Летом 2014 года итальянский фотограф Давид Монтелеоне (Davide Monteleone), более 10 лет проживший в Москве, начал ездить на российско-китайскую границу в поисках чего-то настоящего и прочного. «Я освещал восстание на Украине, а потом гражданскую войну и оккупацию Крыма, — сказал он мне. — Меня поразило то, насколько трудно сохранять нейтралитет, когда ты окружен пристальным вниманием прессы. У меня возникло такое чувство, что все сделанное мною может быть использовано в качестве пропаганды. Поэтому я подумал, что стоит поработать где-нибудь вдалеке». Когда Европейский Союз и Соединенные Штаты ввели против России санкции, она начала подписывать крупные газовые и торговые соглашения с Китаем. «Здесь много пишут об этой новой дружбе между Россией и Китаем, — сказал Монтелеоне. — Поэтому я подумал: надо поехать и посмотреть, что там происходит. Настоящая ли это дружба?»
В Москве Монтелеоне прочитал о новом мосте через реку Амур, который якобы строят русские в районе Благовещенска. «Но я поехал туда, и никакого моста там не было, — рассказал он. — Люди в Москве знают про этот мост, а местные понятия не имеют, что его собираются строить». В районах вокруг этого моста-призрака Монтелеоне заметил и другие отсутствующие вещи. «На российской стороне нет сельского хозяйства, — сказал он. — Есть только лес, и все. Когда спрашиваешь русских, почему они ничего не выращивают, те отвечают: „Погода плохая, здесь ничего не вырастишь“. Но стоит переехать на китайскую сторону, и там везде — поля и грядки! Расстояние — всего 200 метров, так что климат здесь ни при чем».
Прожив на российской стороне месяц, Монтелеоне на следующий год поехал на китайскую сторону, чтобы посмотреть на тамошние места. Его поездку частично профинансировал онлайновый журнал некоммерческой организации «Азиатское общество» (Asia Society) ChinaFile. На многих его фотографиях ощущение огромного пространства, какое редко можно увидеть в Китае: нетронутые леса, высокое синее небо, спокойные серебристые реки, на которых нет лодок и катеров. На таких просторах человек может придумать и построить что угодно. В пограничном городе Чжалайнор, расположенном почти в 10 тысячах километрах от Красной площади, китайцы соорудили уменьшенную копию храма Василия Блаженного. «У китайцев странные представления об истории, — сказал Монтелеоне. — Они говорят: „Это старая церковь, построенная в XVI веке“. Им трудно объяснить, что есть разница между тем, что было построено в XVI веке, и его копией».
Когда Монтелеоне посетил это здание, он понял, что это даже не храм. Ярко разрисованные башни и маковки оказались пустышкой: внутри церкви его ждал сюрприз, подобный русской матрешке. Там находится музей, посвященный науке. Рядом раскинулся парк, где можно увидеть бивни и кости шерстистых мамонтов, бродивших когда-то по северным равнинам. Правда эти останки, как и церковь, тоже не настоящие. «Все это копии, — сказал Монтелеоне. — Мне кажется, там не было ни одного подлинника. А потом я зашел в магазин, и там продавали огромный бивень мамонта. Это был единственный оригинал. По-моему, за него просили пятьсот тысяч долларов».
За последние два века между Россией и Китаем периодически возникала напряженность и даже серьезные пограничные конфликты, в которых русские обычно одерживали верх. Но сегодня Монтелеоне отмечает иную динамику. «В отдаленных местах типа этих русские просто ждут чего-то, а китайцы пытаются что-то сделать», — говорит он. В Благовещенске он познакомился с китайской предпринимательницей, которая руководит маленькой империей из отелей и ресторанов. В родном Харбине у нее есть муж и ребенок, а за границей она завела себе нечто вроде сожителя — русского мужа, от которого родила второго ребенка. «У меня такое подозрение, что этот русский муж — он из чисто практических соображений, — сказал Монтелеоне. — Китайцы не могут открывать в России компании, если у них нет местного партнера». Он с удивлением наблюдал, как они общаются: «Она говорит: „Пойди, пригони автомобиль! Отвези меня туда-то и туда-то! Позвони этому человеку!“ Он — муж и одновременно работник. Китаянка говорила по-русски, но со странным акцентом».
Это была одна из немногих смешанных пар в составе китайской женщины и русского мужчины, с которыми встретился Монтелеоне. «Обычно комбинация иная — мужчина китаец, а женщина русская», — рассказал он. Скорее всего, это результат простых демографических особенностей: в России на 100 женщин приходится всего 87 мужчин, а в Китае на 100 женщин приходится 106 мужчин. Однако, по мнению Монтелеоне, здесь также налицо совпадение различных социальных и экономических сил. «Дело еще и в том, что в этой части России мужчины умирают гораздо раньше, — замечает он без обиняков. — В этих отдаленных районах нет работы, там нечего делать, негде провести время. Поэтому мужчины просто пьют. А русские женщины мне кажутся намного более ответственными, чем мужчины. Печально говорить об этом, но именно они обо всем думают и заботятся». На южной стороне границы он заметил, что в языковых школах полно молодых женщин из России, которые упорно учат китайский — возможно, в надежде заполучить китайского мужа.
В Маньчжурии Монтелеоне познакомился с китайским лесорубом Сунь Шенчаном и его юной русской женой Катей Диановой. На фотографии они выглядят как классический типаж таких пар: у Суня выдающиеся скулы, длинный нос и скошенные глаза типичного северного китайца; у Кати — белая кожа и нежные черты лица, как будто вышедшие из-под пера Толстого («Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка»). Она держит дочку Наташу; на руках у Суня — их сын Жаминь. Квартира у них довольно обшарпанная: краска облупилась, батареи ржавые. Но маленькая семья источает какой-то свет. В этом странном пограничье с поддельными храмами и невидимыми мостами в грязноватой комнате царит нечто задушевное и настоящее. «Денег у них немного, но они такие милые люди, — сказал Монтелеоне. — Видно, что они действительно любят друг друга».
