В 2013 году известный российский экономист Сергей Гуриев был вынужден бежать из страны. Скоро он займет пост главного экономиста Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР). В интервью нашему изданию он оценил экономические риски, существующие для его родины.
Die Presse: Каковы ваши планы на посту в ЕБРР?
Сергей Гуриев: Я бы не хотел ничего говорить по этому поводу до начала работы.
— Тогда давайте поговорим о российской экономике, большим знатоком которой вы считаетесь. Дно кризиса уже достигнуто или еще нет?
— Нет. Хотя темп снижения и замедлился, оно продолжается.
— Насколько стремительно?
— Все зависит от цен на нефть. Усредненный консенсус-прогноз предусматривает снижение на один процент в 2016 году. Если цена упадет с нынешних 42 до 35 или 30 долларов, то снижение составит 2%.
— То есть определяющим фактором, несмотря ни на что, остается цена на нефть?
— Да. Смотрите: в 2015 году ВВП сократился почти на 4%. Думаю, что если бы цена на нефть оставалась на старом уровне, а антироссийских санкций не было, то рост составлял бы около 2%. Санкции усиливают негативный эффект от падения нефтяных цен, потому что для России затруднен доступ к легким деньгам. Но добавлю: говоря о санкциях, я имею в виду всю внешнюю политику России, приведшую к изоляции. Инвесторы очень обеспокоены.
— Во времена нефтяного бума кое-кто в России мечтал о сильном падении цен, потому что видел в нем единственный шанс начать необходимые реформы. Удастся ли воспользоваться этим шансом сейчас?
— Пока никаких реформ не заметно. Единственный аспект, в котором заметен прогресс, это инвестиционный климат. Тот факт, что Россия в составляемом Всемирным банком рейтинге Doing Business поднялась со 120-го на 51-е место, отчасти связан, конечно, с новой методологией оценки, в разработке которой я принимал участие, однако, надо признать, что Россия добилась в этом плане серьезного прогресса.
— Тогда в страну должен был бы хлынуть капитал.
— Да, должен был бы. Но вместо этого из-за изоляции, санкций и политических рисков наблюдается отток капитала.
— В России уже после обвала рубля 1998 года возник эффект роста местного производства. Но разве сейчас что-то подобное заметно?
— Вполне, хотя эффект и не так силен. Но Центральный банк помогает, отпустив рубль в «свободное плавание». С другой стороны, из-за санкций кредиты стали намного дороже. Конечно, дело не только в кредитах, но и в недостаточной защите собственности и в отсутствии независимой юстиции в России. Предприниматели просто боятся, что у них в любой момент могут все отобрать.
— Тем не менее все чаще говорят, что российские активы благодаря падению рубля привлекательны, что пора их покупать.
— Возможно, есть люди, которые сейчас придут на российский рынок. Но бывает и так, что кто-то выступает с советами покупать, но сам не покупает.
— Как Западу вести себя по отношению к российской власти? Надо ли ослабить санкции, о чем недавно намекнули американцы?
— Мне кажется, что американцы и европейцы говорят одно и то же: отмена санкций зависит от выполнения Минских соглашений. Это не моя задача — давать советы Западу.
— В одной из работ вы в 2015 году написали, что Путин с 2012 года продвигается по пути деглобализации: понимая, что старая модель роста, при которой определенный уровень благосостояния был гарантирован, больше не работает, он сделал ставку на националистические заместительные действия, которые в итоге привели к санкциям и изоляции России. Позвольте спросить: можно ли заставить Путина путем отмены санкций отказаться от этого пути деглобализации?
— Мы не знаем, к чему приведет отмена санкций. Если исходить из объяснений, которые мы слышим со стороны России, то заметно, что страна в любом случае хочет выбраться из изоляции — просто потому, что ей это обходится слишком дорого.
— Да, но это означало бы, что националистическая карта, разыгранная Россией, к которой относится и аннексия Крыма, не сработала. И если Путину придется начинать реформы, это навредит его популярности. Получается, что он пытается усидеть сразу на двух стульях, не так ли?
— Вы же понимаете, что это политика. В ней всегда есть спорные моменты. На этот вопрос я не могу ответить. Но вопросы, которые вы задаете, вполне точны и правомочны.
— Тогда вы, наверное, не сможете ответить и на вопрос о том, предполагает ли выход России из изоляции смену власти.
— Действительно, не смогу. Могу лишь сказать, что даже если санкции будут отменены, российское руководство останется в трудной ситуации. Есть много экономических проблем. Взять хотя бы то обстоятельство, что больше невозможно сверстать бюджет сразу на три года. Уже пришлось сократить расходы. Однако что делать, если придется сокращать их еще больше?
— Иначе говоря, пространства для маневра практически нет?
— Да, потому что деньги на исходе. При еще более низкой цене на нефть — например, на уровне начала этого года — Резервный фонд, который тогда составлял 4,5% от ВВП, иссякнет уже в 2016 году. Если цена на нефть останется на нынешнем уровне или даже подрастет до 50 долларов за баррель, Резервного фонда еще хватит на 2016 год. Но на 2017-й уже не хватит.
