Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Бытует мнение, что «Спецоперация «Лиза» — это успех российской пропаганды и победоносная атака России на Германию в рамках «гибридной войны». Российская пропаганда — один из факторов, которые могут повлиять на электоральные предпочтения русскоязычных граждан Германии. И все же гораздо больше оснований оценивать «Спецоперацию «Лиза» как колоссальный провал.
Исчезновение 13-летней жительницы Берлина из семьи российских эмигрантов в ночь на 11 января стало поводом для череды громких скандалов. Заявление родственников Лизы, что она была похищена и изнасилована арабами-мигрантами, привело к демонстрациям «русских немцев», повышенному интересу к этой истории российских СМИ и словесному конфликту российского и немецкого МИДов. Активное участие кремлёвских масс-медиа в разжигании антимигранстких настроений среди немецких граждан стало поводом называть случившееся «Спецоперация «Лиза».
Бытует мнение, что «Спецоперация «Лиза» — это успех российской пропаганды и победоносная атака России на Германию в рамках «гибридной войны». В конце концов, от 10 до 20 тысяч русскоязычных жителей страны одновременно вышли на демонстрации протеста в дюжине больших и маленьких городов и даже требовали отставки канцлера Ангелы Меркель — ничего подобного до сих пор не случалось.
Эта оценка, по сути, продолжает саму спецоперацию: наврали, зато (или тем самым) деморализовали противника и причинили ему ощутимый ущерб. Правды в этом не больше, чем в сюжете Первого канала про якобы похищенную и изнасилованную арабами 13-летнюю «русскую немку».
В принципе, российская пропаганда — один из факторов, которые могут повлиять на электоральные предпочтения русскоязычных граждан Германии. И все же, даже с учетом этого влияния, гораздо больше оснований оценивать «Спецоперацию «Лиза» как колоссальный провал.
В свои ворота
Новогодние события в Кельне имели большой резонанс. Полиция не справилась, и это стало очевидно. Ухудшилось отношение к беженцам и к миграционной политике правительства. В немецких масс-медиа стал обсуждаться вопрос о перспективах канцлерства Ангелы Меркель. Вброс про Лизу, наоборот, никакой полемики не вызвал и никаких сомнений в адекватности власти и полиции не породил. Зато он привлек внимание к методам российской пропаганды и спровоцировал волну публикаций на эту тему — даже в локальной прессе. Маленькие западногерманские городки вдруг почувствовали себя полем боя.
Участие в «спецоперации» министра иностранных дел России Сергея Лаврова перевело ее в ранг события государственной важности. Стало понятно, что это не самодеятельность берлинских ультраправых и российского телевидения.
Заявление Лаврова 26 января, а особенно его слова про «нашу Лизу», разозлило обычно очень дружественного по отношению к России министра иностранных дел Германии Франка-Вальтера Штайнмайера, так что ему пришлось выступить с неожиданно резким ответом.
Пресса восприняла слова Лаврова как вмешательство во внутренние дела Германии и попытку ослабить Ангелу Меркель. Слова «Наша Лиза» в отношении гражданки Германии прозвучали как посягательство на суверенитет. Большие и малые издания написали про «гибридную войну».
Именно после появления в этой истории Лаврова обозначился перелом в отношении немецких СМИ к России. Сейчас намного меньше пишут про то, что нужен диалог, намного больше — про агрессию, и требуют от правительства решительности и жесткости. Февральская поездка к Путину премьера Баварии Хорста Зеехофера вызвала в основном насмешки и осуждение — когда в октябре в Россию ездил министр экономики Зигмар Габриель, его так дружно не ругали.
Россия нападает — Германия защищается
«Гибридная война» стала общим местом, о ней говорят даже на общественном ТВ, которое в отношении к путинскому режиму до последнего времени было гораздо мягче, чем пресса. Телевидение становится более скептическим и без «дела Лизы» — вышел очень негативный фильм о Путине, в ток-шоу стали намного чаще приглашать критиков российской власти, начинается трансляция норвежского телесериала о воображаемой оккупации Норвегии Россией.
«Спецоперация» повлияла и на оценку кёльнских событий. Появились публикации о том, что массовые сексуальные домогательства в новогоднюю ночь в разных городах могли быть такой же спланированной провокацией — например, дружественных Путину сирийских спецслужб. После скоординированных акций русскоязычных мигрантов и откровенной попытки российских властей сыграть на проблемах с беженцами такое предположение больше не кажется невероятным. «Дело Лизы» должно было усилить эффект от кёльнских событий, но на практике от них отвлекло.
В Германии стали понимать, что нужно защищать свободу слова от Первого канала, а вовсе не свободу Первого канала говорить что угодно. Это отличие немцам, как и россиянам, обычно не очевидно.
Наступают и правовые последствия — по заявлению адвоката Мартина Люитле о подстрекательстве берлинская прокуратура возбудило дело против корреспондента Первого канала Ивана Благого. Хакерская атака на сайт Люитле и угрозы в его адрес только укрепляют общественную поддержку адвоката.
Стало очевидно — чем откровеннее агрессия, тем выше готовность Германии защищаться. Но главным просчетом, конечно, была идея дестабилизировать ФРГ при помощи многомиллионной «русской» диаспоры. Судя по всему, в Кремле (а также в Останкино, на Старой и Смоленской площадях) верили, что русскоязычные жители Германии «никому не нужны», недовольны своим положением, страдают от дискриминации и считают себя частью русского мира.
Это совершенно не так. При этом выходцы из бывшего СССР сейчас действительно — самая многочисленная диаспора Германии, которая влияет и на общественные процессы, и на итоги выборов.
Русские — или все-таки немцы?
Строго говоря, никакого русскоязычного сообщества Германии нет, есть несколько довольно разных по численности и степени влияния групп. Количество русскоязычных жителей Германии можно оценить только приблизительно — статистика не дает на этот вопрос однозначного ответа.
Называются цифры от трех до шести миллионов. Последняя больше похоже на правду. С начала 90-х в Германию въехали 2.5 миллиона граждан бывшего СССР немецкого происхождения с семьями и не меньше 250 тысяч еврейского происхождения — тоже с семьями. Первые получили статус «переселенцев» и гражданство, вторые — статус «контингентных беженцев» и право на постоянное проживание. И за теми, и за другими потянулись родственники, которые получали право на жительство, но не статус, и поэтому статистикой не учитывались.
В обеих группах доля молодежи была значительно выше, чем в среднем по Германии, и у этой молодежи уже родились и успели вырасти дети. Кроме того, в Германии живет довольно много русскоязычных жен и мужей граждан Германии, трудовых мигрантов, студентов, ученых, русскоязычных граждан стран Балтии и Израиля.
Девочка Лиза — из семьи «этнических немцев». Когда говорят о «русских» в Германии, обычно имеют в виду именно их, и это — серьезная ошибка. Граждане бывшего СССР немецкого происхождения русскими себя в основном не считают. Наоборот, среди них довольно распространенны идеи «крови и почвы». Во время холодной войны ФРГ объявила, что готова принять всех немцев из стран восточного блока, где их подвергают дискриминации в отместку за преступления Третьего Рейха.
Точно такой же дискриминации и репрессиям на тех же самых основаниях подвергались и другие народы — крымские татары, многие народы Северного Кавказа, советские болгары и греки — но на них приглашение в Германию не распространялось.
На почве крови
Советским немцам было очевидно, что их приглашают не «за дискриминацию», а «за кровь». При этом власти ФРГ любили подчеркивать, что приглашение было продиктовано исключительно гуманитарными соображениями.
Это позволяло им давить на правительства соцстран и требовать отпустить «этнических немцев» без особых рисков для себя. Точно так же США требовали выпустить евреев. Так у некоторых групп советских граждан появились иностранные покровители. А сейчас Россия пытается использовать этот инструмент против Запада — никакая массовая «репатриация», естественно, не предполагается.
До 90-х годов в Германию приезжали в основном немцы из Польши и Румынии — в какие-то моменты ФРГ их даже выкупала. Очень многие из них, действительно, хорошо говорили по-немецки и быстро интегрировались, так что их иммиграция прошла для Германии незаметно.
С советскими немцами получилось по-другому. Связь советских немцев с исторической родиной была намного слабее, чем у немцев из европейских стран, если вообще имелась; степень ассимиляции гораздо выше, а уровень владения немецким — значительно ниже. Национальное движение было сосредоточено в основном на восстановлении автономии в Поволжье и признания немцев «автохтонным» народом России и СССР.
Идея «репатриации» к советским немцам пришла из ФРГ, а вместе с ней пришла и установка на этничность, и желание иметь могущественного иностранного покровителя, и идея, что Германия — для немцев. По закону, право на репатриацию имеют лишь те, кто «исповедуют немецкость». В современной Германии найдется не много людей, которые связывают с этим словом хоть что-то, кроме темного прошлого. В бюрократической реальности это означает запись в советском паспорте или в свидетельстве о рождении, и владение немецким языком, хотя бы на самом базовом уровне.
Точно так же и русский язык выглядит в глазах многих «русских немцев» достаточным основанием для покровительства со стороны России, даже если они не считают себя ни русскими, ни частью «русского мира».
Переселенцы и ксенофобия — кто кого не любит
Вся политика ФРГ и до, и после объединения говорила советским немцам: Германия — ваша страна, вы тут нужны. Реальность выглядела по-другому. Со стороны власти переселенцы получали поддержку и преференции, со стороны населения сталкивались с неприятием и ксенофобией.
Жители ФРГ в русскоговорящих переселенцах видели не немцев, а русских, как бы те ни держались за свою немецкую идентичность. Переселение было массовым, поэтому прибывающих часто селили компактно — в освобождавшихся после ухода союзных войск военных городках, в районах панельных новостроек бывшей ГДР.
Эти «гетто» тоже не добавляли «русским немцам» популярности. Среди переселенцев было много выходцев из сельской местности и маленьких провинциальных городов, что тоже отражалось на атмосфере «гетто». Сорокатысячный город Лар в земле Баден-Вюртемберг, например, принял десять тысяч переселенцев — нельзя сказать, чтобы все им были рады. Уровень преступности у переселенцев был выше, особенно среди молодежи. Проблем с наркотиками и алкоголем больше.
Но репутация у «русских немцев» была намного хуже их статистических показателей — им приписывали все те же свойства, что теперь приписывают мигрантам с Ближнего Востока: склонность к криминалу, нежелание работать, неспособность к интеграции.
Переселенцы не пользовались популярностью и среди других мигрантов — не в последнюю очередь из-за привилегий. В отличие от остальных мигрантов переселенцы сразу же получают гражданство Германии и могут при этом сохранить гражданство той страны, откуда они приехали.
Особенно резким был контраст до либерализации закона о гражданстве в начале 2000-х. В глазах, например, турок, давно укорененных в Германии, преференции для «русских немцев» выглядели оскорбительно. В промышленных городах, где были районы компактного проживания турок и переселенцев, доходило до боев этнических уличных банд.
К середине 2000-х все это прекратилось. Приток переселенцев резко сократился, их показатели по криминалу, уровню образования и безработице перестали значимо отличаться от средних по стране. Тогда же ими перестали интересоваться — и общество, и СМИ, и социологи. Интеграцию переселенцев было решено считать завершенной.
Во многом так оно и есть — переселенцы стали частью немецкого общества и вполне благополучно обустроены. Что вовсе не значит, что они стали такими же, как старожилы, и что отличия можно просто игнорировать. История с Лизой это подсветила и вернула интерес к переселенцам.
Как голосуют «русские немцы»
Самое главное отличие группы «переселенцы» от группы «все остальные жители Германии» — их электоральные предпочтения. Абсолютное большинство переселенцев (и натурализованных выходцев из СССР) традиционно предпочитают консервативный блок ХДС/ХСС: Христианско-демократический союз и Христианско-социальный союз.
Один из мотивов — благодарность за переселение правительству канцлера Гельмута Коля (1982-1998). Но представление о деятельности Коля — такой же стереотип, как и криминальность и лень «русских немцев». Это правительство пыталось ввести потолок — не больше 200 тысяч переселенцев в год — и потратило миллионы на то, чтобы остановить приток переселенцев, выделяло деньги на социальные программы и строительство жилья для немцев у них на родине в Казахстане и в России. Но это не мешает многим «русским немцам» считать Коля своим Моисеем.
Другой, гораздо более важный мотив — консервативные взгляды. В начале 2000-х блок поддерживали, судя по опросам, 73% натурализованных граждан бывшего СССР, со временем поддержка немного снизилась, но оставалась и на выборах 2013 года выше 60%. При этом выходцы из бывшего СССР были и остаются в Германии наименее политически активной группой и среди мигрантов, и среди натурализованных граждан.
До недавнего времени блок ХДС/ХСС покрывал практически весь политический спектр Германии справа от центра, от умеренных центристов до ярко выраженных популистов. В баварской партии ХСС все остается, как было. А в ХДС во всей остальной Германии с приходом Ангелы Меркель ситуация изменилась: популизма стало намного меньше. Важные политики 90-х типа Роланда Коха и Фридриха Мерца, которые выступали с резкой антимигрантской риторикой, ушли со сцены.
После каминг-аутов крупных политиков-центристов гомофобную тему в большой политической партии сейчас невозможно себе представить. Консервативная повестка в этом вопросе предполагает полное равноправие, но без смены вывесок — браком должен называться только союз между мужчиной и женщиной. Для бывших советских граждан, политические симпатии которых тяготеют к самому правому краю правого спектра, это очень революционно.
Симпатии к России вообще и к Путину в частности среди иммигрантов из бывшего СССР довольно велики. Это связано с влиянием российских СМИ.
ХДС выступает с гораздо более жесткой позицией в отношении России, чем даже их партнеры по коалиции, социал-демократы. А симпатии к России вообще и к Путину в частности среди иммигрантов из бывшего СССР довольно велики. Это связано и с влиянием российских СМИ, особенно телевидения, которое смотрят многие иммигранты (особенно старшее поколение с плохим знанием немецкого); и с приверженностью «традиционным ценностям и скрепам», защитником которых Путин как раз себя и представляет; и с гордостью за Россию — это реакция на ксенофобию старожилов; и с собственной ксенофобией, характерной для большинства граждан бывшего СССР.
Если не Меркель, то кто
Сказанное не значит, что «русских немцев» можно считать пятой колонной и что они по свистку бросятся отстаивать российские интересы. Но это значит, как минимум, то, что их традиционная партия стала меньше соответствовать их политическим взглядам. Весь вопрос в том, скольких избирателей среди них потеряет ХДС, и за кого, если не за ХДС, они пойдут голосовать.
В среде «русских немцев» то и дело возникают партии и движения ультраправого толка, уходящие корнями в Москву. Хоть сколько-нибудь заметных электоральных результатов эти партии никогда не добивались и нет ни малейших причин считать, что когда-нибудь добьются. На привлечение избирателей из числа «русских немцев» работает неонацистская партия NPD. Митинг именно этой партии, на котором выступала родственница Лизы, Первый канал выдал за спонтанный митинг обеспокоенных русскоязычных граждан. Но перспективы NPD в любом случае невелики, к тому же, она слишком радикальна для консервативных русскоязычных избирателей.
Другое дело — право-популистская «Альтернатива за Германию» (AfD), которая выступает за прекращение приема беженцев и вообще против мигрантов, но при этом довольно дружественна по отношению к России. По данным последних опросов, за AfD сейчас проголосовали бы до 12% немецких избирателей.
Часть «русских немцев» вполне может уйти к AfD, а часть — к левым популистам из Die Linke. Эта относительно молодая партия возникла как альянс бывших коммунистов из ГДР и отколовшихся от социал-демократической партии (СДПГ) популистов во главе с Оскаром Лафонтеном, в свое время главным в партии конкурентом Герхарда Шредера. На выборах 2013 года «Левые» получили 8.6% и стали третьей по размеру фракцией в Бундестаге. Позиция «Левых» по вопросам иммиграции довольно невнятная — на уровне деклараций они скорее за, но предпочитают отмалчиваться.
Зато они непримиримы к политике Ангелы Меркель, выступают против Америки и Евросоюза, но за Россию и Путина. Более того, поддержка политики Путина — один из центральных моментов политической платформы «Левых». Симптоматично, что в процессе развития скандала вокруг Лизы адвокатом семьи стал депутат городского совета Лейпцига от «Левых» Алексей Данкварт, по происхождению советский немец. Раньше переселенцы были настроены очень антикоммунистически. Сейчас это, очевидно, не так. Наследники коммунистов из «Левой партии» стали почти неотличимы от правых популистов, а в глазах многих (не только переселенцев) опасной коммунисткой выглядит лидер консерваторов Ангела Меркель.
Российской пропаганде вряд ли удастся мобилизовать «русских немцев» на какие-то активные действия и с их помощью хоть как-то дестабилизировать обстановку. В самом худшем случае это оживит стереотипы в отношении «русских немцев». «Переселенцы» составляют около 5% от всех избирателей Германии, они значительная электоральная сила. Большая часть этих голосов традиционно доставалась ХДС, и уход этих избирателей к другим партиям может повлиять на политический расклад сил. Но пропаганда может повлиять на электоральное поведение «российских немцев» — и это обстоятельство немецким политикам придется учитывать.
В принципе, российская пропаганда — один из факторов, которые могут повлиять на электоральные предпочтения русскоязычных граждан Германии. И все же, даже с учетом этого влияния, гораздо больше оснований оценивать «Спецоперацию «Лиза» как колоссальный провал.
В свои ворота
Новогодние события в Кельне имели большой резонанс. Полиция не справилась, и это стало очевидно. Ухудшилось отношение к беженцам и к миграционной политике правительства. В немецких масс-медиа стал обсуждаться вопрос о перспективах канцлерства Ангелы Меркель. Вброс про Лизу, наоборот, никакой полемики не вызвал и никаких сомнений в адекватности власти и полиции не породил. Зато он привлек внимание к методам российской пропаганды и спровоцировал волну публикаций на эту тему — даже в локальной прессе. Маленькие западногерманские городки вдруг почувствовали себя полем боя.
Участие в «спецоперации» министра иностранных дел России Сергея Лаврова перевело ее в ранг события государственной важности. Стало понятно, что это не самодеятельность берлинских ультраправых и российского телевидения.
Заявление Лаврова 26 января, а особенно его слова про «нашу Лизу», разозлило обычно очень дружественного по отношению к России министра иностранных дел Германии Франка-Вальтера Штайнмайера, так что ему пришлось выступить с неожиданно резким ответом.
Пресса восприняла слова Лаврова как вмешательство во внутренние дела Германии и попытку ослабить Ангелу Меркель. Слова «Наша Лиза» в отношении гражданки Германии прозвучали как посягательство на суверенитет. Большие и малые издания написали про «гибридную войну».
Именно после появления в этой истории Лаврова обозначился перелом в отношении немецких СМИ к России. Сейчас намного меньше пишут про то, что нужен диалог, намного больше — про агрессию, и требуют от правительства решительности и жесткости. Февральская поездка к Путину премьера Баварии Хорста Зеехофера вызвала в основном насмешки и осуждение — когда в октябре в Россию ездил министр экономики Зигмар Габриель, его так дружно не ругали.
Россия нападает — Германия защищается
«Гибридная война» стала общим местом, о ней говорят даже на общественном ТВ, которое в отношении к путинскому режиму до последнего времени было гораздо мягче, чем пресса. Телевидение становится более скептическим и без «дела Лизы» — вышел очень негативный фильм о Путине, в ток-шоу стали намного чаще приглашать критиков российской власти, начинается трансляция норвежского телесериала о воображаемой оккупации Норвегии Россией.
«Спецоперация» повлияла и на оценку кёльнских событий. Появились публикации о том, что массовые сексуальные домогательства в новогоднюю ночь в разных городах могли быть такой же спланированной провокацией — например, дружественных Путину сирийских спецслужб. После скоординированных акций русскоязычных мигрантов и откровенной попытки российских властей сыграть на проблемах с беженцами такое предположение больше не кажется невероятным. «Дело Лизы» должно было усилить эффект от кёльнских событий, но на практике от них отвлекло.
В Германии стали понимать, что нужно защищать свободу слова от Первого канала, а вовсе не свободу Первого канала говорить что угодно. Это отличие немцам, как и россиянам, обычно не очевидно.
Наступают и правовые последствия — по заявлению адвоката Мартина Люитле о подстрекательстве берлинская прокуратура возбудило дело против корреспондента Первого канала Ивана Благого. Хакерская атака на сайт Люитле и угрозы в его адрес только укрепляют общественную поддержку адвоката.
Стало очевидно — чем откровеннее агрессия, тем выше готовность Германии защищаться. Но главным просчетом, конечно, была идея дестабилизировать ФРГ при помощи многомиллионной «русской» диаспоры. Судя по всему, в Кремле (а также в Останкино, на Старой и Смоленской площадях) верили, что русскоязычные жители Германии «никому не нужны», недовольны своим положением, страдают от дискриминации и считают себя частью русского мира.
Это совершенно не так. При этом выходцы из бывшего СССР сейчас действительно — самая многочисленная диаспора Германии, которая влияет и на общественные процессы, и на итоги выборов.
Русские — или все-таки немцы?
Строго говоря, никакого русскоязычного сообщества Германии нет, есть несколько довольно разных по численности и степени влияния групп. Количество русскоязычных жителей Германии можно оценить только приблизительно — статистика не дает на этот вопрос однозначного ответа.
Называются цифры от трех до шести миллионов. Последняя больше похоже на правду. С начала 90-х в Германию въехали 2.5 миллиона граждан бывшего СССР немецкого происхождения с семьями и не меньше 250 тысяч еврейского происхождения — тоже с семьями. Первые получили статус «переселенцев» и гражданство, вторые — статус «контингентных беженцев» и право на постоянное проживание. И за теми, и за другими потянулись родственники, которые получали право на жительство, но не статус, и поэтому статистикой не учитывались.
В обеих группах доля молодежи была значительно выше, чем в среднем по Германии, и у этой молодежи уже родились и успели вырасти дети. Кроме того, в Германии живет довольно много русскоязычных жен и мужей граждан Германии, трудовых мигрантов, студентов, ученых, русскоязычных граждан стран Балтии и Израиля.
Девочка Лиза — из семьи «этнических немцев». Когда говорят о «русских» в Германии, обычно имеют в виду именно их, и это — серьезная ошибка. Граждане бывшего СССР немецкого происхождения русскими себя в основном не считают. Наоборот, среди них довольно распространенны идеи «крови и почвы». Во время холодной войны ФРГ объявила, что готова принять всех немцев из стран восточного блока, где их подвергают дискриминации в отместку за преступления Третьего Рейха.
Точно такой же дискриминации и репрессиям на тех же самых основаниях подвергались и другие народы — крымские татары, многие народы Северного Кавказа, советские болгары и греки — но на них приглашение в Германию не распространялось.
На почве крови
Советским немцам было очевидно, что их приглашают не «за дискриминацию», а «за кровь». При этом власти ФРГ любили подчеркивать, что приглашение было продиктовано исключительно гуманитарными соображениями.
Это позволяло им давить на правительства соцстран и требовать отпустить «этнических немцев» без особых рисков для себя. Точно так же США требовали выпустить евреев. Так у некоторых групп советских граждан появились иностранные покровители. А сейчас Россия пытается использовать этот инструмент против Запада — никакая массовая «репатриация», естественно, не предполагается.
До 90-х годов в Германию приезжали в основном немцы из Польши и Румынии — в какие-то моменты ФРГ их даже выкупала. Очень многие из них, действительно, хорошо говорили по-немецки и быстро интегрировались, так что их иммиграция прошла для Германии незаметно.
С советскими немцами получилось по-другому. Связь советских немцев с исторической родиной была намного слабее, чем у немцев из европейских стран, если вообще имелась; степень ассимиляции гораздо выше, а уровень владения немецким — значительно ниже. Национальное движение было сосредоточено в основном на восстановлении автономии в Поволжье и признания немцев «автохтонным» народом России и СССР.
Идея «репатриации» к советским немцам пришла из ФРГ, а вместе с ней пришла и установка на этничность, и желание иметь могущественного иностранного покровителя, и идея, что Германия — для немцев. По закону, право на репатриацию имеют лишь те, кто «исповедуют немецкость». В современной Германии найдется не много людей, которые связывают с этим словом хоть что-то, кроме темного прошлого. В бюрократической реальности это означает запись в советском паспорте или в свидетельстве о рождении, и владение немецким языком, хотя бы на самом базовом уровне.
Точно так же и русский язык выглядит в глазах многих «русских немцев» достаточным основанием для покровительства со стороны России, даже если они не считают себя ни русскими, ни частью «русского мира».
Переселенцы и ксенофобия — кто кого не любит
Вся политика ФРГ и до, и после объединения говорила советским немцам: Германия — ваша страна, вы тут нужны. Реальность выглядела по-другому. Со стороны власти переселенцы получали поддержку и преференции, со стороны населения сталкивались с неприятием и ксенофобией.
Жители ФРГ в русскоговорящих переселенцах видели не немцев, а русских, как бы те ни держались за свою немецкую идентичность. Переселение было массовым, поэтому прибывающих часто селили компактно — в освобождавшихся после ухода союзных войск военных городках, в районах панельных новостроек бывшей ГДР.
Эти «гетто» тоже не добавляли «русским немцам» популярности. Среди переселенцев было много выходцев из сельской местности и маленьких провинциальных городов, что тоже отражалось на атмосфере «гетто». Сорокатысячный город Лар в земле Баден-Вюртемберг, например, принял десять тысяч переселенцев — нельзя сказать, чтобы все им были рады. Уровень преступности у переселенцев был выше, особенно среди молодежи. Проблем с наркотиками и алкоголем больше.
Но репутация у «русских немцев» была намного хуже их статистических показателей — им приписывали все те же свойства, что теперь приписывают мигрантам с Ближнего Востока: склонность к криминалу, нежелание работать, неспособность к интеграции.
Переселенцы не пользовались популярностью и среди других мигрантов — не в последнюю очередь из-за привилегий. В отличие от остальных мигрантов переселенцы сразу же получают гражданство Германии и могут при этом сохранить гражданство той страны, откуда они приехали.
Особенно резким был контраст до либерализации закона о гражданстве в начале 2000-х. В глазах, например, турок, давно укорененных в Германии, преференции для «русских немцев» выглядели оскорбительно. В промышленных городах, где были районы компактного проживания турок и переселенцев, доходило до боев этнических уличных банд.
К середине 2000-х все это прекратилось. Приток переселенцев резко сократился, их показатели по криминалу, уровню образования и безработице перестали значимо отличаться от средних по стране. Тогда же ими перестали интересоваться — и общество, и СМИ, и социологи. Интеграцию переселенцев было решено считать завершенной.
Во многом так оно и есть — переселенцы стали частью немецкого общества и вполне благополучно обустроены. Что вовсе не значит, что они стали такими же, как старожилы, и что отличия можно просто игнорировать. История с Лизой это подсветила и вернула интерес к переселенцам.
Как голосуют «русские немцы»
Самое главное отличие группы «переселенцы» от группы «все остальные жители Германии» — их электоральные предпочтения. Абсолютное большинство переселенцев (и натурализованных выходцев из СССР) традиционно предпочитают консервативный блок ХДС/ХСС: Христианско-демократический союз и Христианско-социальный союз.
Один из мотивов — благодарность за переселение правительству канцлера Гельмута Коля (1982-1998). Но представление о деятельности Коля — такой же стереотип, как и криминальность и лень «русских немцев». Это правительство пыталось ввести потолок — не больше 200 тысяч переселенцев в год — и потратило миллионы на то, чтобы остановить приток переселенцев, выделяло деньги на социальные программы и строительство жилья для немцев у них на родине в Казахстане и в России. Но это не мешает многим «русским немцам» считать Коля своим Моисеем.
Другой, гораздо более важный мотив — консервативные взгляды. В начале 2000-х блок поддерживали, судя по опросам, 73% натурализованных граждан бывшего СССР, со временем поддержка немного снизилась, но оставалась и на выборах 2013 года выше 60%. При этом выходцы из бывшего СССР были и остаются в Германии наименее политически активной группой и среди мигрантов, и среди натурализованных граждан.
До недавнего времени блок ХДС/ХСС покрывал практически весь политический спектр Германии справа от центра, от умеренных центристов до ярко выраженных популистов. В баварской партии ХСС все остается, как было. А в ХДС во всей остальной Германии с приходом Ангелы Меркель ситуация изменилась: популизма стало намного меньше. Важные политики 90-х типа Роланда Коха и Фридриха Мерца, которые выступали с резкой антимигрантской риторикой, ушли со сцены.
После каминг-аутов крупных политиков-центристов гомофобную тему в большой политической партии сейчас невозможно себе представить. Консервативная повестка в этом вопросе предполагает полное равноправие, но без смены вывесок — браком должен называться только союз между мужчиной и женщиной. Для бывших советских граждан, политические симпатии которых тяготеют к самому правому краю правого спектра, это очень революционно.
Симпатии к России вообще и к Путину в частности среди иммигрантов из бывшего СССР довольно велики. Это связано с влиянием российских СМИ.
ХДС выступает с гораздо более жесткой позицией в отношении России, чем даже их партнеры по коалиции, социал-демократы. А симпатии к России вообще и к Путину в частности среди иммигрантов из бывшего СССР довольно велики. Это связано и с влиянием российских СМИ, особенно телевидения, которое смотрят многие иммигранты (особенно старшее поколение с плохим знанием немецкого); и с приверженностью «традиционным ценностям и скрепам», защитником которых Путин как раз себя и представляет; и с гордостью за Россию — это реакция на ксенофобию старожилов; и с собственной ксенофобией, характерной для большинства граждан бывшего СССР.
Если не Меркель, то кто
Сказанное не значит, что «русских немцев» можно считать пятой колонной и что они по свистку бросятся отстаивать российские интересы. Но это значит, как минимум, то, что их традиционная партия стала меньше соответствовать их политическим взглядам. Весь вопрос в том, скольких избирателей среди них потеряет ХДС, и за кого, если не за ХДС, они пойдут голосовать.
В среде «русских немцев» то и дело возникают партии и движения ультраправого толка, уходящие корнями в Москву. Хоть сколько-нибудь заметных электоральных результатов эти партии никогда не добивались и нет ни малейших причин считать, что когда-нибудь добьются. На привлечение избирателей из числа «русских немцев» работает неонацистская партия NPD. Митинг именно этой партии, на котором выступала родственница Лизы, Первый канал выдал за спонтанный митинг обеспокоенных русскоязычных граждан. Но перспективы NPD в любом случае невелики, к тому же, она слишком радикальна для консервативных русскоязычных избирателей.
Другое дело — право-популистская «Альтернатива за Германию» (AfD), которая выступает за прекращение приема беженцев и вообще против мигрантов, но при этом довольно дружественна по отношению к России. По данным последних опросов, за AfD сейчас проголосовали бы до 12% немецких избирателей.
Часть «русских немцев» вполне может уйти к AfD, а часть — к левым популистам из Die Linke. Эта относительно молодая партия возникла как альянс бывших коммунистов из ГДР и отколовшихся от социал-демократической партии (СДПГ) популистов во главе с Оскаром Лафонтеном, в свое время главным в партии конкурентом Герхарда Шредера. На выборах 2013 года «Левые» получили 8.6% и стали третьей по размеру фракцией в Бундестаге. Позиция «Левых» по вопросам иммиграции довольно невнятная — на уровне деклараций они скорее за, но предпочитают отмалчиваться.
Зато они непримиримы к политике Ангелы Меркель, выступают против Америки и Евросоюза, но за Россию и Путина. Более того, поддержка политики Путина — один из центральных моментов политической платформы «Левых». Симптоматично, что в процессе развития скандала вокруг Лизы адвокатом семьи стал депутат городского совета Лейпцига от «Левых» Алексей Данкварт, по происхождению советский немец. Раньше переселенцы были настроены очень антикоммунистически. Сейчас это, очевидно, не так. Наследники коммунистов из «Левой партии» стали почти неотличимы от правых популистов, а в глазах многих (не только переселенцев) опасной коммунисткой выглядит лидер консерваторов Ангела Меркель.
Российской пропаганде вряд ли удастся мобилизовать «русских немцев» на какие-то активные действия и с их помощью хоть как-то дестабилизировать обстановку. В самом худшем случае это оживит стереотипы в отношении «русских немцев». «Переселенцы» составляют около 5% от всех избирателей Германии, они значительная электоральная сила. Большая часть этих голосов традиционно доставалась ХДС, и уход этих избирателей к другим партиям может повлиять на политический расклад сил. Но пропаганда может повлиять на электоральное поведение «российских немцев» — и это обстоятельство немецким политикам придется учитывать.
