Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Русская рулетка для нефтегосударств

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Сегодняшняя проблема — гораздо масштабнее, и ее значительно осложняют такие факторы, как сланцевая нефть и Иран. Даже если Россия, Саудовская Аравия и другие страны сократят добычу на 5%, на то, чтобы свести на нет избыток запасов нефти, уйдет много времени. Так что даже если не учитывать неприязненные отношения и отсутствие доверия между Эр-Риядом и Москвой, стоит ли вообще сокращать добычу?


Когда вы дошли до того, чтобы поверить, что Россия окажет вам финансовую помощь и спасет от банкротства, вы почти капитулировали. Почти.

Нефтяной рынок находится как раз в этой предпоследней точке. Тот оптимизм, которым были пронизаны на прошлой неделе высказывания российского министра энергетики о том, что он, возможно, готов к скоординированному с ОПЕК сокращению поставок, существенно угас. Цена нефти марки Brent, упав в прошлый понедельник до кошмарной отметки в 30,5 долларов за баррель, к концу недели поднялась до (всего лишь!) уровня в 34,74 доллара (и на этой неделе уже опять пошла оттуда вниз). То, что это вызвало такое оживление, свидетельствует о том, в какой степени понизилась планка наших ожиданий.

И дело не только в том, что устойчивый баланс между Россией и Саудовской Аравией и остальной компанией кажется крайне маловероятным. Более серьезная проблема состоит в том, что даже если этот союз и появится, не факт, что он позволит найти быстрое решение задачи, которое подсказал скачок цен на прошлой неделе

Во-первых, почему это маловероятно. Как это часто бывает с Россией, препятствием является исторический опыт. Во время двух последних обвалов цен на нефть — в конце 1990-х и в 2008 году — Россия увеличивала добычу нефти даже при том, что картель ОПЕК ее сокращал.

К тому же российские нефтяные компании и правительство действительно не в состоянии предпринять меры по сокращению предложений. Тейн Густафсон (Thane Gustafson), автор книги «Колесо фортуны: битва за нефть и власть в России», отмечает, что низкие цены на нефть в сочетании с санкциями, ограничивающими доступ к западным капиталам, означают, что «ситуация с притоком наличных средств по-прежнему абсолютно критическая» для Кремля и российских нефтяных корпораций. И сокращение добычи в надежде повысить заинтересованность в поставках выглядит в этих условиях очень рискованным.

Особенно если учесть, что возможный выигрыш кажется весьма сомнительным.

Все сводится к глобальным запасам нефти. Когда в 1998 году Саудовская Аравия создала коалицию стран, готовых сократить поставки, цель заключалась в том, чтобы сократить запасы нефти до уровня, при котором цены начнут отражать опасения в ее нехватке. Именно так и произошло (чему еще способствовало то, что в то время в Китае начинался инвестиционный бум).

Сегодняшняя проблема — гораздо масштабнее, и ее значительно осложняют такие факторы, как сланцевая нефть и Иран.


Согласно последнему докладу Международного энергетического агентства (МЭА), коммерческие запасы нефти в странах ОЭСР по состоянию на третий квартал прошлого года составляли 3 миллиарда баррелей, что приблизительно равно уровню спроса на период в 64 дня. Как я писал ранее, для долговременного изменения цен на нефть необходимо, чтобы количество «дней перспективного спроса» начало сокращаться и, возможно, достигло отметки ниже 60.

С учетом прогнозов МЭА по спросу и предложению, а также при условии, что ОПЕК не сократит объемы добычи, этот показатель достигнет во втором квартале этого года максимального уровня — выше 72 дней, а затем начнет понижаться — очень медленно. Наряду с риском падения спроса в замедляющем производство промышленном секторе Китая, это указывает на то, что нефть своего дна еще не достигла.


А теперь допустим, что Россия и Саудовская Аравия, а также входящие в ОПЕК страны Персидского залива на самом деле сократят добычу на 5% — начиная недели через две. В результате этого поставки на рынок сократятся почти на 1,4 миллиона баррелей в день. Это немалое количество, а значит при прочих равных условиях объемы запасов начнут сокращаться — причем, скорее всего, не летом, а уже этой весной. Но даже в этом случае этих запасов хватит для обеспечения в третьем квартале перспективного спроса приблизительно на 69 дней.

В реальных же условиях Иран сгладит этот эффект. Теперь, когда санкции ослаблены, Тегерану не терпится вернуть себе долю на рынке. По прогнозам МЭА объемы добычи в Иране увеличатся за полгода до 3,6 миллионов баррелей в сутки, что примерно на 2,9 миллиона баррелей больше, чем он ежедневно добывал в четвертом квартале прошлого года. В конечном счете, это наполовину компенсирует те возможные сокращения добычи, о которых шла речь выше.

А пока любое повышение цены на нефть в результате сокращения объемов добычи решит проблему нефтедобывающей отрасли США, которая в отношении добычи держится лучше, чем в сущности можно было предположить, но сейчас вынуждена считать деньги, поскольку необходимо направлять больше средств не на освоение новых скважин, а на поддержку балансовых счетов. При нынешнем положении МЭА прогнозирует, что объемы добычи в США сократятся в третьем квартале 2016 года на 660 тысяч баррелей по сравнению с тем же периодом в прошлом году. Незначительное повышение цен на нефть ситуацию не изменит, но может означать, что сокращение добычи будет меньше ожидаемого.

Предположим, что Иран повысит объемы добычи до 3,6 миллионов баррелей в сутки к концу текущего года — не так быстро, как прогнозирует МЭА — а объемы добычи в США перестанут сокращаться во втором квартале. При таком сценарии запасы нефти в этом квартале по-прежнему будут на максимальном уровне — но, по крайней мере, до третьего квартала они будут оставаться на уровне перспективного спроса из расчета выше 70 дней для стран ОЭСР.

Перенасыщение/сокращение


Даже при сценарии, согласно которому Россия, Саудовская Аравия и другие входящие в ОПЕК страны Персидского залива сократят добычу на 5%, на то, чтобы свести на нет избыток запасов нефти, уйдет много времени.

Так что даже если не учитывать неприязненные отношения и отсутствие доверия между Эр-Риядом и Москвой, стоит ли вообще сокращать добычу?

Экономист Фил Верлегер (Phil Verleger), специализирующийся на вопросах энергетики, изучил, как на принятие этого решения влияет эластичность цен — то есть, каким будет ожидаемое повышение цен на нефть в результате сокращения предложений на нефтяном рынке. Для такой страны, как Саудовская Аравия, цена должна подняться достаточно высоко, чтобы компенсировать сокращение продаж — так, чтобы вырос общий доход. В таком случае, если в результате сокращения добычи на 5% цены на нефть вырастут за год на 20%, то при прочих равных условиях общий доход увеличится на 14%. Казалось бы, все очень просто.

Однако если учесть, сколь незначительно может повлиять сокращение добычи на 5% на сокращение запасов, такого повышения средней цены на нефть на следующий год возможно и не произойдет. А повышение цены, скажем, на 5% будет означать более низкий общий доход.

Основная проблема, как видно на примере Ирана и американской сланцевой нефти, заключается в том, что конкуренция активизировалась в области поставок — именно поэтому Саудовская Аравия прежде всего повышает добычу до максимума. Сокращение поставок нефти означало бы попросту уступку доли на рынке (и долларовых доходов) Ирану, американским компаниям, добывающим сланцевую нефть, и любым другим нефтедобытчикам, которые в противном случае могли бы сократить инвестиции в разработку новых скважин.

Как показывают цифры, 5%-е сокращение добычи попросту ничего не даст, когда дело касается быстрой ребалансировки рынка. А более существенное сокращение, добиться которого будет еще труднее, вероятно, обеспечит нефтедобытчикам-конкурентам то послабление требований, которое им необходимо для увеличения собственных объемов добычи. Несомненным недочетом российской кампании является то, что она демонстрирует лишь то, насколько более слабыми выглядят традиционные тяжеловесы на сегодняшнем мировом нефтяном рынке. В отличие от прежних времен, сейчас чтобы решить, что делать дальше, они должны задать себе вопрос: «А чувствуем ли мы себя счастливчиками?»