Хотя я уже почти 20 лет бываю на российском Дальнем Востоке, я там определенно чужой человек. Я неуклюже хожу на лыжах по тайге, совсем не умею ловить рыбу и неспособен починить машину при помощи того металлолома, который валяется вокруг (да и при наличии запчастей и инструмента тоже).
Это просто вопиющие недостатки в глазах дальневосточных охотников и рыболовов, которые населяют немногочисленные деревни, разбросанные в дубовых и сосновых лесах холмистого Приморья. Но ведя там работу по сохранению вымирающих рыбных филинов, амурских тигров и прочих животных, я наладил неплохие отношения с местными жителями, которые влюблены в эту девственную природу не менее страстно, чем я. Эти биологи, охотники и рыбаки оказали мне свое гостеприимство. Мы вместе работаем над тем, чтобы сохранить эту глушь в первозданном виде. И сейчас на мои недостатки почти никто не обращает внимания.
Цель этой серии статей под названием «К востоку от Сибири» — пролить свет на малоизвестный уголок земли, предложив читателю короткие зарисовки о дикой природе, полевых исследованиях и жизни в этих краях неописуемой красоты.
Мой первый рассказ о зимнем полевом сезоне 2009 года, когда я со своими российскими коллегами разбил лагерь в северном Приморье на берегу речки Сайон (так в тексте — прим. пер.) всего в нескольких километрах от западного берега Японского моря.
Мы почти две недели вели наблюдение за парой рыбных филинов, которые ловили лосося и форель в этих чистейших водах. Эти сильные и крупные птицы сидели в засаде на берегу реки, а в нужный момент, распрямив крылья, с удивительной грацией ныряли в мелководье.
Наша цель заключалась в наблюдении за поведением и привычками самца и самки. Но у каждой из этих птиц было свое собственное любимое место для охоты на разных участках реки, а поэтому мы построили два укрытия для наблюдения. Я обычно работал ниже по течению Сайона, где охотилась самка, предпочитая вести наблюдение в одиночестве. Укрытие выше по течению располагалось недалеко от нашего главного лагеря, который представлял собой грузовик КАМАЗ с жилым отсеком на две комнаты вместо кузова.
Ночами температура там опускалась ниже тридцати градусов Цельсия, и те из нас, кто работал на верхнем наблюдательном посту, обычно поддавались соблазну и по окончании наблюдений за рыбным филином отправлялись отдыхать в спальный отсек КАМАЗа, где стояла дровяная печка. Но недостатком этого тепла и уюта была теснота. Людей в спальных мешках было как сардин в банке: биологи храпели, а их давно не мытые тела издавали неприятный запах.
Мне нравилась тишина нижнего наблюдательного поста, который находился в километре от лагеря. Завернувшись в спальный мешок и прихлебывая теплый чай, я вел наблюдение за самкой рыбного филина при помощи дистанционной инфракрасной камеры. А когда она улетала, я залезал поглубже в свой спальный мешок и засыпал.
Была еще одна, менее романтическая причина, по которой я предпочитал нижнее укрытие. Дело в том, что рядом с верхним наблюдательным пунктом в Сайон впадало несколько горячих радоновых ключей. То есть, брать там воду для питья было вредно, поскольку она радиоактивна. А дойдя до нижнего укрытия, эта вода была уже сильно разбавлена.
В экспедиции мы находились в тот период, когда зима сменяется весной. Снег и лед заметно таяли с каждым днем. Как-то вечером ближе к концу нашего пребывания я подошел к проталине неподалеку от нижнего укрытия и увидел, что она существенно увеличилась из-за весеннего таяния снега. Я заметил, что в паре метров выше по течению от того места, где я полторы недели брал воду для питья, лежит труп утонувшей косули. Он явно пролежал там всю зиму.
Из моей глотки вырвался возглас отвращения. Что лучше: пить радиационную воду или воду из-под мертвой косули?
Я поднялся выше по течению и вымыл кружку.
Это первая из серии статьей под заголовком «К востоку от Сибири», в которых доктор Джонатан Слафт из Общества защиты диких животных рассказывает о совах, тиграх и полевых исследованиях на российском Дальнем Востоке.
Изложенные в статье взгляды принадлежат автору, и могут не отражать точку зрения Scientific American
