжирской войны. 12 марта 1962 года олицетворяет собой окончание войны, возвращение солдат домой и национальное облегчение. Однако о значении этого дня до сих пор ведутся споры. Например, мэры городов, представляющие «Национальный фронт», выступают за переименование улиц 19 марта в их городах. По их словам, это день национального позора, потому что Франции ни в коем случае нельзя было сдаваться. Мохамед Мерах, в свою очередь, родился в семье, люто ненавидящей Францию. Его мать была, по сути, восхищена тем, как ее сын в мгновение ока заставил Францию опуститься на колени. Ненависть к французским колонизаторам, возникшая в ходе Алжирской войны, по-прежнему сильна во многих мигрантских семьях.
Вплоть до ноябрьских терактов террористы были почти исключительно французами именно алжирского происхождения — за исключением Амеди Кулибали (Amedy Coulibaly), который, однако, находился под сильным влиянием своей подруги Хайяд Бумеддьен (Hayad Boumeddiene) — француженки алжирского происхождения. Франция — крупнейшая арабская страна в Европе. В Германии живет много турок, в Великобритании — выходцев из Индии и Пакистана. Однако джихад — это арабская война. Французские джихадисты стыдятся говорить по-французски, они учат арабский язык. Они хотят оборвать собственную связь с Францией. Причина этого кроется, в частности, в том, что Франция меньше всех остальных европейских стран делает для их интеграции в свое общество.
— Можно ли утверждать, что Франция как страна мигрантов потерпела крах?
— Францией правит аристократия из высокопоставленных чиновников, которые «питаются» из налоговой кассы. Безработица очень велика, экономический рост никак не возобновляется. Молодежь из семей среднего класса, получающая хорошее образование, при наличии соответствующих возможностей покидает страну и предпочитает тем самым помогать обогащаться Великобритании или Америке. Дети из мигрантских семей, в свою очередь, не имеют шансов на карьерный рост. Неспособность наших элит к действию очень бросается в глаза.
— Это звучит крайне пессимистично.
— При этом моя книга вовсе не пессимистична. 2016 год станет судьбоносным для Франции. Я именно так рассматриваю результаты региональных выборов в декабре. В первом туре 6,8 миллиона избирателей проголосовали за «Национальный фронт», но вовсе не потому, что они фашисты. Так же, как жители Туниса под конец правления президента Бена Али, они сказали своим правителям: «Убирайтесь прочь!» Больше всего французы недовольны бездействием властей. 75% населения не хотят видеть президентом ни Олланда, ни Николя Саркози. И если мы извлечем правильные уроки из ужасного 2015 года, мы сможем еще быстро изменить ситуацию.
— Какие именно уроки вы имеете в виду?
— Министр экономики Эммануэль Макрон (Emmanuel Macron) говорит об экономическом кризисе как «кормушке терроризма», а я скажу еще больше: джихадизм насыпал соль на рану, появившуюся вследствие наших ошибок в ходе интеграции иммигрантов. Наши дети отправились на «священную войну». Премьер-министр говорит, что это звучит как извинение. Он ничего не понял. Необходимо искать причины, по которым возник терроризм.
— Исследователь ислама Оливье Руа (Olivier Roy) утверждает, что в радикализации виноват не ислам, а просто некая группа плохо интегрированных молодых людей решила радикализоваться и воплотила это свое стремление в жизнь.
— Оливье Руа предлагает политическим элитам тезисы, оправдывающие их собственную лень. Он 15 лет живет во Флоренции и просто не знает, какова сейчас обстановка в многочисленных пригородах крупных французских городов и насколько они изменились в связи с исламизацией. Он ни разу не был в Клиши-су-Буа. Ему удобно говорить, что радикальные формы выражения недовольства людьми имели место во все времена. Но «Исламское государство» — это не разновидность Красной армии.
Жиль Кепель является ведущим французским специалистом по исламу. Он преподает в престижных учебных заведениях Institut d’Estudes Politiques) и Institut Universitaire de France.
