Как считает директор Французского института международных отношений (IFRI) Тома Гомар (Thomas Gomart), Россия замыкается в себе, а национализм служит для укрепления единства страны, чья экономическая модель переживает кризис с 2009 года.
La Tribune: В совместном исследовании с Институтом предпринимательства вы отмечаете, что для понимания российской политики необходимо, в том числе для экономистов, учитывать историю. Как она влияет на стратегию Владимира Путина?
Тома Гомар: Анализ рисков в той или иной стране зачастую не учитывает ее историческую траекторию. А это мешает пониманию, в частности, когда речь заходит о такой стране, как Россия. Сложно понять страну без знания ее исторических процессов. Анализ ее траектории позволяет определить возможные намерения руководства, советского вчера и российского сегодня. Что касается Путина, можно утверждать, что его волнует в первую очередь то место, которое он оставит в российской истории, а не адаптация страны к глобализации.
Его система ориентиров напрямую связана с его пониманием истории и места России в мире. Поэтому его поведение невозможно предугадать, если забыть об этой истории. Этот самый исторический фактор действует и в случае Китая и США, то есть в странах, у которых еще есть возможности для реализации проектов, направленных на укрепление мощи государства.
— Но есть ли у России экономические возможности для реализации такого проекта сейчас, когда она погружается в кризис?
— Для российской истории характерен разрыв между двумя компонентами, составляющими силу государства: мощью вооруженных сил и экономическими возможностями. Он проходит через нее красной нитью. Жорж Соколофф (Georges Sokoloff) свел все к формулировке «бедная держава». Это означает, что страна всегда слишком много вкладывала в военную сферу в ущерб экономическому потенциалу. И Путин в этом смысле ведет себя очень по-русски, в полном соответствии с историей страны.
Поэтому перемены тут едва ли предвидятся. Нужно издалека подойти к анализу нынешнего экономического кризиса. Россияне помнят кризис «десятилетия нужды», последовавшего за распадом Советского Союза, и по сравнению с ним нынешняя экономическая ситуация воспринимается гораздо менее остро.
— Однако спад сохранится, учитывая, что цены на нефть, вероятно, надолго останутся низкими…
— Если взглянуть на основные показатели, российская модель начала давать сбои еще в 2009 году. Все понимают, что диверсификация экономики не приносит нужных результатов. Движущей силой роста 2000-х годов стал подъем цен на нефть, который сопровождался активным внутренним спросом. Но инвестиции в инфраструктуру все еще недостаточны. В стране, конечно, были попытки внедрения инноваций, как показывает пример Сколково, но по указке тут ничего не делается!
Производственные возможности просто не могут развиваться там, где нет достаточной инфраструктуры, где отсутствует доверие и стабильность банковской системы. Нефтяная манна легла в основу резервных фондов, которые послужили амортизатором в условиях нынешнего кризиса. В любом случае, способность населения принять удар довольно велика.
— Как меняется режим под действием кризиса?
— Россия активно работает и в рамках БРИКС. Но похоже, эта организация больше не дееспособна?
— Понятие БРИКС оказалось очень успешным, потому что позволило описать смещение центра тяжести в мировой системе. Все эти пять стран объединяет то, что у них есть проекты государственной мощи. Среди них есть три ядерных державы (Индия, кстати, активно вкладывается в эту сферу) и два государства (ЮАР и Бразилия), которые отказались от ядерной программы.
Критики концепции БРИКС видят в этой группе больше разделяющих, чем объединяющих факторов. В целом, это так, если взглянуть на отношения Китая и Индии или Китая и России. Все это не приведет к дальнейшей интеграции, которую мы видели в других регионах.
Как бы то ни было, нужно признать, что встречи уже вошли у стран БРИКС в привычку. Они становятся площадкой для систематической критики поведения Запада и его политики санкций. Формируются финансовые инструменты противодействия доминированию Запада. Существует политическая динамика, которой нельзя просто так пренебречь. Россия же с 2009 года проявила наибольшее желание превратить БРИКС в политический форум.
— Как отражаются западные санкции на этом процессе?
— Применение санкций становится привычным делом, одним из главных инструментов западной дипломатии. Они чрезвычайно дорого обходятся как в экономическом, так и в политическом плане.
Тут существует два момента. Есть санкции и принимаемые против них ответные меры (они влекут за собой тяжелейшие последствия для некоторых отраслей, например, сельского хозяйства во Франции). Кроме того, у американцев есть свой страховочный план в отношении всех тех, кто работает одновременно в России и в США. У них есть все основания опасаться карательных мер американского «правосудия», если они не согласны с политикой санкций. Иначе говоря, отношения с Россией нельзя воспринимать отдельно от этого трансатлантического плана.
Франция, Италия, Германия и Япония хотели бы смягчить санкции, но американцы смотрят на ситуацию иначе, потому что на их бизнесе она не отразилась так же, как на европейском. Кроме того, некоторые государства-члены Европейского Союза (Польша и Прибалтика) против снятия санкций, потому что уверены в усилении российской угрозы.
— Как вы видите выход из кризиса?
— Сначала оптимистический сценарий. Он подразумевает смягчение санкций с сохранением символических мер, связанных с аннексией Крыма. При стабилизации российско-украинских отношений возможна их полная отмена. Пессимистический сценарий предполагает продолжение конфликта с Украиной, что ведет к самоизоляции России и более агрессивной политике с ее стороны. А это означает сложный период на несколько лет.
Один из главных факторов политики санкций — это отношения России и США. Понятное дело, все будет зависеть от будущей вашингтонской администрации. Путин смог бы поладить с Трампом. С Клинтон отношения будут более напряженными.
В любом случае Россия сейчас замыкается в себе. Путин основывает свою внешнюю политику на быстром упадке США и Европы. Экономический кризис в стране, как ни парадоксально, сопровождается глобальной демонстрацией силы. Лучше всего описать политику России можно было бы словом «мощь». Россия действует по тем же правилам силы, что США и Китай, и именно поэтому европейцам сложно ее понять.
— Как отразится такая политика закрытости на западной экономике?
— Работающие в стране европейские предприятия сейчас никак не реагируют на критику, однако крупные инвестиционные проекты стали редкостью из-за слабых перспектив роста и ограничений, вызванных санкциями. Тем не менее, рынки вновь могут проявить интерес к России в ближайшие месяцы.
Национализм служит для укрепления единства страны. За оставшееся время до избрания нового президента США нас могут ждать неожиданности. Путин уже не раз демонстрировал оппортунизм и тактический талант. Он не боится идти на риск, делая ставку на инертность Запада.
