«Хоровод обреченных». Такую подпись поставил советник министра обороны России и видный единорос Андрей Ильницкий под фотографией, запечатлевшей взявшихся за руки людей, пришедших выразить солидарность с бельгийцами в одной из европейских столиц. Поставил и выложил в свой Twitter. После того, как журналист «Коммерсанта» Иван Сафронов призвал Сергея Шойгу уволить советника, Ильницкий быстро стер запись. Но его случай — не исключение, а, скорее, правило.
Схожим образом отреагировали на теракты в Брюсселе, пожалуй, большинство российских официальных лиц (кроме президента Владимира Путина, направившего королю Филиппу безукоризненную по тону телеграмму). Высказывания варьировались в диапазоне от «сочувствуем, но осуждаем ваши двойные стандарты» (представитель МИД Мария Захарова) до откровенного злорадства (Владимир Жириновский, заявивший, что теракты выгодны России, так как подталкивают Европу к сотрудничеству с Москвой). Социальные сети полны рассказов о парикмахерах и таксистах, у которых сообщения о взрывах в бельгийской столице вызвали лишь одну реакцию: «Так им и надо!»
Разумеется, были те, кто принес к посольству королевства цветы. Но очевидно, что в целом российское общественное мнение сочувствует жертвам террористов меньше, чем после 11 сентября 2001 года. Я не социолог, но ожесточение людей, их готовность принять в публичной сфере как норму то, что в своей повседневной жизни они сочли бы оскорбительным и неприемлемым, очевидно.
Выученные уроки эпохи гласности
Мне не раз приходилось писать, что государственные СМИ России сознательно культивируют цинизм и безверие. В этом их принципиальное отличие от советских газет, ТВ и радио. Те доказывали гражданам, что жизнь в СССР прекрасна (несмотря на «отдельные недостатки»), а на Западе — ужасна. В 70-80-е годы советский человек смотрел вокруг и понимал — в Европе и Америке, может быть, и ужасно, но у нас точно не так, как рассказывает телевидение. Этот, как сказали бы сегодня, «разрыв шаблона» и стал одной из причин того, что в эпоху перестройки и гласности с виду мощная государственная пропагандистская машина развалилась за какие-то два-три года. Люди не верили ТВ, радио и газетам и любое альтернативное мнение воспринимали как истину в последней инстанции.
Во-первых, потому что не более четверти граждан России бывали за границей, еще меньше — в Соединенных Штатах или Европейском Союзе. Во-вторых, потому что бессилие и бесправие в повседневной жизни компенсируется простым и понятным «все так живут!». Последние четыре года, когда противостояние Западу было возведено Кремлем в ранг главной национальной идеи, даже элементарное, казалось бы, сострадание вытеснилось злорадством. Этому даже есть объяснение: «Да, мы режем правду-матку, невзирая на лица, в отличе от Запада, который всегда лицемерит».
Триумф цинизма
Реакция на брюссельскую трагедию вновь показала, что для правящего класса России показной аморализм — форма существования и самый эффективный политический инструмент. Причем не только дома. В Москве считают, что призыв министра иностранных дел Лаврова к европейцам «перед лицом терроризма отложить геополитические игры» (перевод: забыть о российской политике в отношении Украины и Сирии в обмен на сотрудничество в борьбе с исламистами) будет услышан.
Следует заметить, что надежды эти не беспочвенны. В 2001 году Москве удалось конвертировать солидарность с Вашингтоном после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне в молчаливое одобрение войны в Чечне. Минувшей осенью таким же образом удалось заставить администрацию Барака Обамы начать диалог по Сирии. Вполне вероятно, что после переговоров Сергея Лаврова с коллегами из ФРГ и США Москве улыбнется удача и, в обмен на контртеррористическое сотрудничество, будут ослаблены, а в какой-то момент и вовсе отменены санкции.
И тогда депутаты Пушков и Яровая, телеведущие Соловьев и Киселев, публицисты Михеев и Куликов смогут вновь сказать: «А что мы вам, дорогие сограждане, говорили? Нет никаких идеалов и моральных основ, а есть лишь голый интерес!» История России последних лет — это история триумфа цинизма, возведенного в главный принцип государственной политики и общественной жизни.
