Конец либерального мирового порядка

В 1967 году Британия неожиданно объявила о завершении того, что на протяжении десятилетий было по-настоящему глобальной внешней политикой. В ответ на обесценивание фунта стерлинга, в результате дорогостоящих кампаний по деколонизации и формирования менталитета и социальных установок послевоенного поколения, лейбористское правительство премьер-министра Гарольда Вильсона неожиданно заявило, что власти намерены изменить политический курс и сосредоточить первоочередное внимание не на военных задачах, а на благосостоянии и социальном обеспечении. В результате этого Британия должна была покинуть все базы «к востоку от Суэца» (этим термином британские политики и военные обозначали свои базы за пределами Европы — прим. пер.). В ответ госсекретарь США Дин Раск недовольным тоном заявил, что «не может поверить в то, что бесплатные аспирин и вставные зубы важнее, чем роль Британии в мире». Но опасность такого патрицианского отношения к внешней политике — согласно которому внимание к внутренним задачам является неправомерным — заключается в том, что со временем внешняя политика может в значительной степени утратить связь с первостепенными проблемами электората.

Если бы праймериз в Нью-Гемпшире, на которых кандидаты-популисты Дональд Трамп и сенатор Берни Сандерс одержали оглушительную победу над своими номенклатурными соперниками, — дали бы нам хоть что-то, на что можно было ориентироваться, Соединенные Штаты могли бы приблизиться к аналогичной ситуации. Популистские кандидаты представляют угрозу для двух столпов, на которых зиждется представление политической элиты о внешней политике со времени окончания холодной войны — либеральная экономика и либеральный интервенционизм.

Возьмем, к примеру, либерально-экономическое решение открыть рынки, олицетворением которого во время президентской гонки 2016 года была поддержка соглашения о Транстихоокеанском партнерстве (TPP) и создании зоны свободной торговли. Стремительная глобализация, начавшаяся после окончания холодной войны, в целом пошла на пользу квалифицированным работникам западных стран, представлявшим средние и высшие слои общества — тем, кто может продавать в разных странах свои услуги и пользоваться недорогими и разнообразными товарами.

Но что касается многих американцев, представляющих менее обеспеченные слои среднего класса, то в их представлении глобализация — это не теплый летний бриз, а колючий зимний ветер. Производственные предприятия, на которых у них когда-то были стабильные рабочие места, теперь переведены за границу, у себя же в стране им приходится конкурировать с мигрантами за рабочие места с низким заработком, при этом рост доходов прекратился. Что поразительно, белые производственные рабочие являются единственной группой населения Америки, продолжительность жизни в которой с 1999 года реально сократилась — в основном по причине самоубийств и злоупотребления алкоголем или наркотиками. Да, благодаря глобализации американские рабочие тоже имеют доступ к недорогим товарам, но на социальную мобильность это не влияет. И неудивительно, что связь между личной свободой и либерализацией экономики, за которую выступают кандидаты-номенклатурщики, следующие официальной линии администрации, у многих американцев вызывает недоверие.

Трамп и Сандерс с поразительным успехом выразили эту интуитивную, еще не до конца оформившуюся озлобленность, отказавшись поддерживать Транстихоокеанское партнерство. А совсем недавно к большинству, отвергающему ТРР, примкнул и сенатор Тед Круз, хотя о своей позиции он говорит неопределенно и уклончиво — что и неудивительно, учитывая его весьма спорные заявления о своем намерении баллотироваться в качестве антиноменклатурного кандидата (невзирая на его дипломы Принстонского университета и Гарвардской школы права и жену, работающую в банке Goldman Sachs).

Заявив о своем неприятии соглашения о Транстихоокеанском партнерстве, популисты вынудили и Хиллари Клинтон присоединиться к их мнению, несмотря на ее роль в подготовке этого соглашения в качестве госсекретаря в годы первого президентского срока Обамы. Губернатор штата Огайо Джон Кейсик вступает за соглашение о Партнерстве, заявляя, что он «в общем-то, за открытую» торговлю. Но он тоже юлит, когда говорит, что «американские рабочие обижены», и что он «хочет сделать так, чтобы рабочие в его стране были защищены».

Единственные кандидаты, которые всем своим авторитетом поддерживают соглашение о свободной торговле, это Джеб Буш и сенатор Марко Рубио. Но причины, по которым они это делают, основаны, прежде всего, на роли США в Азии и тех преимуществах, которые соглашение обеспечит корпоративной Америке, что никак не согласуется с проблемами рабочих. Рубио, например, опубликовал в апреле прошлого года публицистическую статью в поддержку Транстихоокеанского партнерства. «Это увеличит экономическую свободу и позволит задействовать в самом динамичном регионе мира регионе субъекты рынка, свободного от ограничений», — написал он, добавив, что это позволит укрепить альянсы США в западной части Тихоокеанского региона. Нужна определенная смелость, чтобы отстаивать такую позицию, учитывая, насколько она непопулярна в районах промышленного пояса США. Но это лишь подтверждает шаткость основ внутренней политики в вопросах свободной торговли и открытых рынков.

Правда либеральная интернационалистическая экономическая политика все-таки может найти поддержку незначительного большинства после выборов в ноябре, учитывая те преимущества, которые она обеспечит значительной части представителей американского электората со средними и высокими заработками. Более того, это служит убедительным доказательством того, что глобализацию в любом случае не остановить, поскольку информационная революция будет продолжаться, и протекционистская политика не сможет особо помочь изолировать промышленных рабочих от быстро меняющейся информационной экономики. По-настоящему приоритетной задачей является организация образования таким образом, чтобы больше людей смогли приобрести навыки, которые позволят им пользоваться преимуществами глобализованной экономики.

И если внешняя политика, основанная на принципах свободного рынка, скорее всего, исчезнет не резко, а постепенно, то второй столп американской внешней политики, сформировавшейся после окончания холодной войны — либеральный интервенционизм — обречен в ближайшее время на политическое забвение.

Неудачи в Ираке и Ливии являются той дубиной, с которой Трамп, Круз и Сандерс обычно безжалостно обрушиваются на Хиллари Клинтон. Не имея контраргументов и не в состоянии им ответить, она просто была вынуждена принимать эти удары, и последствия этого все чаще дают о себе знать на избирательных участках. В ходе своих последних дебатов с Сандерсом Клинтон заявила, что голосование против вторжения в Ирак в 2002 году (в котором Сандерс участвовал, а Клинтон — нет) в сегодняшней борьбе с ИГИЛ не планируется. Она права, но в ее заявлении есть один фатальный недостаток, заключающийся в том, что если бы не эти вторжения, то «Исламского государства» в его сегодняшнем виде не было бы.

Что же касается Буша, то его нерешительность и неспособность принять внятную позицию в отношении вторжения в Ирак говорят сами за себя. В ноябре мы увидим, прав ли был Трамп, заявив, ниспровергая все авторитетные мнения (с учетом контекста последних дебатов республиканцев), что «война в Ираке была ужасной акцией. И если мы этого не признаем, то нас ждут еще одни выборы, на которых победят демократы».

Убедительность аргументов республиканцев по этому вопросу понять несложно. Судя по названию, уже должно быть вполне очевидно, что в результате смены режима может возникнуть неуправляемое пространство, куда хлынут транснациональные сетевые террористические группировки — особенно при отсутствии плана смены, судя по опыту Ирака и Ливии. Даже если не брать в расчет курдов, это уже осложняет вопрос смены режима в Сирии. У Запада нет альтернативы режиму Асада — даже на случай, если он сам захочет уйти — поэтому в результате смена режима, вероятнее всего, возникнет политический вакуум, который заполнят разного рода радикальные исламисты. Соединенным Штатам, в конечном счете, придется смириться с реальным положением дел либо вновь перебросить туда вооруженные силы для наведения порядка в регионе — и оба эти варианта американские избиратели воспримут абсолютно без энтузиазма. В данной геополитической обстановке Хиллари Клинтон ничего не остается, кроме как в той или иной степени избегать вопроса смены режима и вместо этого сосредоточиться лишь на узкой проблеме «Исламского государства» и на гуманитарных мерах обеспечения безопасности вроде создания бесполетной зоны — что никак не повлияет на вектор развития конфликта.

Единственным кандидатом, который полностью поддерживает смену режима в Сирии, похоже, является Рубио, который по этому вопросу сильно повздорил с Трампом и Крузом. И хотя Рубио утверждает — причем, небезосновательно — что Асад играет на руку ИГИЛ, он не может объяснить, каким образом смена режима поможет предотвратить в стране джихадистскую вакханалию по ливийскому образцу.

Похоже, что помимо Сирии пробуксовывает и идея распространения демократии и прав человека. Не считая нескольких неопределенных заявлений об «озабоченности», ни один из кандидатов не выступил с решительным осуждением жестоких политических репрессий, проводимых в Египте президентом Абдель Фаттахом ас-Сиси, и не высказался в отношении распространенных заявлений об этнических чистках, предпринимаемых иракскими правительственными вооруженными формированиями шиитов против суннитского населения.

Разумеется, сегодняшняя риторика подразумевает, что приоритетной задачей является не демократия, а ИГИЛ. Но это уводит в тень более неоспоримую реальность, в основе которой — гибель 4,5 тысяч американских военнослужащих и долг в 2 триллиона долларов потраченных на иракскую войну, в результате которой Тегерану преподнесли на блюдечке Багдад. И что бы ни думали об этой иракской войне приверженцы контрфактуального мышления — если бы там применили оружие массового уничтожения, если бы армию Ирака не распустили, если бы Буш расширил соглашение о статусе вооруженных сил, чтобы оставить войска в Ираке и после 2011 года, если бы Обама не вывел войска в 2011 году и так далее — война, которая там бы произошла в этом случае, стала бы для США, вне всякого сомнения, крупнейшей стратегической катастрофой после Вьетнама. Если учесть эти простые факты, горячий энтузиазм Рубио в отношении смены режима в Сирии выглядит крайне далеким от чаяний американских избирателей.

И если только он не победит на выборах в ноябре, внешняя политика США в ближайшем будущем вернется к старой проверенной модели холодной войны, в которой предпочтение отдается стабильности и созданию сильных альянсов — а не разрушительным и непозволительно дорогостоящим амбициям, целью которых является распространение демократии силой.

В конечном счете, проводить внешнюю политику вне зависимости от внутренних проблем и задач могут только супердержавы с мощной экономикой — а в 1967 году Британия таковой не являлась. Америка же — это экономическая супердержава — но при этом еще и демократическая страна. Этим и объясняется то, что внешнюю политику она может на протяжении долгого времени проводить без учета внутренних интересов. Но по той же причине эта внешняя политика может внезапно потерпеть крах.