Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Администрация Обама за последние год или два не раз подвергалась критике по поводу противоречивых, на первый взгляд, импульсов в своей политике на Ближнем Востоке. Но, похоже, что не только Соединенным Штатам очень сложно проводить что-то напоминающее долгосрочную и логически последовательную политику на Большом Ближнем Востоке.
Администрация Обама за последние год или два не раз подвергалась критике по поводу противоречивых, на первый взгляд, импульсов в своей политике на Ближнем Востоке. С одной стороны, она заключила ядерную сделку с Ираном и, стараясь не привлекать внимания, сотрудничает с Тегераном в борьбе против «Исламского государства» в Ираке. С другой стороны, Соединенные Штаты и Иран явно не сотрудничают в гражданской войне в Сирии, поскольку Иран сделал ставку на правительство Асада, тогда как Соединенные Штаты продолжают поддерживать «умеренных сирийских повстанцев». Кроме того, Соединенные Штаты и Иран занимают противоположные позиции в конфликте в Йемене. Поэтому можно сказать так: да, региональные американо-иранские отношения, судя по всему, чреваты парадоксами. И не представляет труда увидеть, как может быть сделан вывод о том, что подобная ситуация является продуктом неэффективности и политической непоследовательности.
Но прежде чем сделать подобный вывод, давайте рассмотрим политику России в отношении «Исламского государства».
Россия, несомненно, не является самым большим сторонником «Исламского государства». Из передач телеканала Russia Today нам известно следующее: Россия считает, что «Исламское государство» готовит теракты и на территории самой России. Но мы также знаем, что российская интервенция в Сирии, на самом деле, не направлена против «Исламского государства». В действительности, как сообщает Лиз Слай (Lix Sly) в газете Washington Post, общая стратегия России состоит в оказании помощи правительству Асада в его борьбе против поддерживаемых Соединенными Штатами повстанцев. Эта тактика, в конце концов, принесла определенные военные успехи, а также вызвала обвинения со стороны британского министра иностранных, который считает, что Россия помогает «Исламскому государству». Таким образом, в случае с Сирией Путин решил, что самое главное — это сохранить у власти своего союзника, даже если это временно оказывает поддержку «Исламскому государству». Долгосрочная логика состоит в том, что подобная ситуация заставит Соединенные Штаты выбирать между Асадом и «Исламским государством» — и Вашингтон выберет Асада. Однако, как отметил на прошлой неделе мой партнер по блогу Bloggingheads Хизер Херлберт (Heather Hurlburt), даже если это и сработает, Россия на долгое время окажется в такой же сложной ситуации, как это было с американским спонсорством государственного переворота в Иране в 1953 году.
Если мы переводим свой взгляд с Сирии на Афганистан, то мы увидим, что российская политика там тоже активизировалась. Джавид Ахмад (Javid Ahmad) на страницах журнала Foreign Affairs отметил, что Москва нашла себе нового союзника в Центральной Азии — Талибан, который когда-то был изгоем, а теперь его расположения добиваются несколько влиятельных региональных игроков. Даже Россия, бывшая в определенный период врагом этого движения, недавно обратилась к его представителям с предложением об обмене разведывательными данными в борьбе против общего врага — «Исламского государства» (еще эту группировку называют ИГИЛ). Замир Кабулов, специальный российский посланник в Афганистане, недавно сказал: «Интересы Талибана объективно совпадают с нашими». Кабулов, бывший сотрудник КГБ, участвовавший в 1990-х годах в переговорах с лидерами Талибана после того, как эта группировка захватила российский самолет и нескольких российских заложников, дал рациональное объяснение новому сотрудничеству. По его словам, «представители афганского и пакистанского Талибана заявили о том, что они не признают [Абу Бакра] аль-Багдади в качестве халифа, и это очень важно». Однако подобного рода близорукий альянс связан с критическими рисками в области безопасности для Афганистана и для региона в целом.
Так почему недавно обретенные интересы России подтолкнули ее к взаимодействию с Талибаном? По мнению Ахмада, существуют две причины. Первая состоит в том, что у России нет такого же местного союзника в Афганистане, каким она располагает в Сирии. С точки зрения Москвы, Талибан — это лучше, чем ничего. Вторая причина состоит в том, что ответная реакция, возникающая в результате российских действий в Сирии, начинает сильно тревожить Россию.
Москва озабочена тем, что ИГИЛ набирает силу на собственном российском заднем дворе, особенно после того, как в конце прошлого года она начала авиационную операцию для поддержки своего союзника в Сирии, президента Башара аль-Асада, и наносит теперь удары по основному филиалу ИГИЛ. Получить подобную ситуацию, когда группировка такого рода обращается к недовольным мусульманам, находящимся так близко к дому, является слишком большим риском. Около 16 миллионов россиян являются мусульманами — в основном это сунниты, и они проживают, преимущественно, на Северном Кавказе. В соответствии с существующими оценками, 5% российских мусульман — это салафиты или ваххабиты, представители ультраконсервативной формы ислама, к которой принадлежат и сторонники ИГИЛ.
В кавказском регионе две воинственные группировки особенно сильно беспокоят Кремль: Кавказский эмират или Имарат Кавказ, тесно связанный с «Фронтом ан-Нусра» в Сирии, то есть с отделением «Аль-Каиды» в Сирии, а также Кавказская провинция «Исламского государства», представляющая собой ответвление ИГИЛ. Россия сначала воспринимала распространение влияния ИГИЛ как благо, поскольку это отвлекало Соединенные Штаты от хаоса на Украине и привлекало боевиков с Кавказа, но теперь эта группировка превратилась в источник озабоченности. По данным российской разведки, сегодня около 2400 человек с Северного Кавказа присоединились к ИГИЛ.
Напомним, что Россия вмешалась в Сирии таким образом, что это укрепляет позиции «Исламского государства», но сегодня Москва настолько озабочена способностью ИГИЛ оказывать влияние на недовольных мусульман и привлекать их в свои ряды, что теперь добивается расположения Талибана.
Все эти шаги являются составными частями подхода Путина к внешней политике. Если смотреть на происходящее через краткосрочные линзы реальной политики, то каждый из этих шагов имеет тактическую логику. Однако даже применение небольшого количества долгосрочного мышления заставляет согласиться с мнением Ахмада, который считает, что «существует значительные противоречия в российском подходе к решению проблемы, связанной с ИГИЛ». Как часть большой российской стратегии, это просто хаос.
Ничто из перечисленного не оправдывает совершенных Соединенными Штатами ошибок в этом регионе, и я не пытаюсь в ответ использовать тактику «А как насчет…». Скорее, я считаю, что, наверное, для любой великой державы очень сложно проводить что-то напоминающее долгосрочную и логически последовательную политику на Большом Ближнем Востоке.
Дэниэл Дрезнер — профессор кафедры международной политики Школы права и дипломатии имени Флетчера при Университете Тафтса; он также является регулярным автором блога PostEverything.
