Польша будоражит Европу. Прежде всего, ее консервативная революция вызывает вопросы в Брюсселе. В начале года Европейская комиссия начала процесс оценки соблюдения в стране норм правого государства после того, как польский парламент принял закон об ограничении полномочий Конституционного суда и свободы СМИ. В пятницу Венецианская комиссия Совета Европы (консультативный орган) должна представить доклад по этому вопросу. Кроме того, Варшава требует от европейских партнеров нарастить присутствие НАТО на восточном фланге вопреки недовольству Москвы.
Министр иностранных дел Польши Витольд Ващиковский недавно находился проездом в Женеве, взяв слово в Совете по правам человека. К тому же он, пользуясь случаем, посетил Женевский центр политики безопасности, где учился еще в 1993 году, будучи молодым дипломатом. Интервью.
Le Temps: Если верить появившимся в польской прессе утечкам, Венецианская комиссия намеревается признать, что Польша переживает «кризис». Что вы на это ответите?
Витольд Ващиковский (Witold Jan Waszczykowski): Никакого кризиса нет. Мы просто победили на выборах в ноябре прошлого года. Это были демократические выборы по признанным международным сообществом стандартам. Правительство пытается реализовать программу, которая получила поддержку большинства польских избирателей. Парламент и правительство имеют право менять закон. Поэтому здесь недопустима критика, как и попытки надзора за переменами в Польше со стороны международных институтов. Польша — суверенная и независимая страна.
— К числу этих международных институтов относится и Европейский Союз, в который вы, кстати, входите. В Совете по правам человека вы подчеркнули приверженность Польши их защите. Но польский омбудсмен, то есть комиссар по правам человека, говорит, что принятые вашим правительством законы представляют угрозу для польских институтов.
— Пусть докажет. Мы все еще живем в демократической стране. Польша открыта, СМИ свободные и по преимущественно частные, правительство не критикует и не притесняет НКО. Поэтому я просто не могу принять подобные заявления.
— Почему Польша хочет расширить присутствие НАТО на своей территории?
— Безопасность стран, которые вступили в НАТО после 1999 года, слабее, чем у других государств-членов. Нет ни войск, ни военных баз, ни оборонных сооружений. На фоне конфликта России с Украиной мы хотим укрепить нашу безопасность. Мы требуем не привилегий, а просто равноправия. Безопасность в Центральной Европе должна быть такой же, как и в Западной.
— Что именно вам нужно: войска, техника?
— Нам нужно развертывание войск НАТО на территории Польши и восточном фланге альянса, в Прибалтике, Румынии. Мы считаем, что недостаток войск и оборонных объектов, таких как средства разведки и контроля, является признаком слабости. Мы не согласны с теми из наших союзников, которые полагают, что размещение войск на польской территории означало бы конфронтацию с Россией. Мы полагаем, что нехватка войск и оборонных сооружений на фланге может лишь вызвать желание проверить на прочность систему безопасности НАТО. Малое число войск может лишь подтолкнуть Россию к продолжению агрессивной политики. Россия уже ведет несколько войн: после Грузии и Украины ее войска направились в Сирию. Российский флот проводит операции в Балтийском море. Развертывание войск означало бы решительный настрой НАТО на оборону и сдерживание.
— Вы говорите о декларации 1997 года. Это не договор. Это не юридическое обязательство, а просто политическое заявление. У декларации два уровня. Во-первых, после расширения у России должны быть привилегированные отношения с НАТО. Мы не ставим под сомнение эту часть декларации, которая говорит о формировании Совета Россия-НАТО. Но Россия больше не нацелена на продолжение сотрудничества. Второй уровень был политическим, но не юридическим обязательством не допустить появления значительного числа войск и оборонных сооружений на этой территории. Но, опять-таки, это было всего лишь политическое заявление. И оно прозвучало в совершенно другом политическом контексте. Тогда мы имели дело с другой Россией, ельцинской Россией, которая ни на кого не нападала в отличие от путинской. Наконец, масштаб военного присутствия тоже понятие относительное. Если, например, речь идет о двух бригадах, это не слишком-то много. Это скорее символический шаг. Оборонительное сдерживание. Это политическое заявление дает достаточную свободу маневра для развертывания войск без нарушения политических обязательств.
— Но какую угрозу сегодня представляет Россия?
— Несмотря на крах экономики и санкции, ее военный бюджет продолжает расти наравне с военной экспансией и военными действиями. Во время учений в Белоруссии в 2009 и 2013 годах Россия даже отрабатывала ядерные удары по Польше. Российские официальные лица не раз грозили Польше. В частности они утверждали, что строительство баз ПРО в Польше будет означать развертывание дополнительных войск и ракет в Калиниградской области. Он говорили о новых ракетах «Искандер», которые могут поразить любые цели в Польше.
— Лех Валенса был агентом коммунистов?
— Не знаю. Это вопрос не для правительства, а для историков. Институт национальной памяти недавно рассматривал документы. Давайте оценим факты, подождем мнения историков.
— Независимость этого института вызывает сомнения. Разве он не поторопился, обнародовав документы менее чем через неделю после их обнаружения? От историков следовало бы ожидать осторожности, внимательной проверки их достоверности…
— Этот институт независимый. Его главу избрал прошлый парламент, в котором доминировала ныне оппозиционная партия. Мы никак не связаны с этими документами. Вся ответственность за них лежит на институте, это профессиональные историки. Я не согласен с тем, что все делалось в спешке. Мы уже 27 лет ждем раскрытия документов о тех, кто сотрудничал с коммунистическим режимом. Жаль, что все произошло так поздно.
— Что изменится для Польши, если институт докажет, что Валенса был коллаборационистом (сам он все еще это отрицает)?
— Разумеется, это изменит взгляды поляков. Некоторые усомнятся в легитимности Валенсы-президента. Если судить по дискуссиям в польских СМИ, некоторые лидеры общественного мнения полагают, что сотрудничество с коммунистическим режимом могло повлиять на поведение Леха Валенсы. Но правительство не принимает участия в этих дебатах. Мы недовольны тем, что нас в этом винят. Но мы держимся в стороне и ждем финального вердикта историков.
— Если Валенсу признают коллаборационистом, ему придется вернуть Нобелевскую премию мира?
— Никто этого не требует и не ожидает. По имеющейся у нас информации, в 1980-х годах он вел себя безупречно. Большинство работавших с ним людей подтверждают, что он был категорически против коммунизма. Но мы хотим, заслуживаем правды после 27 лет независимости.
— Германия — все еще партнер или же становится конкурентом? Ваша власть обвиняет ее в экономическом империализме? Вы и сами критиковали влияние немецкого образа жизни вроде растущего числа велосипедистов и вегетарианцев, которые не имеют ничего общего с польскими традициями…
— Это недоразумение. В интервью одной немецкой газете, на которое вы ссылаетесь, я говорил о некой прогрессисткой идеологии. Я пошутил, но меня истолковали превратно. Давайте забудем об этом. Германия остается для нас важным партнером, в том числе в экономической сфере. Экономические связи с Германией намного прочнее, чем с Россией. Германия — богатая страна, и она имеет право на весомую роль в Европе. Но она не может играть в ущерб польским интересам. В некоторых сферах наши интересы расходятся. Например, в сфере безопасности. Мы считаем, что заслуживаем того же уровня безопасности, что и немцы. В энергетике мы полагаем, что сотрудничество с Россией, строительство идущего в обход Центральной Европы газопровода вроде Северного потока никак не способствует нашим интересам. Это бессмысленно и безосновательно с экономической точки зрения. Если Германия решит пойти в обход Польши, это будет означать недостаток солидарности. Это может показаться незначительным, но это важно для наших интересов. Мы просто хотим все прояснить.
