Вы помните, кто такой Егор Свиридов? Неужели забыли? А ведь пять лет назад, в 2010 году, имя убитого в драке выходцем из Дагестана футбольного болельщика было у всех на слуху. Из-за него в десятке городов России прошли массовые демонстрации футбольных фанатов и русских националистов. Их кульминацией стали беспорядки на Манежной площади в Москве, в ходе которых тысячи сторонников фанатского братства «Фратрия» и поддержавшие их ультраправые вступили в жестокие столкновения с силами правопорядка. И хотя главным лозунгом демонстрантов был «Хватит кормить Кавказ!», общая ксенофобская, в том числе антииммигрантская, направленность протестов не вызывала сомнений.
Москвичи привыкают к «понаехавшим»
А теперь сравните события пятилетней давности с последствиями жуткой истории об убийстве в Москве четырехлетней девочки, в котором подозревается няня из Узбекистана. На стихийный народный сход у станции метро «Октябрьское поле» пришли от силы две сотни человек. ФСБ сообщила о проведении «профилактических бесед» с лидерами националистических организаций. Общенациональные телеканалы все как один об убийстве ребенка промолчали — цензура на государственном телевидении работает без сбоев. Уже сейчас ясно: ничего подобного событиям 2010 года не случилось и не намечается.
Разумеется, частично это объясняется тем, что во время экономического кризиса россияне склонны думать прежде всего о хлебе насущном. Кроме того, враги у них теперь преимущественно внешние и виртуальные — «бандеровцы» и исламисты из телевизора.
Однако выскажу предположение, основанное частично на социологических данных, а частично — на собственном опыте жизни в Москве: пик неприязни по отношению к мигрантам из Центральной Азии и Южного Кавказа на нынешнем этапе жизни российского общества пройден. И дело не только в том, что часть граждан Таджикистана и Киргизии уехала домой после обвального обесценения рубля в конце 2014 года. Все равно выходцев из этих стран в столице и в Санкт-Петербурге остается много.
Полагаю, что за пятнадцать лет, прошедших с момента начала массовой миграции в Россию из бывших советских республик, в Москве и Санкт-Петербурге пройден первый этап привыкания к мигрантам. Это вовсе не значит, что в столицах наступили межнациональная гармония и мир. Однако проблема, по-моему, перестала быть настолько острой, насколько она была на момент убийства Свиридова.
Вынужденная адаптация
Сделаю еще одно предположение, которое многим может показаться политически некорректным: адаптация бывших «понаехавших тут», ныне обзаводящихся квартирами, женами, ипотекой и желанным российским гражданством, идет не так плохо, как можно было ожидать. В том числе и потому, что Россия фактически не является социальным государством. Остатки советского собеса медленно отмирают. А для трудовых мигрантов его, собственно, никогда и не существовало.
Это может прозвучать жестоко, но брутальные условия рынка труда в России заставляют людей учить русский язык, обзаводиться профессией, стремиться к лучшей жизни. Здесь просто невозможно сесть дома на пособие по безработице. В каком-то смысле хаос и коррупция российской миграционной системы в сочетании с минимальными социальными гарантиями приводят к быстрой адаптации мигрантов. Мигранты и их семьи живут в условиях почти экстремальной рыночной экономики — в отличие от почти пятидесяти процентов российских граждан, в той или иной степени зависящих от бюджетных выплат.
Кремль боится националистов
Власти от таких настроений, как правило, выигрывают. Получив гражданство, выходцы из Центральной Азии склонны голосовать за «Единую Россию» и Путина, которые ассоциируются у них с лучшей жизнью. Я не раз говорил с людьми, приехавшими на работу из Таджикистана, Киргизии и Узбекистана. И всегда слышал одно и то же: «Российские коррупция и бедность — ничто по сравнению с нашими!» Сказываются на их отношении к местной власти и авторитарные политические и культурные традиции постсоветских стран.
Возникает парадокс. С одной стороны, российская государственная пропаганда строится на идее державного величия с отчетливым русским элементом. С другой — Кремль делает все, чтобы русский национализм так и оставался маргинальным явлением.
Дело БОРНа и другие громкие процессы над националистами, а теперь и трагедия с узбекской няней, удостоившаяся пристального внимания спецслужб и теленачальников, демонстрируют: государственную монополию на насилие нынешняя власть не отдаст даже тем, кого, по идее, должна считать «классово близкими».
