Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
«У тебя есть прокуратура, есть суд, есть тюрьма — все в одних руках». Тотальная прослушка была ключевым обвинением оппозиции в адрес президента Михаила Саакашвили. Осенью 2015 были обнародованы записи двух телефонных разговоров с участием уже самого Саакашвили, теперь губернатора Одесской области Украины. Почему фактор прослушки до сих пор остается важным в грузинской политике?
Тотальная прослушка была ключевым обвинением оппозиции в адрес президента Михаила Саакашвили. Осенью 2015 были обнародованы записи двух телефонных разговоров с участием уже самого Саакашвили, теперь губернатора Одесской области Украины. Почему фактор прослушки до сих пор остается важным в грузинской политике?
Издержки монополии
«В то время мы всегда так говорили, когда брали трубку: „Алло, Вано!“», — вспоминает бывший заместитель омбудсмена София Хоргуани. «Вано» — это министр внутренних дел того времени, Вано Мерабишвили.
Гражданский активист, Мерабишвили стал одним из самых влиятельных людей в Грузии после Революции роз в 2003 году. Мерабишвили отвечал, помимо прочего, за прослушки. Во время правления Саакашвили фраза «это не телефонный разговор» стала повсеместной. Хоргуани вспоминает, как люди при разговоре на конфиденциальные темы собирались за городом, где вынимали батарейки из телефонов. Теперь у нее iPhone, откуда нельзя вытащить аккумулятор.
Хоргуани проработала с 2006 по 2009 год на посту помощника омбудсмен Созара Субари. После ухода с поста она решила заняться политикой и стала сотрудничать с правоцентристкой Республиканской партией, основанной еще советскими диссидентами. Теперь она — бизнесвумен, которая продолжает бесплатно консультировать по проблемам взаимоотношений с полицией и содержит известный интернет-форум Planeta.Ge.
«У тебя есть прокуратура, есть суд, есть тюрьма — все в одних руках», — вспоминает времена Саакашавили Хоргуани. «В результате человек, который является твоим политическим врагом, или просто его бизнес понравился, практически беззащитен. Когда все в одних руках, то нереально найти выход для простого человека. С тех пор многие стали считать, раз так выглядит обещанный Запад, значит он нам и не нужен».
То, что президент делает что-то не так, по словам Хоргуани, для нее лично стало понятно, когда уволенным чиновникам эпохи Шеварднадзе не выплатили выходного пособия, отменив на время соответствующий пункт в законе. «До Августовской войны [в Южной Осетии в 2008 году], когда случался очередной косяк, защитники Саакавшили говорили: „Ну мы же строим государство, невозможно без ошибок“, — говорит правозащитница. — Когда российские войска были в Гори, то в нашем МВД никто не мог дать ответ, как и где искать пленных и потерянных людей. Я лично выламывала двери детсадов и пускала беженцев. Но после войны я поняла, что нет никакой системы, нет никакого государства — это все фасад. А если нет институтов, то зачем теперь все эти неудобства?»
В Грузии тех лет за многими институтами ничего не стояло, кроме вывески, но сбор информации был крайне активным, уверяет полковник в отставке Бесо Аладашвили. С 1991 по 2005 год он работал в министерстве госбезопасности по аналитической линии — готовил отчеты о действиях российских, турецких и армянских спецслужб. Сегодня Бесо преподает экономическую безопасность в магистратуре и занимается организованным им Центром общественного контроля деятельности спецслужб.
«Сегодня в России действует то, что было при Саакашвили — у нас тоже кошмарили, тоже убивали журналистов, — вспоминает полковник в отставке. — Ради дешевого кредита патрульные службы соглашались преследовать человека». Вплоть до смены власти патрульные ездили, уверяет эксперт по безопасности, за несогласными до первого нарушения, а потом лишали прав. Несколько десятков водителей, встреченных во время путешествия автостопом, подтверждали сказанное, но старались обойти неприятную тему.
В 2003 году в Рейтинге оценки демократии от Freedom House Грузия получила 4.83 балла из 7, где 7 — наихудший результат. Рейтинг составятся на основе анализа судебной системы, независимости медиа, уровня коррупция, степени свободы слова. В 2010 у грузин было уже 4.93, но в 2014 страна улучшила результат — 4.63.
Развитие vs. демократия
Проводить непопулярные среди огромной части населения реформы в принципе нельзя, уверен политолог Гела Васадзе. При Саакашвили он занимал пост вице-мэра Батуми, столицы приморской Аджарии. Это крупнейший туристический и логистический кластер страны, где живет множество грузин, исповедующих ислам.
«Для Саакашвили развитие было превыше демократии — это факт. Он объяснял это так: для демократии нужно создать условия, приемлемый уровень жизни: типа вот будет 8 тысяч долларов в год у человека, и тогда возможна демократия. При этом президент не собирался проводить демократические преобразования», — рассуждает Васадзе. Несмотря на опыт работы чиновником, себя он считает сторонником либертарианства в духе писательницы Айн Рэнд, а недоброжелатели сравнивают его с министром пропаганда Йозефом Геббельсом.
Сегодня Гела пишет для украинских изданий и руководит НКО «Свободная зона», которая не против возвращения старого президента. Васадзе трудно упрекнуть в симпатиях к нынешним властям Грузии и России. Он положил коврик с портретом Путина перед входом в квартиру, расположенном в интеллигентском районе на западе столицы, где обычно все голосовали против Саакашвили.
«Активной поддержки реформированию трудно добиться, и на примере Грузии мы это видим. Строить демократию недемократическими методами — это единственный выход, — говорит Васадзе. — Мы видим, что происходит сейчас в Украине. Еще есть пример Армении, когда после развала Союза пришли настоящие демократы интеллигентской закваски без элементов авторитаризма, без жесткой вертикали. В итоге все вышло печально, демократов съела номенклатура, а у руля оказались милитаристки настроенные националисты».
В 2007 оппозиция по примеру недавней революции организовала марш на столицу. Но пришедший на волне протестов Саакашвили приказал разогнать марш — операция запомнилась тем, что полицейские носили противогазы, напоминавшие лицо Микки Мауса. «Это была попытка государственного переворота при поддержке российских спецслужб, — уверяет Васадзе. —Тбилиси был на пороге реального насилия, его предотвратили в том числе благодаря активной работе спецслужб. Да, получается, что тогдашняя власть сделала так же, как не сделали их предшественники. Они подавили протест — и это политическая реальность, но это не противодействие демократии. Если бы победили выступавшие, то демократии бы не было вовсе».
Неэффективные органы
После поражения на парламентских выборах в 2012 пропрезиденсткой коалиции были обнаружены почти 30 тысяч файлов — тексты, аудио и видео. Общий объем файлов составил 260 678 мегабайт, длительность записей более 1760 часов, заявила тогда инспектор по защите персональных данных Тамара Калдани. Люди здорово встревожились. Доходило до анекдотического: когда еще при Саакашвили в подъездах Тбилиси установили освещение, которое включается при подходе человека, то первая мысль была, вспоминают горожане, «даже здесь установили камеры».
«Главное целью была слежка за противником, но не обработка данных, — говорит Аладашвили. — Поставили китайскую технику, которая может прослушивать все мобильные, но что толку, если некому обрабатывать данные?» В стране по-прежнему большое количество неэффективных кадров: вместо патриотизма, порядочности и профессионализм играют роль личные знакомства, уверен бывший сотрудник спецслужб.
«Во всем мире идут от целевых программ — что хотите сделать, какие ресурсы нужны. При финансировании целевых программ, которые утверждают парламент, спецслужбы не могут подгонять финансирование под слежку за гражданами. Мы же до сих пор даем деньги в зависимости от количества сотрудников», — говорит Аладашвили, откинувшись на стуле в своем небольшом кабинете в вузе. Вдоль стенки кабинета стоят несколько книг самого преподавателя, посвященных истории спецслужб мира.
Атмосфера страха и информационные войны
Прослушка существует во всем мире, в том числе и в сегодняшней Грузии, уверен политолог Васадзе и вспоминает как несколько раз у него выходили из строя SIM-карты. «Нынешние власти вопреки обещаниям не борются с ней, а хорошо пользуются, — утверждает он. — Был такой случай, когда Зураб Джапаридзе с коллегой из парламента решил доказать этот факт. Сидя друг напротив друга они договорились по телефону устроить акцию у дома премьера, блокировав его выезд. Вместе с собой они пригласили по телефону проверенных журналисту, которым и показали, где уже в ожидании акции стоит полиция. Уверен, что новые власти ничего путного из услышанного вынести не могут, кроме этих розыгрышей. Но они продолжают туже практику, что и при Саакашвили».
В 2003 году Грузия, согласно мнению Freedom House, находилась на 54 месте из 100 в рейтинге независимости СМИ. В 2010 году эксперты посчитали, что положение ухудшилось — страна была уже на 59 месте, что можно сравнить с началом 90-х. Со временем положение стало выправляться — в 2015 страна на 48 месте.
«Сегодня слежка против экономических конкурентов в прошлом, но, может быть, есть внимание к политическим конкурентам, — предполагает директор Центра общественного контроля деятельности спецслужб Бесо Аладашвили. — Недавно одна журналистка в прямом эфире заявила об прослушке — прежде такую огласку даже представить было невозможно».
Ранее, в марте 2015 телеканал «Рустави 2» обнародовал записи телефонных разговоров чиновников и бизнесменов. Правящая партия заявила, что записи были сделаны еще при Саакашвили. Был случай, вспоминает София Хоргуани, когда сразу после прихода новой власти обнародовали кадры из личной жизни гражданского активиста. Подозрения пали на замминистра МВД: началось разбирательство, дело пошло в суд. Прежде такое невозможно было представить, заявляет она.
«Даже если нас слушают, то всем уже плевать — ну запишут они переговоры и что дальше?— говорит Хоргуани. — Никто не боится, что его за разговоры с работы попросят. Как могут использовать прослушку? Шантаж? Этим сегодня никого не испугаешь. Теперь за политические разговоры не увольняют и не преследуют. Но мы далеки от того, чтобы полностью почувствовать, что такое нельзя повторить — уверенности нет».
«Просто это вывели на уровень общенациональной истерики — это мастерство пиарщиков, во многих медиа ведь российские деньги», — уверяет Гела Васадзе и вспоминает диалог с секретарем нотариуса, у которого он регистрировал свое НГО:
— Когда вы все были у власти — я все время боялась.
— А чего боялись?
— Боялась, что посадят.
— И что, посадили?
— Не, ведь не за что…
Васадзе считает, что всё зависит от подачи новостей и информационного фона, а общая атмосфера страха создается не только государством, но и пропагандистскими технологиями. Российские блогеры и журналисты во время правления Михаила Саакашвили активно ездили в Грузию в пресс-туры, после которых с восторгом отмечали новую архитектуру полицейских офисов и министерств. Однако о вещах, которые происходили за стеклянными стенами просторных помещений с бесплатным wi-fi, сообщений было меньше.
Поэтому обнародование видео с пытками в Глданской тюрьме на окраине столицы многих поставило в тупик. Впрочем, Васадзе называет кадры постановочными, а полторы сотни освобожденных политзаключенных — агентами России. Интересно, что его мнение разделяет немало грузин: «На президента пошла клевета».
«Саакашвили постоянно находился в режиме информационных войн. Реальные причины отстранения — потеря коммуникации с обществом. Я оцениваю это как политический аналитик с опытом. Он был хорошим администратором, хорошим хозяйственником и, конечно, активным пиар-менеджером, но неэффективным», — уверен политолог. «Возможно, что прежде патрульные службы останавливали неугодных. Все-таки ни Саакашвили, ни его команда не прилетели с другой планеты. Они выросли в совке и что еще хуже, при страшном постсовке Шевернадзе, когда был ужасный беспредел. Потом новая команда говорит, что с сегодняшнего дня будем жить по-другому, но подчиненные живут по-прежнему с той ментальностью. И когда известно, что есть неприятный человек, который не дает покоя, то вы делаете все по старинке. Тем более — зная, что по башке за это не дают».
Васадзе отмечает, что низовой состав полиции до сих пор лоялен прежнему руководству, хотя министр МВД Вано Мерабишвили сидит в тюрьме: «Они крайне неохотно исполняют, например, приказы на задержание. На одной демонстрации мне прямо говорили: «Мы все понимаем, но что делать. Будем поделикатнее». Или вот едешь с депутатом, останавливает патруль, беспокоимся о нарушении, а он отдает честь и говорит: «Я начал служить полицейским при Вано, при вас было лучше в разы, спасибо вам!»
10% стукачей
Гораздо большая проблему, чем прослушка граждан, считает полковник в запасе Аладашвили, это инфильтрация. После развала СССР КГБ вывез в Москву много архивных документов для компрометации, что якобы и используют современные российские службы.
«Для нас дед — это самое святое, но россияне могут показать досье, что твой предок сотрудничал с органами, а это уже позор и крест на карьере», — говорит Аладашвили. Он считает, что в ведомствах лифтер или секретарь нередко работает тайным сотрудником и такой человек остается на посту при всех президентах — причем непонятно, является ли этот человек сотрудником только грузинских спецслужб.
«Да, после развала все архивы были вывезены, но своих агентов спецслужбы знали поименно, — говорит Васадзе. — Самый высокий уровень влияния спецслужб — это приграничные Аджария и Самцхе-Джавахетия. В СССР существовала квоты на сексотов: например, в городах на тысячу пятеро помощников, в столичных республиках уже 10, а в приграничных районах более 100. В нашей организации много сексотов, некоторых я знаю лично — инфильтрация существует во всех партиях. Все понятно уже по их поведению, держим их, чтобы новых не засылали. Я даже для облегчения работы МВД установил онлайн-камеру в офисе, чтобы знали обо всем».
Эволюция роз
После ухода Саакашвили госбезопасность освободили от функций антитерроризма, борьбы с наркотиками, коррупции. «Всем хотелось разделить, как они говорили, суперминистерство, но старые работники сохранились при сегодняшних властях. Остался и их профессионализм угодить начальству, следовательно, исключено, что слежка тоже осуществляется», — говорит полковник в запасе Аладашвили.
Несмотря на реформы в мае 2014, года изменения в закон «Об оперативной деятельности» претерпели существенные изменения из-за противодействия МВД. Парламент не смог провести законодательные поправки, которые бы резко ограничивали возможность спецслужб прослушивать телефонные разговоры.
В ответ на это в конце того же года правозащитники начали кампанию «Это касается тебя — нас снова прослушивают». Согласно поправкам, у МВД остался так называемый «ключ» к прослушке. Его нельзя было использовать без согласия инспектора защиты персональных данных. Кампанию поддержали Фонд «Открытое общество», Transparency International и «Ассоциация молодых юристов Грузии». К сожалению, ни в Управлении инспектора по защите личных данных, ни в офисе «молодых юристов» не смогли оперативно дать комментарий.
В целом нынешние власти продолжают линию всех прошлых президентов: при Шевернадзе страну покинули российские базы, при Саакашвили пришли иностранные советники, а в 2015 появился учебный центр НАТО. Следовательно наиболее актуальным остается вопрос прослушки, говорят эксперты.
Правозащитница Хоргуани настаивает, что после ухода Саакашвили грузины решили идти эволюционным путем: «Во-первых, прежде у пострадавшего не было прав ознакомиться с делом. И если прокуратура договорилась с криминалом, то попросту никак не мог отследить это. Во-вторых, раньше изменили порядок назначения судей Верховным советом юстиции. Сейчас они комплектуются более демократично — не только представителями партий, но и экспертами и членами совета юстиции. И в третьих, важно кто контролирует прослушку, чтобы санкцию давал только суд — прежде это было неслыханно. Только глядя на эти инициативы, можно сказать, что ситуация изменилась».
«Сегодня в России действует то, что было при Саакашвили — у нас тоже кошмарили, тоже убивали журналистов, — вспоминает полковник в отставке. — Ради дешевого кредита патрульные службы соглашались преследовать человека». Вплоть до смены власти патрульные ездили, уверяет эксперт по безопасности, за несогласными до первого нарушения, а потом лишали прав. Несколько десятков водителей, встреченных во время путешествия автостопом, подтверждали сказанное, но старались обойти неприятную тему.
В 2003 году в Рейтинге оценки демократии от Freedom House Грузия получила 4.83 балла из 7, где 7 — наихудший результат. Рейтинг составятся на основе анализа судебной системы, независимости медиа, уровня коррупция, степени свободы слова. В 2010 у грузин было уже 4.93, но в 2014 страна улучшила результат — 4.63.
Развитие vs. демократия
Проводить непопулярные среди огромной части населения реформы в принципе нельзя, уверен политолог Гела Васадзе. При Саакашвили он занимал пост вице-мэра Батуми, столицы приморской Аджарии. Это крупнейший туристический и логистический кластер страны, где живет множество грузин, исповедующих ислам.
«Для Саакашвили развитие было превыше демократии — это факт. Он объяснял это так: для демократии нужно создать условия, приемлемый уровень жизни: типа вот будет 8 тысяч долларов в год у человека, и тогда возможна демократия. При этом президент не собирался проводить демократические преобразования», — рассуждает Васадзе. Несмотря на опыт работы чиновником, себя он считает сторонником либертарианства в духе писательницы Айн Рэнд, а недоброжелатели сравнивают его с министром пропаганда Йозефом Геббельсом.
Сегодня Гела пишет для украинских изданий и руководит НКО «Свободная зона», которая не против возвращения старого президента. Васадзе трудно упрекнуть в симпатиях к нынешним властям Грузии и России. Он положил коврик с портретом Путина перед входом в квартиру, расположенном в интеллигентском районе на западе столицы, где обычно все голосовали против Саакашвили.
«Активной поддержки реформированию трудно добиться, и на примере Грузии мы это видим. Строить демократию недемократическими методами — это единственный выход, — говорит Васадзе. — Мы видим, что происходит сейчас в Украине. Еще есть пример Армении, когда после развала Союза пришли настоящие демократы интеллигентской закваски без элементов авторитаризма, без жесткой вертикали. В итоге все вышло печально, демократов съела номенклатура, а у руля оказались милитаристки настроенные националисты».
В 2007 оппозиция по примеру недавней революции организовала марш на столицу. Но пришедший на волне протестов Саакашвили приказал разогнать марш — операция запомнилась тем, что полицейские носили противогазы, напоминавшие лицо Микки Мауса. «Это была попытка государственного переворота при поддержке российских спецслужб, — уверяет Васадзе. —Тбилиси был на пороге реального насилия, его предотвратили в том числе благодаря активной работе спецслужб. Да, получается, что тогдашняя власть сделала так же, как не сделали их предшественники. Они подавили протест — и это политическая реальность, но это не противодействие демократии. Если бы победили выступавшие, то демократии бы не было вовсе».
Неэффективные органы
После поражения на парламентских выборах в 2012 пропрезиденсткой коалиции были обнаружены почти 30 тысяч файлов — тексты, аудио и видео. Общий объем файлов составил 260 678 мегабайт, длительность записей более 1760 часов, заявила тогда инспектор по защите персональных данных Тамара Калдани. Люди здорово встревожились. Доходило до анекдотического: когда еще при Саакашвили в подъездах Тбилиси установили освещение, которое включается при подходе человека, то первая мысль была, вспоминают горожане, «даже здесь установили камеры».
«Главное целью была слежка за противником, но не обработка данных, — говорит Аладашвили. — Поставили китайскую технику, которая может прослушивать все мобильные, но что толку, если некому обрабатывать данные?» В стране по-прежнему большое количество неэффективных кадров: вместо патриотизма, порядочности и профессионализм играют роль личные знакомства, уверен бывший сотрудник спецслужб.
«Во всем мире идут от целевых программ — что хотите сделать, какие ресурсы нужны. При финансировании целевых программ, которые утверждают парламент, спецслужбы не могут подгонять финансирование под слежку за гражданами. Мы же до сих пор даем деньги в зависимости от количества сотрудников», — говорит Аладашвили, откинувшись на стуле в своем небольшом кабинете в вузе. Вдоль стенки кабинета стоят несколько книг самого преподавателя, посвященных истории спецслужб мира.
Атмосфера страха и информационные войны
Прослушка существует во всем мире, в том числе и в сегодняшней Грузии, уверен политолог Васадзе и вспоминает как несколько раз у него выходили из строя SIM-карты. «Нынешние власти вопреки обещаниям не борются с ней, а хорошо пользуются, — утверждает он. — Был такой случай, когда Зураб Джапаридзе с коллегой из парламента решил доказать этот факт. Сидя друг напротив друга они договорились по телефону устроить акцию у дома премьера, блокировав его выезд. Вместе с собой они пригласили по телефону проверенных журналисту, которым и показали, где уже в ожидании акции стоит полиция. Уверен, что новые власти ничего путного из услышанного вынести не могут, кроме этих розыгрышей. Но они продолжают туже практику, что и при Саакашвили».
В 2003 году Грузия, согласно мнению Freedom House, находилась на 54 месте из 100 в рейтинге независимости СМИ. В 2010 году эксперты посчитали, что положение ухудшилось — страна была уже на 59 месте, что можно сравнить с началом 90-х. Со временем положение стало выправляться — в 2015 страна на 48 месте.
«Сегодня слежка против экономических конкурентов в прошлом, но, может быть, есть внимание к политическим конкурентам, — предполагает директор Центра общественного контроля деятельности спецслужб Бесо Аладашвили. — Недавно одна журналистка в прямом эфире заявила об прослушке — прежде такую огласку даже представить было невозможно».
Ранее, в марте 2015 телеканал «Рустави 2» обнародовал записи телефонных разговоров чиновников и бизнесменов. Правящая партия заявила, что записи были сделаны еще при Саакашвили. Был случай, вспоминает София Хоргуани, когда сразу после прихода новой власти обнародовали кадры из личной жизни гражданского активиста. Подозрения пали на замминистра МВД: началось разбирательство, дело пошло в суд. Прежде такое невозможно было представить, заявляет она.
«Даже если нас слушают, то всем уже плевать — ну запишут они переговоры и что дальше?— говорит Хоргуани. — Никто не боится, что его за разговоры с работы попросят. Как могут использовать прослушку? Шантаж? Этим сегодня никого не испугаешь. Теперь за политические разговоры не увольняют и не преследуют. Но мы далеки от того, чтобы полностью почувствовать, что такое нельзя повторить — уверенности нет».
«Просто это вывели на уровень общенациональной истерики — это мастерство пиарщиков, во многих медиа ведь российские деньги», — уверяет Гела Васадзе и вспоминает диалог с секретарем нотариуса, у которого он регистрировал свое НГО:
— Когда вы все были у власти — я все время боялась.
— А чего боялись?
— Боялась, что посадят.
— И что, посадили?
— Не, ведь не за что…
Васадзе считает, что всё зависит от подачи новостей и информационного фона, а общая атмосфера страха создается не только государством, но и пропагандистскими технологиями. Российские блогеры и журналисты во время правления Михаила Саакашвили активно ездили в Грузию в пресс-туры, после которых с восторгом отмечали новую архитектуру полицейских офисов и министерств. Однако о вещах, которые происходили за стеклянными стенами просторных помещений с бесплатным wi-fi, сообщений было меньше.
Поэтому обнародование видео с пытками в Глданской тюрьме на окраине столицы многих поставило в тупик. Впрочем, Васадзе называет кадры постановочными, а полторы сотни освобожденных политзаключенных — агентами России. Интересно, что его мнение разделяет немало грузин: «На президента пошла клевета».
«Саакашвили постоянно находился в режиме информационных войн. Реальные причины отстранения — потеря коммуникации с обществом. Я оцениваю это как политический аналитик с опытом. Он был хорошим администратором, хорошим хозяйственником и, конечно, активным пиар-менеджером, но неэффективным», — уверен политолог. «Возможно, что прежде патрульные службы останавливали неугодных. Все-таки ни Саакашвили, ни его команда не прилетели с другой планеты. Они выросли в совке и что еще хуже, при страшном постсовке Шевернадзе, когда был ужасный беспредел. Потом новая команда говорит, что с сегодняшнего дня будем жить по-другому, но подчиненные живут по-прежнему с той ментальностью. И когда известно, что есть неприятный человек, который не дает покоя, то вы делаете все по старинке. Тем более — зная, что по башке за это не дают».
Васадзе отмечает, что низовой состав полиции до сих пор лоялен прежнему руководству, хотя министр МВД Вано Мерабишвили сидит в тюрьме: «Они крайне неохотно исполняют, например, приказы на задержание. На одной демонстрации мне прямо говорили: «Мы все понимаем, но что делать. Будем поделикатнее». Или вот едешь с депутатом, останавливает патруль, беспокоимся о нарушении, а он отдает честь и говорит: «Я начал служить полицейским при Вано, при вас было лучше в разы, спасибо вам!»
10% стукачей
Гораздо большая проблему, чем прослушка граждан, считает полковник в запасе Аладашвили, это инфильтрация. После развала СССР КГБ вывез в Москву много архивных документов для компрометации, что якобы и используют современные российские службы.
«Для нас дед — это самое святое, но россияне могут показать досье, что твой предок сотрудничал с органами, а это уже позор и крест на карьере», — говорит Аладашвили. Он считает, что в ведомствах лифтер или секретарь нередко работает тайным сотрудником и такой человек остается на посту при всех президентах — причем непонятно, является ли этот человек сотрудником только грузинских спецслужб.
«Да, после развала все архивы были вывезены, но своих агентов спецслужбы знали поименно, — говорит Васадзе. — Самый высокий уровень влияния спецслужб — это приграничные Аджария и Самцхе-Джавахетия. В СССР существовала квоты на сексотов: например, в городах на тысячу пятеро помощников, в столичных республиках уже 10, а в приграничных районах более 100. В нашей организации много сексотов, некоторых я знаю лично — инфильтрация существует во всех партиях. Все понятно уже по их поведению, держим их, чтобы новых не засылали. Я даже для облегчения работы МВД установил онлайн-камеру в офисе, чтобы знали обо всем».
Эволюция роз
После ухода Саакашвили госбезопасность освободили от функций антитерроризма, борьбы с наркотиками, коррупции. «Всем хотелось разделить, как они говорили, суперминистерство, но старые работники сохранились при сегодняшних властях. Остался и их профессионализм угодить начальству, следовательно, исключено, что слежка тоже осуществляется», — говорит полковник в запасе Аладашвили.
Несмотря на реформы в мае 2014, года изменения в закон «Об оперативной деятельности» претерпели существенные изменения из-за противодействия МВД. Парламент не смог провести законодательные поправки, которые бы резко ограничивали возможность спецслужб прослушивать телефонные разговоры.
В ответ на это в конце того же года правозащитники начали кампанию «Это касается тебя — нас снова прослушивают». Согласно поправкам, у МВД остался так называемый «ключ» к прослушке. Его нельзя было использовать без согласия инспектора защиты персональных данных. Кампанию поддержали Фонд «Открытое общество», Transparency International и «Ассоциация молодых юристов Грузии». К сожалению, ни в Управлении инспектора по защите личных данных, ни в офисе «молодых юристов» не смогли оперативно дать комментарий.
В целом нынешние власти продолжают линию всех прошлых президентов: при Шевернадзе страну покинули российские базы, при Саакашвили пришли иностранные советники, а в 2015 появился учебный центр НАТО. Следовательно наиболее актуальным остается вопрос прослушки, говорят эксперты.
Правозащитница Хоргуани настаивает, что после ухода Саакашвили грузины решили идти эволюционным путем: «Во-первых, прежде у пострадавшего не было прав ознакомиться с делом. И если прокуратура договорилась с криминалом, то попросту никак не мог отследить это. Во-вторых, раньше изменили порядок назначения судей Верховным советом юстиции. Сейчас они комплектуются более демократично — не только представителями партий, но и экспертами и членами совета юстиции. И в третьих, важно кто контролирует прослушку, чтобы санкцию давал только суд — прежде это было неслыханно. Только глядя на эти инициативы, можно сказать, что ситуация изменилась».
