Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Заложник Путина

© РИА Новости Дмитрий Виноградов / Перейти в фотобанкМитинг студентов университета "Баас" в поддержку действий российской авиации в Сирии
Митинг студентов университета Баас в поддержку действий российской авиации в Сирии
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Асад был заложником России с самого начала сирийской войны, но одновременно — еще и Ирана. Москве важно сохранить нестабильность, при которой она относительно малыми средствами и не принимая никаких обязательств сможет играть решающую роль. Если бы Асад одержал полную победу, то в региональном контексте Россия стала бы на Ближнем Востоке не нужна, а Иран бы усилился.

Интервью с Кшиштофом Страхотой (Krzysztof Strachota) — руководителем отделения Кавказа, Турции и Средней Азии варшавского Центра Восточных Исследований.

Nowa Europa Wschodnia: Стал ли Башар Асад заложником Владимира Путина?

Кшиштоф Страхота: Асад был заложником России с самого начала сирийской войны, но одновременно — еще и Ирана. Его судьба зависит от помощи, которую оказывают ему эти страны.

— Кто выиграл от смены статуса российского присутствия в Сирии? Москва заявила о выводе основных сил и завершении своего непосредственного военного участия в конфликте.

— Во-первых, Россия выводит силы в очень ограниченном масштабе. Это политический жест. Москва вывела часть бомбардировщиков, вертолеты, но оставила многоцелевые самолеты (их можно задействовать, в том числе, для бомбардировок наземных целей: так их применяют, в частности, силы западной коалиции). Кроме того она сохранила базы. Все это — значительные военные силы, которые продолжают использоваться, хотя уже в меньшем масштабе. Россия может в любой момент вернуться. Отвод войск — это в большей степени политический и медийный факт, а в меньшей — военный.

Во-вторых, за полгода российской операции ситуация в Сирии изменилась до такой степени, что сейчас инициатива оказалась в руках Асада. Он получил контроль над несколькими важными с военной точки зрения местами и несколько ослабил потенциал оппозиции, которую поддерживают Соединенные Штаты и группировка «Джебхат ан-Нусра».

— Почему же тогда Путин решил уйти из Сирии?

— Это элемент политической игры. Путин не был заинтересован в окончательной победе Асада и разгроме его противников. Речь шла о том, чтобы позволить ему перейти в контрнаступление, усилить его, но не настолько, чтобы он обрел полный контроль над всей страной. Москве важно сохранить нестабильность, при которой она относительно малыми средствами, и не принимая никаких обязательств, сможет играть решающую роль. Если бы Асад одержал полную победу, то в региональном контексте Россия стала бы на Ближнем Востоке не нужна, а Иран бы усилился.

Это можно сравнить с историей иранской ядерной программы. Пока шли переговоры, Россия была для всех сторон важным игроком: она могла мешать переговорам, могла им содействовать. Но когда было заключено соглашение, Западу и Ирану Москва стала не нужна, с ней на Ближнем Востоке перестали считаться. Операция в Сирии вернула ей этот инструмент давления на процессы в регионе.

— К сирийскому конфликту подключились другие силы. Одной из самых важных выступают сирийские курды, которые создали псевдогосударство Рожава: его не признают в мире, но у него есть свои институты и вооруженные силы. Можно ли выдвинуть тезис, что на севере Сирии появится государство, во многих аспектах похожее на Иракский Курдистан?

— Да, это движется в этом направлении: курды на севере Сирии, по всей вероятности, будут сохранять полный контроль над тем, что там происходит. Нет такой силы, которая будет способна ликвидировать их «государство». Они станут (если еще не стали) постоянным элементом ближневосточной игры. Нечто похожее происходило четверть века назад с Иракским Курдистаном, который тоже беспокоил Турцию, но она так и не решилась уничтожить это образование. Власти в Дамаске будут поддерживать тот же самообман, что Дамаск, считая курдские территории частью своей страны.

— Будут ли иракские и сирийские курды стремиться создать единое государство?

— Такой перспективы я не вижу. Эти «государства» созданы конкурирующими между собой курдскими силами. То, что иракский клан Барзани и сирийские курды, связанные с Рабочей партией Курдистана, придут к согласию, исключено. Соперничество между этими силами началось давно, случались даже инциденты с применением военной силы. Это станет возможным только в случае локального катаклизма и свержения одной из сторон. Позиция Барзани кажется более слабой, но у РПК все равно нет таких сил, чтобы его победить. Кроме того, если на существование «государства» сирийских курдов еще закрывают глаза, то объединение двух организмов создаст новые реалии, которые никому не выгодны.

— В Женеве идут мирные переговоры, в которых участвуют в первую очередь Асад и оппозиция, пользующаяся поддержкой американцев. Сирийских курдов за переговорным столом нет. Запад, как кажется, склонен временно согласиться на Асада, чтобы через несколько месяцев провести демократические выборы. Утопичен ли формат этих переговоров?

— Да, во-первых, из-за того, что в переговорах не принимают участия ни курды, ни, что понятно, «Исламское государство», они не дадут никаких результатов. Во-вторых, мы предполагаем, что кто-то может оказывать влияние на сирийскую оппозицию, между тем это очень пестрая среда, на которую воздействуют разные игроки, и которая часто меняет своих покровителей. Я думаю, никакая внешняя сила не способна заставить сирийскую оппозицию что-либо делать.