Тегеран — Итоги иранских выборов-2016 в Меджлис и Совет экспертов еще не были официально объявлены, а большинство масс-медиа уже поспешили заявить об «убедительной победе реформаторов». Источником оптимизма служили данные по Тегерану, где кандидаты от «консерваторов» и «независимых» не сумели выиграть ни в одном из тридцати округов. Но вскоре начали приходить данные из провинций, и стало понятно, что говорить об «убедительной победе» как минимум преждевременно.
По итогам первого тура 10-х выборов в Меджлис ситуация выглядит гораздо сложнее, чем чья-то победа или чье-то поражение. Более того, наблюдатели столкнулись с откровенной магией иранской политики, вмешательство которой еще больше запутывает картину раскладов в политическом поле Ирана и затрудняет ответ на вопрос об итогах и последствиях выборов, состоявшихся 26 февраля в Исламской республике.
Впрочем — по порядку. И начать стоит с цифр. Показатель средней явки избирателей по стране серьезно «гулял» от провинции к провинции и, в конечном итоге, составил по данным МВД Ирана около 62 процентов (в 2012 году — 64%). Причем если в том же Тегеране количество проголосовавших составило 48 процентов от общего числа проживающих там избирателей, то в ряде округов она доходила и до 70-75.
Уже известно, что количество женщин-парламентариев в Меджлисе 10-го созыва увеличится до 20-ти, причем 14 из них представляют коалицию «реформаторов» (о том, почему реформаторы, консерваторы и независимые пишутся мною в кавычках — чуть ниже).
По итогам голосования, даже с учетом второго тура, который состоится через месяц, в апреле, состав депутатов Меджлиса обновился на 68 процентов. И только 32% членов прежнего Совета экспертов смогли сохранить свои места.
По официальным данным, количество мест в парламенте для трех, принимавших в них участие коалиций — «консерваторов», «реформаторов» и «независимых» — распределилось следующим образом: «консерваторы» — 103 места (в 2012 — 195), «реформаторы» — 95 (в 2012 — 30), «независимые» — 14 (в 2012 — 60). Как и предусмотрено конституцией страны, 5 мест принадлежат конфессиональным меньшинствам — ассирийцам, зороастрийцам, иудеям и последователям армянской церкви. Судьба еще 69 парламентских кресел будет решена во втором туре. Приведенных цифр вполне достаточно, чтобы понять — ни одному из участвовавших в выборах блоков не удалось достичь заветного числа 146 — то есть, количества мест, требующихся для парламентского большинства.
Ситуация с выборами в Совет экспертов выглядит следующим образом — 27 мест из 88 получили «консерваторы», 20 — «реформисты», 41 место заняли «независимые».
Что могут Меджлис и Совет экспертов?
Чтобы понимать внутриполитические итоги прошедших выборов и окружавший их драматизм, нужно четко представлять себе место и Меджлиса, и Совета экспертов в политической системе Ирана — созданном великим имамом Хомейни сложнейшем механизме сдержек и противовесов.
Если упрощать — впрочем, не так уж и сильно — иранский парламент является «головной болью» для администрации действующего президента, причем не так уж важно, какая у этого президента фамилия — Рухани, Ахмадинежад или как-то еще.
Во-вторых, без одобрения Меджлиса президентская администрация не может получать иностранные займы, осуществлять приватизацию объектов, относящихся к «национальному достоянию» и даже просто нанимать на работу в правительственные учреждения иностранных экспертов. И кроме того, в прямом подчинении Меджлиса находится Финансовый суд страны, аналог Счетной палаты, который в соответствии с конституцией Ирана «проверяет или инспектирует все счета министерств, государственных предприятий, учреждений и других структур, которые хоть в какой-то степени используют государственный бюджет страны, дабы убедиться в том, что расходы не превысили утвержденные кредиты и что каждая сумма потрачена правильно».
То есть, без сотрудничества и наличия рабочих отношений с иранским парламентом — и нынешний президент страны Хасан Рухани, и его команда попросту лишены возможности проводить либеральные экономические реформы, предусматривающие приватизацию, займы, приглашение иностранных специалистов и многое другое.
Если Меджлис играет важную роль в повседневной жизни страны, если парламент обладает полномочиями решать массу вопросов, то Совет экспертов занимается лишь одним. Но — ключевым для Исламской республики. Каждые шесть месяцев 88 его членов собираются на закрытых совещаниях, в ходе которых решают, достоин ли нынешний Рахбар занимаемой должности. А попутно — обновляют список тех, кто может стать его преемником в случае смерти, отставки или смещения по «профнепригодности». Срок полномочий у членов Совета экспертов в два раза дольше чем у парламентариев — 8 лет. Избранные в нынешнем году останутся на своих местах до 2024 года. Нынешнему Верховному лидеру Али Хаменеи в июле исполнится 77 лет…
«Реформаторы» — совсем не реформаторы
«Хорошо», — возразит кто-то, — «пусть реформаторы на прошедших выборах и не одержали убедительной победы. Но они серьезно укрепили свои позиции и потеснили консерваторов что в Меджлисе, что в Совете экспертов. А это значит, что либеральные реформы президента Рухани будут теперь проходить более успешно. И противникам этих реформ будет гораздо сложнее им противостоять». Внешне подобная логика выглядит безупречно. Но тут-то и наступает момент для объяснения того, почему говоря о «консерваторах», «реформаторах» и «независимых» на нынешних выборах следует применять кавычки.
Многие журналисты и обозреватели, пишущие об Иране, попадают в терминологическую ловушку. Говоря о «партиях», «реформаторах», «консерваторах» — они исходят из западного понимания этих терминов, пытаясь втиснуть специфику Исламской республики в привычные для их понимания рамки. В реальности же описать политическую специфику Ирана в этих терминах крайне сложно.
Собственно, реформаторы, в привычном для нас понимании, участия в нынешних выборах практически не принимали. Их «отсекли» еще на этапе регистрации — из 12 тысяч человек, подавших заявления о желании баллотироваться в парламент, в качестве кандидатов было зарегистрировано только 6 229 человек, то есть половина. Именно на этом этапе был создан барьер для тех, чьи взгляды и идеи были крайне нежелательны — хоть либеральные, хоть фундаменталистские. И вместо либералов-реформаторов на выборы вышла коалиция «реформаторов», состав которой вызывает легкое недоумение.
Президент Центра парламентских исследований Казим Джаляли, еще недавно требовавший ужесточения наказания для лидеров «Зеленого движения», аятолла Мохаммад-Али Ташкири, месяц назад заявивший, что «в политике правилен лишь путь консерваторов, а пути реформистов и независимых — ошибка», экс— министр разведки аятолла Махмуд Алави — все эти люди внезапно стали членами коалиции «реформаторов», шедших на выборы под лозунгом «Укрепление стабильности и надежды». Разве это не магия?
Аналогичным образом обстояли дела и у коалиции «консерваторов», и у «независимых». Не вдаваясь в детали интриг и комбинаций— сразу к выводу: 26-го февраля иранцы голосовали не за либералов или фундаменталистов. Они выбирали между сторонниками жесткой линии, настаивающими на сохранении в неприкосновенности принципов почти сорокалетней давности — и их более умеренными оппонентами, считающими, что некоторые изменения в экономике и социальной сфере все же возможны. Основной же принцип Исламской республики — «велаят-э факих», «наместничества законоведов» во главе с Верховным лидером — не ставится под сомнение ни «реформаторами», ни «консерваторами», ни «независимыми».
Коротко о перспективах
В связи со сказанным выше совершенно объясним скепсис, с которым итоги выборов встретил американский истеблишмент: «Все политические процессы, происходящие в Иране, как были, так и продолжают оставаться под тщательным контролем клерикальной шиитской верхушки». «На нынешних выборах иранцы могли выбирать только между самыми реакционными сторонниками жесткой линии и их чуть менее реакционными оппонентами», — выносят вердикт аналитики и обозреватели в Вашингтоне, оставляя разговоры о «победе реформаторов» журналистам. — «Если углубление диалога с Западом и произойдет, то это коснется только Европы. Отношения Ирана с Америкой по-прежнему останутся крайне сложными и противоречивыми».
Вполне справедливый вывод, поскольку даже если в администрации Рухани кто-то и не отказался бы от диалога с США, то у него просто нет такой возможности. Вопросы политики Ирана в таких точках как Сирия, Ирак, Афганистан, отношения с Саудовской Аравией и многое другое, не менее острое — в ведении канцелярии Верховного лидера и Корпуса стражей Исламской революции.
Формирующийся после прошедших выборов состав 10-го Меджлиса и Совета экспертов — ничуть не поколебал существующую в стране систему сдержек и противовесов. Высшему руководству Ирана удалось почти невозможное — заместить либеральных реформаторов «реформаторами» правильными, теми, кто не ставит под сомнение основные принципы Исламской республики.
Сегодня перед иранским руководством стоит сложная дилемма. С одной стороны — страна нуждается в модернизации, которая позволит ей более эффективно отвечать на современные вызовы в экономике и сфере безопасности, более гибко реагировать на изменения, происходящие как в иранском обществе, так и на международной арене. С другой стороны — эта модернизация не должна привести к эрозии ценностей Исламской революции и ревизии принципа «велаят-э факих», «наместничества законоведов» во главе с Верховным лидером.
«Подконтрольная модернизация Исламской республики» — задача не просто сложная, она уникальная. Как показывают итоги выборов-2016, пока ее иранскому руководству вполне удается решать. Пусть даже и с помощью отчасти «магических» приемов…
