С Ирана сняты санкции, и настал момент перемен. Президент Обама назвал это «уникальной возможностью попытаться разрешить важные вопросы». Блестящий бывший дипломат Николас Бернс (Nicholas Burns) заявил, что мы находимся на пороге «потенциального переломного момента в современной истории Ближнего Востока». И, несомненно, они правы. Теперь дипломатия Ближнего Востока изменится навсегда — к лучшему или к худшему.
Но сейчас нужно быть крайне осторожными с теми, кто требует большего, и особенно с теми, кто требует большего для Ирана. Президент Хасан Рухани (Hassan Rouhani) — это не Михаил Горбачев, и сейчас не перестройка. Иран не «открывается» и не становится «более западным» или более либеральным. Возможно, теперь министр иностранных дел Ирана будет поднимать трубку, когда звонит госсекретарь Джон Керри (John Kerry). Но природа иранского режима совершенно не изменилась.
Уровень политического давления и дискриминации увеличился. Женщинам, которые не носят платки, до сих пор угрожает арест и тюрьма. Вероотступничество, супружеская измена и гомосексуализм наказываются крайне жестко, вплоть до смертной казни. Давление диссидентов из числа деятелей культуры усилилось с того момента, как было объявлено о подписании договора по ядерной программе Ирана. 7 января поэтесса Хила Седигхи (Hila Sedighi) была арестована в аэропорту Тегерана и задержана на 48 часов, что должно было стать предупреждением. В октябре курдский режиссер получил 6 лет и 223 удара плетьми якобы «за оскорбление священных ценностей». Когда в январе из иранских тюрем были освобождены пятеро американцев, Международная кампания за права человека в Иране отметила, что в иранских тюрьмах остается множество других политических заключенных, в том числе иностранцев.
Если бы можно было отделить все эти истории и сложить их в одну корзину, назвав Иран страной, в которой «нарушаются права человека», но которая «налаживает свою внешнюю политику», тогда, возможно, у нас были бы некоторые основания закрыть на них глаза. Однако, как мы уже видели в других странах, в том числе в России, режимы, которые подвергают жестоким репрессиям своих собственных граждан, не могут стать надежными дипломатическими партнерами. Любая правящая клика, которая боится бунта, всегда будет ставить свою внешнюю политику на службу своей главной цели, которая заключается в сохранении власти. Пока Рухани и его министр иностранных дел Мохаммад Джавад Зариф (Mohammad Javad Zarif) считают, что снятие санкций поможет укрепить иранскую экономику и поддержку со стороны населения. Но если этого не произойдет, тогда они или их преемники незамедлительно снова направят общественный гнев против США.
На это предупреждение должны обратить пристальное внимание западные бизнесмены, выстроившиеся у границы с Ираном. Вне всяких сомнений, в Иране найдется масса людей, готовых помочь им заработать много денег, если такое сотрудничество будет взаимовыгодным. Некоторые из этих бизнесменов, возможно, даже смогут заработать, хотя им будет довольно сложно воспользоваться этой прибылью в стране, где все суды крайне политизированы, а процесс отбора судей непрозрачен. В любом случае, не стоит возлагать слишком большие надежды на то, что иностранные инвестиции «откроют» Иран: в нынешних обстоятельствах иностранные инвестиции с гораздо большей долей вероятности обогатят правящую элиту. И в результате мы получим еще больший размах репрессий, более эффективную дезинформацию и, разумеется, больше денег, которые будут потрачены на экспорт идеологии иранской революции в Сирию, Ливан и Ирак.
Да, в дипломатии Ближнего Востока произошли перемены. Но Иран остался прежним. И пока Иран не изменится, он будет оставаться источником нестабильности и насилия по всему региону.