Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Эштон Картер сказал, что в свете «российской агрессии» намерен просить четырехкратного увеличения расходов на вооруженные силы США в Европе. Ассигнования на борьбу с «Исламским государством», напротив, должны быть увеличены на 50%. Не остается сомнений: с точки зрения Пентагона, угроза со стороны России внезапно становится даже более серьезной, чем со стороны ИГИЛ.
Пока во вторник избиратели Нью-Гэмпшира, невзирая на снег, принимали участие в великом торжестве американской демократии, министр обороны США устанавливал ряд требований по расходам на 2017 год. И пока телевизионные камеры, по всей вероятности, отдавали предпочтение драматическому действу, разыгравшемуся вокруг голосования в Диксвилл-Нотче, переориентация приоритетов американской обороны при завершающем свой срок президенте могла, между тем, оказаться более влиятельным событием — и не в самом лучшем смысле, по крайней мере, для будущего Европы.
В своей предшествовавшей нынешним заявлениям речи в Вашингтоне на прошлой неделе Эштон Картер сказал, что в свете «российской агрессии» намерен просить четырехкратного увеличения расходов на вооруженные силы США в Европе. Ассигнования на борьбу с «Исламским государством», напротив, должны быть увеличены на 50%. Данный посыл не оставляет сомнений: с точки зрения Пентагона, угроза со стороны России внезапно становится даже более серьезной, чем со стороны ИГИЛ.
Если именно таков образ мыслей Пентагона, то он кардинально меняет тенденцию, остававшуюся на удивление устойчивой в течение президентства Барака Обамы. Еще до его избрания в некоторых европейских кругах возникло беспокойство по поводу того, что он станет первым президентом подлинно послевоенного периода (после холодной войны) — Обама слишком молод, чтобы помнить Вторую мировую войну, и мыслит более глобально, в перспективе выходя за пределы атлантизма. Так оно и оказалось.
С первых дней своего пребывания в Белом доме Обама, казалось, проявлял интерес к чему угодно, но не к Европе. Он начал президентство с призывом, обращенным в Каире к мусульманскому миру, с инициативы, которая была сорвана Арабской весной и ее последствиями, но отчасти спасена прошлогодним ядерным соглашением с Ираном. У него не было выбора, кроме как противостоять растущей конкуренции со стороны Китая, и он положил конец полувековому отчуждению США и Кубы. Однако Европу Обама во многом предоставил самой себе. Когда Франция и Великобритания вмешались в военный конфликт в Ливии, США проводили «лидерство из тыла». Большинство оставшихся в Европе американских войск, как стало известно в прошлом году, должны были ее покинуть.
Такой подход нельзя назвать нелогичным. В Европе был мир — по крайней мере, если сравнивать с другими странами. Европейский союз медленно, но верно двигался вперед, кратко отклоняясь от своего курса (так, возможно, ситуация представлялась США) из-за внутренних кризисов в Греции и в зоне евро. Даже волнения на Украине, по крайней мере, на ранних стадиях, рассматривались Вашингтоном скорее как затруднение местного характера, нежели как противостояние в духе холодной войны.
Текущая политика в Государственном департаменте проводилась (яростно, но без особого эффекта) Викторией Нуланд; санкции против России были согласованы и скоординированы с ЕС. Все это время — несмотря на призывы киевского правительства — Обама держался от конфликта на почтительном расстоянии. Конгресс всколыхнулся, предлагая отправку оружия, но Обама мудро воспротивился. Америка, подразумевал он тем самым, в этой схватке не участвует.
В последние месяцы президентства Обамы эта обособленность подходит к концу. Дополнительные средства на оборону Европы предназначены для новых баз и оружейных складов в Польше и странах Балтии. Возрастет число учений для местных войск НАТО, будет больше новейших технических средств и маневров.
Вполне вероятно, что дополнительные расходы и возможности, ими предоставляемые, не более чем подачки «прифронтовым» странам ЕС в преддверии июльского саммита НАТО в Варшаве, подачки, о которых впоследствии можно будет тихо забыть. Хотя скорее всего они предназначены для реальных нужд — и если это так, то тайминг едва ли мог быть хуже. То же касается и последствий для будущего Европы.
Планируя увеличить расходы, США посылает враждебные сигналы России в то самое время, когда для этого за весь прошедший период существует меньше всего оснований. Почти два года прошло с тех пор, как Россия присоединила Крым, и 18 месяцев с момента крушения MH17. Боевые действия на Восточной Украине отгремели; свидетельств нынешней материальной поддержки Россией антикиевских повстанцев нет, и существует по крайней мере перспектива того, что вторые мирские договоренности будут выполнены, а Украина (за исключением Крыма) сохранит — пусть и шаткую — но целостность.
В Сирии Россия вступила в войну против ИГИЛ; она помогла организовать единственный существовавший там дипломатический процесс и в принципе согласилась с возможным уходом президента Башара Асада. Постоянная поддержка Москвы также имеет решающее значение для осуществления ядерной сделки с Ираном. Первая реальная перспектива улучшения отношений России и Запада со времен неудачной «перезагрузки» 2009 года выглядит так, будто она была уничтожена, не успев начаться.
Хуже того, предоставляя дополнительные средства конкретно Польше и «новым» членам НАТО, США посылают еще два — связанных друг с другом — сообщения. Во-первых, Вашингтон хочет дать понять, что готов нести непосредственную ответственность за безопасность этих стран. А это не только оставляет их вообще без какого-либо стимула нормализовывать отношения со своим гигантским соседом. Это неизбежно усилит у России чувство собственной незащищенности и вызовет новый виток того, что мы когда-то называли гонкой вооружений. Не исключая новые развертывания ядерного оружия.
Во-вторых, ЕС и европейские страны НАТО в очередной раз смогут отложить дело столь необходимого обеспечения оборонной самодостаточности. Казалось, обособленность Обамы уже начинала оказывать свое влияние: к Брюсселю и другим европейским столицам наконец-то приходило понимание того, что Европе придется сообща разрабатывать собственный закон по обороне, увеличивать расходы, серьезно беседовать с Россией о взаимной безопасности и в целом вести себя, как взрослые люди. Теперь же они смогут вернуться к своим прежним разобщенным и беззаботным методам, уверенные в том, что, кто бы ни стал следующим президентом США, он вряд ли будет меньшим атлантистом, чем Обама, и, если это будет необходимо, наверняка выручит их еще раз.
С первых дней своего пребывания в Белом доме Обама, казалось, проявлял интерес к чему угодно, но не к Европе. Он начал президентство с призывом, обращенным в Каире к мусульманскому миру, с инициативы, которая была сорвана Арабской весной и ее последствиями, но отчасти спасена прошлогодним ядерным соглашением с Ираном. У него не было выбора, кроме как противостоять растущей конкуренции со стороны Китая, и он положил конец полувековому отчуждению США и Кубы. Однако Европу Обама во многом предоставил самой себе. Когда Франция и Великобритания вмешались в военный конфликт в Ливии, США проводили «лидерство из тыла». Большинство оставшихся в Европе американских войск, как стало известно в прошлом году, должны были ее покинуть.
Такой подход нельзя назвать нелогичным. В Европе был мир — по крайней мере, если сравнивать с другими странами. Европейский союз медленно, но верно двигался вперед, кратко отклоняясь от своего курса (так, возможно, ситуация представлялась США) из-за внутренних кризисов в Греции и в зоне евро. Даже волнения на Украине, по крайней мере, на ранних стадиях, рассматривались Вашингтоном скорее как затруднение местного характера, нежели как противостояние в духе холодной войны.
Текущая политика в Государственном департаменте проводилась (яростно, но без особого эффекта) Викторией Нуланд; санкции против России были согласованы и скоординированы с ЕС. Все это время — несмотря на призывы киевского правительства — Обама держался от конфликта на почтительном расстоянии. Конгресс всколыхнулся, предлагая отправку оружия, но Обама мудро воспротивился. Америка, подразумевал он тем самым, в этой схватке не участвует.
В последние месяцы президентства Обамы эта обособленность подходит к концу. Дополнительные средства на оборону Европы предназначены для новых баз и оружейных складов в Польше и странах Балтии. Возрастет число учений для местных войск НАТО, будет больше новейших технических средств и маневров.
Вполне вероятно, что дополнительные расходы и возможности, ими предоставляемые, не более чем подачки «прифронтовым» странам ЕС в преддверии июльского саммита НАТО в Варшаве, подачки, о которых впоследствии можно будет тихо забыть. Хотя скорее всего они предназначены для реальных нужд — и если это так, то тайминг едва ли мог быть хуже. То же касается и последствий для будущего Европы.
Планируя увеличить расходы, США посылает враждебные сигналы России в то самое время, когда для этого за весь прошедший период существует меньше всего оснований. Почти два года прошло с тех пор, как Россия присоединила Крым, и 18 месяцев с момента крушения MH17. Боевые действия на Восточной Украине отгремели; свидетельств нынешней материальной поддержки Россией антикиевских повстанцев нет, и существует по крайней мере перспектива того, что вторые мирские договоренности будут выполнены, а Украина (за исключением Крыма) сохранит — пусть и шаткую — но целостность.
В Сирии Россия вступила в войну против ИГИЛ; она помогла организовать единственный существовавший там дипломатический процесс и в принципе согласилась с возможным уходом президента Башара Асада. Постоянная поддержка Москвы также имеет решающее значение для осуществления ядерной сделки с Ираном. Первая реальная перспектива улучшения отношений России и Запада со времен неудачной «перезагрузки» 2009 года выглядит так, будто она была уничтожена, не успев начаться.
Хуже того, предоставляя дополнительные средства конкретно Польше и «новым» членам НАТО, США посылают еще два — связанных друг с другом — сообщения. Во-первых, Вашингтон хочет дать понять, что готов нести непосредственную ответственность за безопасность этих стран. А это не только оставляет их вообще без какого-либо стимула нормализовывать отношения со своим гигантским соседом. Это неизбежно усилит у России чувство собственной незащищенности и вызовет новый виток того, что мы когда-то называли гонкой вооружений. Не исключая новые развертывания ядерного оружия.
Во-вторых, ЕС и европейские страны НАТО в очередной раз смогут отложить дело столь необходимого обеспечения оборонной самодостаточности. Казалось, обособленность Обамы уже начинала оказывать свое влияние: к Брюсселю и другим европейским столицам наконец-то приходило понимание того, что Европе придется сообща разрабатывать собственный закон по обороне, увеличивать расходы, серьезно беседовать с Россией о взаимной безопасности и в целом вести себя, как взрослые люди. Теперь же они смогут вернуться к своим прежним разобщенным и беззаботным методам, уверенные в том, что, кто бы ни стал следующим президентом США, он вряд ли будет меньшим атлантистом, чем Обама, и, если это будет необходимо, наверняка выручит их еще раз.
