Грохот артобстрела отдается на байкерской базе, заставляя ее обитателей на секунду замереть. Удерживаемый повстанцами восточноукраинский город Луганск на истерзанной войной окраине Европы уже некоторое время не видел боев. Взрыв заставляет сердца биться чаще. «Наконец-то, — ухмыляется один из байкеров, — мы будем сражаться».
Однако впереди важное мероприятие, и мужчины сразу же возвращаются к работе. В конце концов, сцена сама себя не построит, волшебный дуб не закончен, а в костюме феникса не хватает блестящих перьев.
Атмосфера в луганском отделении «Ночных волков», самого крупного российского мотоклуба, отличающегося зловещей славой, сбивает с толку. Люди, которые увлеченно строят зимнюю сказку для детей пострадавшего от войны города, — это те же самые бородатые, татуированные байкеры, которые вносят в мотопробеги ультранационалистическую идеологию, сражаются вместе с пророссийским сепаратистским ополчением и осуждают западный «сатанизм».
Через несколько недель клуб откроет для публики свои огромные ржавые ворота и представит ей странную смесь мотоциклетных трюков, славянских сказок и патриотической помпы. База «Ночных волков», расположенная в старом спорткомплексе, выглядит вариацией на тему «Безумного Макса» — разбитые танки, артиллерийские гильзы, яркая роспись на стенах. На задах базы, за музеем советских автомобилей, разбиты огороды и стоят ульи.
Звездами нового шоу будут несколько десятков местных «Ночных волков». В их числе Денис Кузнецов, задумчивый, вежливый заместитель командира, оставивший в Москве жену и детей и отправившийся на Украину, чтобы поддержать пророссийское восстание, суровый и солидный Виталий Кишкинов по прозвищу «Прокурор» — глава луганского отделения клуба и Сергей Комаров по прозвищу «Комар» — байкер с детским лицом, сердечный и живой, несмотря на психологическую травму, которую нанесло ему участие в кровопролитной Чеченской войне. Стоит упомянуть и неофициального главного мудреца команды — спокойного и склонного к нью-эйджерской духовности психолога из Сибири Шамиля Шакова.
Несмотря на пристрастие к хрому и коже, «Ночные волки» — не очередная маргинальная субукультура: они едут в авангарде новой волны российского ультранационализма. Клуб может похвастаться тысячами членов по всей Восточной Европе и славится хорошими отношениями с российским президентом, благодаря которым некоторые называют этих байкеров «Ангелами Путина». Их присутствие здесь и та роль, которую они играют в конфликте, многое говорит о войне на востоке Украине, о путинском стиле внутренней политики и о продолжающихся портиться отношениях между Россией и Западом.
Если московская штаб-квартира клуба привлекает к себе внимание иностранных журналистов, то о его форпосте в самопровозглашенной Луганской Народной Республике публике известно мало. После переговоров, продолжавшихся месяц, нам с небольшой группой коллег обещали предоставить неограниченный доступ на базу «Волков» для съемки документального фильма. Обвешавшись съемочным оборудованием и набив карманы рублями, мы пересекли буферную зону конфликта и направились в сердце сепаратистской территории на встречу с байкерами.
***
Мы встретились с Кузнецовым холодным серым утром на базе «Ночных волков» в Луганске — одном из самых унылых украинских городов, хорошо сохранившем советский дух. Во дворе члены клуба собирали декорации для будущего шоу. Кузнецов стоял на фоне флага Новороссии — рыхлой конфедерации удерживаемых повстанцами территорий. На нем была байкерская кожанка поверх камуфляжной формы. Облик партизана-мотоциклиста завершал зеленый берет с серпом и молотом на кокарде. «Ночные волки» очень следят за своим имиджем.
«Все было вдохновлено американскими клубами — даже то, как мы одеваемся, — объясняет Кузнецов. — Мы взяли от них лучшее и переделали на свой лад. Клуб был создан, чтобы бороться с СССР, но в итоге мы начали сотрудничать с государством».
Кузнецов присоединился к «Волкам» в начале 90-х после знакомства с харизматичным лидером клуба Александром Залдостановым, изучавшим медицину и известным как «Хирург». Именно в клубе Кузнецов превратился из любителя мотоциклов в вооруженного повстанца. Когда зимой 2013-2014 годов Киев охватили уличные протесты Майдана и на Украине началась кровавая борьба за европейскую интеграцию, он, как и многие другие этнические русские, увидел в происходящем только насильственный переворот.
Под влиянием кремлевской версии событий, согласно которой украинские «фашисты» при поддержке ЦРУ сверли легитимное пророссийское правительство (печально известную клептократию Виктора Януковича, режим которого называют «мафиозным» и обвиняют в том, что он обошелся стране в миллиарды долларов), Кузнецов в феврале 2014 года оставил свою семью в Москве и отправился на юг. Сменив кожаную куртку на бронежилет, он вместе с другими байкерами активно участвовал в тайном российском вторжении в Крым. Летом того же года байкеры присоединились к сепаратистскому восстанию на Украине.
«В Крыму начинался Майдан. Мы решили приложить все силы, чтобы его предотвратить», — рассказывает Кузнецов вечером в своей комнате, за рюмкой огненного самогона. По стенам висят иконы, сепаратистские флаги, военные награды, автоматы Калашникова, «ловец снов», украшенный изображением волка, и фотография деда Кузнецова на Второй мировой войне.
«“Ночные волки” создали первые блокпосты, — говорит он. — Мы первыми получили оружие и начали патрулировать Севастополь. Я — один из миллиона факторов, благодаря которым Крым был присоединен». США наложили на «Ночных волков» санкции за штурм газового объекта и украинской военно-морской базы на черноморском полуострове, блокировав любые принадлежащие им американские активы и запретив их контакты с гражданами США. С учетом того, что российские патриоты вряд ли станут вкладывать деньги в американскую экономику, это было, скорее, символическим жестом. Тем временем в Москве «Хирурга» наградили медалью за его действия в Крыму.
У Кузнецова и его собратьев по клубу распад Советского Союза по-прежнему вызывает глубокие сожаления. Аннексия Крыма дала им отличную возможность помочь восстановить российскую мощь и вернуть утраченную сферу влияния. «Советский Союз был самой мощной державой в мире, — рассуждал он как-то хмурым и холодным утром, прогуливаясь мимо привезенных с донбасских полей сражения подбитых танков. — И в один час, без единого выстрела она развалилась. Мы променяли все, что мы имели на жвачки и на джинсы. И на “Макдональдс”». Он вспоминает нищету и хаос, охватившие Москву в последующие годы: пустые магазины и длинные очереди, в которых стояли люди, стремившиеся обменять талоны на продукты. С точки зрения Кузнецова, Запад готов терпеть только искалеченное постсоветское государство — но не возродившуюся Россию. «Вдруг нас все полюбили. А теперь, когда мы здесь, когда мы сильные, нас никто не любит. Когда я лежал на полу, я всем нравился».
Участие Кузнецова в аннексии Крыма и в конфликте на Донбассе дорого ему обошлось. Он получает награды, но давно не бывал дома. «Честно говоря, я настоящий предатель. Я предал свою семью, — признает он. — Жена не понимала. Я взрослый мужик. У меня был доход, трое детей. Что не живется? Но сомнения никакого не было — надо ехать».
«Ночные волки» выехали на широкую дорогу из московского андеграунда 1980-х годов. Горбачевская перестройка вызвала либерализацию атмосферы. Байкеры и металлисты веселились под рок-музыку, охраняли концерты, подрабатывали рэкетом и гоняли по столице на советских «Днепрах», «Явах» и «Восходах». «Мы были мощной бандой на колесах, — вспоминает Кузнецов. — По ночам мы носились по Москве, уходя от полиции».
Со временем он и его собратья превратились из компании анархистов на мотоциклах в ключевой компонент кремлевской пропагандистской машины. Переломным моментом стал август 1991 года, когда они активно вмешались в события, присоединившись к противникам антигорбачевского путча, устроенного коммунистическими радикалами.
Когда в России наступили бурные 90-е, клуб начал проводить ежегодные байк-шоу и запустил линейку одежды Wolf Wear. Позднее могущественным покровителем клуба стал Путин, санкционировавший выдачу ему огромных грантов и принявший участие в мотопробеге «Волков» на трехколесном Harley-Davidson. Теперь «Волки» мчатся сквозь славянские земли, посещают православные святые места и устраивают шоу, сочетающие демонстрацию мотоциклетных трюков, фейерверки, спецэффекты и рок-музыку с яростным патриотизмом.
Эксперт по России Марк Галеотти (Mark Galeotti), преподающий мировую политику в Нью-Йоркском университете, считает, что «Ночных волков» не следует считать частью контркультуры. По его мнению, они «контрконтркультурны» и играют роль «вольницы на службе государства». Другими словами, Кремль вывел их на передний план, чтобы использовать их пропутинские настроения, православный пыл и антиамериканскую риторику как мощный источник «мягкой силы». Скажем, апрельский мотопробег Москва —Берлин в память о победе над нацистской Германии повторил путь, по которому прошла Красная армия. В августе в Севастополе байкеры также устроили шоу в память о Второй мировой — с лазерами, рок-музыкой и мототрюками. Тем временем, оппозиционный активист Алексей Навальный обнаружил, что клуб получает от российского правительства миллионы рублей — в том числе, на антизападные детские праздники. Добавьте к этому советский реваншизм и хороший запас оружия — и коктейль готов.
В наш первый день в Луганске Виталий Кишкинов, самоуверенный глава местного отделения клуба, показывал нам базу. В течение следующей неделе мы хорошо познакомились с его ребятами и сумели увидеть, что кроется за плоскими масками, которые любит создавать клуб. Однако сам Кишкинов так и остался для нас закрытым и идеологически выдержанным образцовым лидером повстанцев.
«Я люблю свою страну. Я впитал это с молоком матери, — рассказывал он нам, стоя перед фреской по мотивам “Безумного Макса”, на которой бензовоз проламывал кирпичную стену. — Я горжусь своими предками, горжусь Великой Победой [во Второй мировой войне], горжусь нашими дедами, которые проливали кровь и возвращались с медалями. Ничто на Земле не заставит меня думать иначе». В том, чтобы произносить подобные патриотические монологи на фоне сцены из голливудского блокбастера, Кишкинов не видел ничего странного.
Кишкинов, жена и двое детей которого живут где-то в Луганске, пока он занимается делами клуба, провел нас в так называемый музей — помесь комнаты отдыха со святилищем. На бильярдных столах лежали волчьи шкуры. Один из углов был посвящен знаменитым друзьям клуба, в число которых входит певец Григорий Лепс, подпавший под американские санкции из-за предполагаемых связей с мафией. На стенах висели распятья и иконы — рядом с портретами Сталина и Рамзана Кадырова, марионеточного чеченского диктатора, назначенного Путиным. Несмотря на полумрак, можно было разглядеть табличку с русской надписью: «Куплю шкуру Обамы».
Кто может присоединиться к «Ночным волкам», спрашиваю я Кишкинова. «Кто угодно, любой желающий», — отвечает он и твердо добавляет: «Нельзя наркоманам. Нельзя педерастам [русское сленговое название геев]. Нельзя женщинам: это мужской клуб».
Почему нельзя геям? Кишкинов, звезда которого в рядах «Волков» взошла одновременно с российским поворотом к гомофобии и правому дискурсу, озадаченно смотрит на нас: «Даже не знаю, что сказать. Это же очевидно: Бог создал мужчин и женщин, чтобы они спали друг с другом. Геи ненормальны». Продолжая тему религии, он замечает: «Мы — православные. Если перестать верить в “Волков” или в православие, жизнь потеряет смысл. Бог с нами, и Он нам помогает».
Кузнецов заходит еще дальше. На этой войне обе стороны часто прибегают к гиперболам — украинцы называют врагов «террористами», а пророссийские силы уверяют, что сражаются с «неонацистами», — но он использует выражения, более характерные для участников джихада. «Мы видели здесь много чудес, — рассказывает он. — Мы видели, как люди выживали в разбомбленных церквях. Это религиозно-духовная война».
***
Когда сепаратистские настроения и напряженность в Донбассе переросли весной 2014 года в открытую войну, унесшую к настоящему моменту более девяти тысяч жизней, «Ночные волки» присоединились к пророссийским силам, стремившимся отсоединить от Украины мятежные «народные республики». Несколько байкеров погибли, а американское правительство позднее предположило, что между клубом и российскими специальными службами существуют тесные связи. Таким образом, из инструмента мягкой силы «Ночные волки» превратились в нечто намного более жесткое и жестокое.
Сейчас, когда линия фронта перерастает в фактическую границу, байкеры интегрируются с повстанческим министерством внутренних дел, сохраняя военные функции и внушительный арсенал. Параллельно они — на радость местному населению — возвращаются к своим гражданским корням: организуют патриотические мероприятия, выступают против коррупции, участвуют в восстановлении города и доставляют гуманитарную помощь.
Путинский политический стиль породил среду, в которой такие организации могут процветать. Его откровенный культ как звезды и мачо — современный аналог культа Сталина. На политической сцене, превратившейся в мыльную оперу, Путин играет главную роль. «У этого человека есть лидерские качества, — говорит Кузнецов. — Его политика — это сейчас лучшее для России».
Впрочем, культ Сталина тоже возродился: Кремль использует ностальгию по Советскому Союзу, чтобы восстановить связь со сверхдержавным прошлым России. Уважение, которое испытывают «Ночные волки» к диктатору заметно еще на подходе к базе — ворота украшает флаг с его портретом. Рядом висят еще три флага — хоругвь с образом Иисуса Христа, российский триколор и флаг ЛНР с красной звездой.
Приехав в Луганск, мы посетили министерство информации повстанческого режима — обширное здание с лабиринтами коридоров и угрюмыми бюрократами. Там царила паранойя в советском духе, характерная для нарождающейся автократии. Один из аппаратчиков отозвал нашего местного посредника в сторону и прошипел ему: «Вам стоило бы перестать сотрудничать с западными журналистами и вернуться домой при первой возможности».
Позднее наши имена прозвучали в ходе транслировавшегося по телевидению заседания правительства. Становящийся все более авторитарным лидер ЛНР Игорь Плотницкий с явным подозрением отозвался о нашей работе в его сепаратистской республике, на что министр информации ответил: «Они из Guardian. Это просто молодежный интернет-журнал». Мы решили считать оба эти инцидента забавными курьезами, но позднее нам пришлось о них вспомнить.
На следующий день мы сидели в уютной караулке на базе «Ночных волков». За чашкой чая и бутербродами с салом Сергей «Комар» Комаров рассказывал нам, как жизнь привела его в Луганск. Один из самых дружелюбных членов клуба родился в подмосковной деревне и служил танкистом в российской армии, когда она на переломе веков пыталась переломить чеченское сопротивление. Очевидно, что этот опыт нанес ему трудноуловимый, но долгосрочный психологический ущерб. Байкерство стало для него своего рода терапией.
«Через что я прошел? Через многое. Мне потребовалось два года, чтобы с этим справиться, — говорит “Комар”, которому сейчас немного за 30. — Мне всегда нравилось ездить на мотоцикле. Наполняешь бензобак, едешь — и голова полностью свободна. Проехать пару тысяч километров лучше, чем месяц отдыхать».
В прошлом году, когда он доставлял гуманитарную помощь в один из украинских прифронтовых городов, он познакомился с 19-летней местной девушкой Надей, отец которой ушел воевать. Теперь она живет с «Комаром» на базе. «Мы не выбирали эту жизнь, — говорит Надя, прислонившись к нему. — Мне пофиг на других мужиков. Здесь мой мужчина». Их связь выглядит трогательной, почти невинной. Такие отношения возникают из случайной встречи среди войны и разрухи.
Перед нашим приездом продолжавшееся два месяца затишье на фронте прервалось. Стороны снова вернулись к окопной войне. Возобновились ночные бомбардировки окраин сепаратистского Луганска. Впрочем, вблизи Луганска на фронте относительно спокойно, хотя следы боев 2014 года — заколоченные магазины, изрытый минометным огнем бетон, здания, разрушенные авиацией и артиллерией, — заметны повсюду. Сильнее всего пострадал аэропорт. Его терминал был практически полностью разрушен в ходе боев между прокиевскими силами и поддержанным мощью российской армии сепаратистским ополчением, в рядах которого сражались и луганские «Ночные волки».
Ясным ветреным утром Кишкинов показывает нам разрушенный аэропорт. Мы обходим проломы во взлетной полосе. Одинокий рабочий залезает на развалины, собирает кирпичи, спускается вниз, сваливает их на землю и лезет обратно, продолжать свою бесконечную и бесполезную работу.
«Все было разрушено, — громко говорит Кишкинов, перекрывая шум ветра. — Это был очень масштабный бой — очень масштабный. Здесь все омыто кровью, как во время Великой отечественной войны. Здесь живут души. Город был осажден. Когда я вспоминаю об этом, у меня по коже бегут мурашки. Даже врагу не пожелал бы пройти через такое».
Мы стоим в тени разрушенного терминала. Я спрашиваю Кишкинова о причастности России к конфликту, которую Путин до самого последнего момента отрицал, несмотря на все доказательства. Встречал ли он на войне российских солдат? Можно ли возлагать ответственность за войну только на Украину? «Россия здесь ни при чем, — отвечает Кишкинов, как обычно, густо пересыпая русскую речь бранью. — Россия никогда сама не начинала войн на своих границах. Россия никогда не начинала войн на чужой территории. Мы всегда только защищаем себя от врагов, которые хотят забрать нашу землю».
Обратно мы движемся в молчании. Кишкинов идет впереди. У своего внедорожника он поворачивается к камере: «Привет, Европа. Желаю тебе одного: чтобы твой народ не испытал того, что испытали мы. Живи мирно и помни: “Худой мир лучше доброй ссоры”».
В небе собираются облака. Одинокая фигура продолжает свой сизифов труд, пытаясь по камешку разобрать руины аэропорта.
***
Луганские «Ночные волки» — наглядный пример характерного для Украины глубокого этнического раскола. Многие в клубе — местные жители, однако явно предпочитают Москву Киеву, несмотря на общий язык и общее прошлое.
Этот раскол ставит Кузнецова — при всем его воинственном настрое — в тупик. «В прошлом году во время боев был такой момент, — вспоминает он, — Я подошел к украинским пленным и увидел, что они молятся и целуют кресты. Я понимал, что они читали те же молитвы, что и я. Они были православными. Ненавижу ли я украинцев? Нет, я их люблю. Но нас натравили друг на друга».
Это была наша последняя ночь на базе. Мы сидели в клубах сигаретного дыма и общались напоследок с байкерами, включив съемку. За два часа до начала комендантского часа, нам сообщили, что власти нам больше не рады и что они выдали ордер на арест. На кону оказались безопасность нашего посредника, а заодно и отснятые нами материалы, поэтому мы решили срочно отбыть.
Мы пожали руку Кузнецову, попрощались с ним и направились к воротам. Через несколько минут в холодной декабрьской мгле мы заметили пожилого седеющего байкера, который стоял в карауле. В 90-х Ивар воевал в российской армии на беспокойном Кавказе. Сейчас, на шестом десятке, он опять участвует в сепаратистском конфликте на российских рубежах.
Мы увидели огни нашей машины: посредник торопился встретить нас за воротами оплота «Волков». Через час он уже мчался на безопасную российскую территорию. Мы с моим коллегой Себастьеном вскочили во вторую машину и отправились окольными сельскими дорогами в обход повстанческих блокпостов. Мы переночевали в хостеле недалеко от линии фронта, выехали перед рассветом и к обеду пересекли буферную зону и прибыли на контролируемую украинским правительством территорию. Здесь ни одна пророссийская группировка уже не могла добраться до нашего видео.
Перед отъездом у нас оставалось немного времени. Была ясная зимняя ночь. Город еще спал. Ивар тепло нам улыбнулся, но от прощания отказался. «Скажу просто: “До встречи”, — спокойно добавил он. — С тех пор, как началась война, я перестал прощаться с людьми».
