В России обеспокоены продолжающейся вот уже полтора года девальвацией рубля, буквально каждый день теряющего позиции по отношению к доллару и евро. Но это проблема отнюдь не только рубля — он лишь движется в фарватере мировых трендов. С 2011 года валюты развивающихся экономик (далее — emerging markets, EM) потеряли по отношению к доллару десятки и даже сотни процентов, но основное их падение пришлось на 2015 год. Очевидно, что ни у одной из заметных мировых валют, включая денежные единицы развивающихся экономик, нет на сегодняшний день такой плачевной динамики, как у рубля. За последние полтора года, начиная с 1 июля 2014-го, рубль ослаб по отношению к доллару в 2,3 раза.
По данным агентства Bloomberg, более чем в два раза упали за этот же период украинская гривна, азербайджанский манат, казахстанский тенге. Впрочем, тяжелая участь девальвации постигла не только валюты соседей по СНГ. Бразильский реал потерял за этот срок 85% своей стоимости, южноафриканский рэнд — 60%.
Несчастливы вместе и по отдельности
Статистика показывает, что глобальная фаза падения валют EM началась в середине 2011 года. Их сводный индекс против доллара США снизился на 37%. Экономика циклична — за ростом всегда следует спад. Сырьевой бум 2000-2011 годов в EM обернулся высокими темпами роста ВВП, доходов, цен на активы, притоком иностранного капитала. Через это благостное в целом десятилетие прошли и Россия, и Азербайджан. От продажи нефти в странах накапливался денежный ресурс, который шел на пополнение золотовалютных резервов. Экономика получала от нерезидентов инвестиции — как прямые, так и портфельные. И рубль, и манат все это время оставались стабильным. Скажем, в 2011-м, как и в 2001-м, за один доллар давали 28,5 рублей.
Накопившиеся в период 2001-2011 годов дисбалансы сегодня устраняются через девальвацию валют. Рубль и манат не остались в стороне от этой тенденции. Проблема в том, что девальвация — лишь сиюминутное решение: обеим странам срочно требуются структурные реформы и перестройка модели экономического роста.
Сегодня валютные курсы падают прежде всего из-за снижения спроса на сырье стран-экспортеров. Так, по оценке The Economist, доходы бюджета Малайзии на 30% зависят от нефтегазового сектора, а в России, Азербайджане, Кахахстане — на 50%. Однако в каждом конкретном случае у девальвации валют ЕМ, помимо причин глобального характера, могут быть и свои, индивидуальные.
Так, в Таиланде инвесторов отпугнули теракты, не добавив уверенности в стабильности военного режима. Бразилия пребывает в беспрецедентной рецессии, спад ВВП в этом году ожидается в районе 3,5%. Государственные и частные компании в Индонезии и Малайзии сильно закредитованы, причем их долг номинирован в иностранной валюте. Этот факт толкает ринггит и рупию вниз. Курс турецкой лиры упал в 2015 году на 15%, отражая политическую неустойчивость и приток беженцев из Сирии.
Но Россия и Азербайджан — совершенно особый случай. Помимо самой резкой девальвации среди прочих сырьевых валют обе страны отличает аномально высокий рост цен. Хуже в этом смысле дела обстоят только в Венесуэле, где инфляция за минувший год достигла почти 70%.
Впрочем, Венесуэла — пример экстремальный: экономика расшатана, действует черный рынок валюты, в стране дефицит товаров, и власти пытаются административно регулировать потребительский рынок.
Советник президента РФ Сергей Глазьев обвиняет в финансовой слабости России ее Центробанк, который, по его словам, не контролирует курс рубля, предоставляя полную свободу валютным спекулянтам. Тогда как в ведомстве Эльвиры Набиуллиной указывают на санкции, нефтяные котировки и продуктовое эмбарго. Что касается Азербайджана, то Центробанк страны с 16 февраля 2015 года отвязал манат от доллара и перешел к таргетированию курса на основе бивалютной корзины, состоящей из доллара и евро. С тех пор манат подешевел более, чем в два раза к доллару. И теперь власти пересматривают бюджет на 2016 год из-за падения цен на нефть и обвала национальной валюты.
Стабильности нет. Что делать?
При любых обстоятельствах, убеждены эксперты, в ближайшие годы не стоит ждать стабильности на валютных рынках ЕМ, включая Россию и Азербайджан. На эту печальную перспективу работает сразу несколько факторов. Прежде всего, речь идет даже не столько об ослаблении валют emerging markets, сколько об укреплении доллара. С экономикой у Соединенных Штатов в настоящее время все в полном порядке — он растет достаточно высокими темпами.
После того как осенью 2014 года Федеральная резервная система США окончательно свернула так называемую программу количественного смягчения, доллар автоматически подорожал. Причем он укрепляется по отношению практически ко всем валютам, даже к самым стабильным, вроде шведской кроны или швейцарского франка. Когда в развивающихся странах происходят какие-то колебания, как сейчас в Китае, срабатывает «уход в качество». То есть, инвесторы уходят с этих рискованных рынков на стабильный рынок США, усиливая тем самым курс доллара.
Ну, а у России есть дополнительные факторы девальвации — низкие нефтяные котировки и отток капитала, который не прекращается с 2008 года. Мало чем отличается положение и в Азербайджана.
Аналитики отмечают, что такие факторы, как возможное повышение ставок ФРС, укрепление доллара, снижение цен на энергоносители и замедление в Китае в прошлом уже выходили на первый план. Отличие нынешней ситуации в том, что теперь они действуют одновременно. Валюты ЕМ подвергаются ударам сразу с нескольких направлений. Их девальвация ко всему прочему увеличивает стоимость обслуживания внешнего долга, который страны ЕМ быстро накапливали в последние годы, когда ультрамягкая денежная политика западных центробанков позволяла привлекать средства по низким процентным ставкам.
В развивающемся мире долговая нагрузка достаточно высока. Общий долг ЕМ — государственный и частный — по отношению к ВВП составляет порядка 185%. Особенно тревожная ситуация в Китае: его общий долг в размере около 30 трлн. долларов носит откровенный характер кредитной пирамиды.
Что могут противопоставить этим напастям развивающиеся страны? Только одно: гибкий режим курсообразования, позволяющий быстро адаптироваться к любым передрягам в глобальной экономике. Однако девальвация национальных валют больно бьет по кошелькам граждан. В России, к примеру, согласно официальной статистике, реальные зарплаты за прошлый год упали почти на 10%, а реальные доходы населения — почти на 5%. Универсального выхода из того непростого положения, в каком оказались emerging markets и сырьевые государства, нет. Кто-то, как Мексика и Бразилия, снижает бюджетные расходы.
Другие, как Азербайджан и Россия, делают ставку на использование резервов, суверенных фондов, в расчете на рост цен на нефть. Третьи, как Колумбия, активно инвестируют в рисковые активы, их бюджеты трещат по швам.
Между тем emerging markets — это 86% населения планеты, и это 80% общемирового прироста ВВП. К большинству из них применим термин «ресурсное проклятие», введенный в оборот британским экономистом Ричардом Аути в начале 1990-х. Он обозначает ситуацию, когда высокая зависимость стран от экспорта сырья приводит к замедлению их экономик в длительной перспективе.
Неблагополучие «третьего мира» — это гигантский дамоклов меч для человечества. Сегодня валюты развивающихся государств обречены на безостановочное падение — по крайней мере до тех пор, пока нефтяные цены не стабилизируются. Либо начнут расти. Когда это произойдет, предугадать никто не берется.