Герхард Кениг постоянно в разъездах. В новом офисе в Касселе глава Wingas, крупнейшей компании по торговле и хранению газа, он появляется редко. Намного чаще топ-менеджера, известного своей страстью к ярким галстукам, видят в России. По меньшей мере, каждые две недели, Кениг ездит в Москву. Причины тому имеются. С начала года крупнейший производитель газа «Газпром» является единственным владельцем Wingas. Дочка BASF, Wintershall, продала российскому газовому гиганту свою половину в совместном предприятии. Кениг с этого момента стал посредником. Большая часть его работы, как он отмечает во франкфуртском офисе Handelsblatt, состоит в том, чтобы разъяснить своим российским партнерам позицию Европы.
Handelsblatt: Г-н Кениг, Вы уже были в Кремле с первым визитом?
Герхард Кениг: Нет, мои собеседники находятся в Газпроме.
— Газпром по большей части принадлежит государству. Как глава Wingas Вы являетесь своего рода острием энергетической империи в Европе. То есть и политика должна присутствовать, и не в последнюю очередь, из-за продолжающегося украинского кризиса.
— Газ и поставки газа связаны с экономикой. Я выступаю за то, чтобы отдалить этот вопрос от политики. В конце концов, задача «Газпрома» — показывать положительные результаты в долгосрочной перспективе. Моя задача как главы Wingas — способствовать тому, чтобы в Европу поставлялось как можно больше российского газа. Для этого я регулярно общаюсь с акционерами.
— Это значит, Вы должны сейчас регулярно отчитываться перед главой Газпрома Алексеем Миллером?
— Правильнее будет сказать, что с полным переходом к Газпрому я чаще бываю в России. Но не потому, что мне нужно отчитаться, а для того чтобы обсудить стратегические вопросы с акционером. Например, как мы можем достичь еще большего роста в Германии и Европе. Конечно, я выполняю и своеобразную посредническую роль в этом. Большая часть моей работы заключается сейчас в том, чтобы разъяснить российским коллегам позицию европейцев и наоборот. Россия и роль российского газа внутри ЕС и со стороны Еврокомиссии, к сожалению, рассматривается не только позитивно. При этом Европа без сильного партнерства с Россией не имеет смысла.
— Вы можете понять, что существуют предубеждения по отношению к Газпрому?
— Те, кто знает Газпром и работает в энергетической сфере, не имеют предубеждений. Реакция наших клиентов на полный переход компании к Газпрому была абсолютно положительной. Некоторые нас даже поздравили, потому что считают «Газпром» сильным, компетентным партнером для энергетического снабжения.
— Что Вы скажете тем, кто обеспокоен, поскольку российская государственная компания контролирует газовые хранилища в Германии и теоретически в отношении каждого пятого немецкого клиента может принимать решение, будет ли отопление или нет?
— Им я скажу, что Wingas является немецкой компанией и подчиняется немецкому праву и немецким нормам регулирования. И я скажу им, что Газпром инвестирует миллиарды в Европу и безопасную инфраструктуру и, тем самым, берет коммерческий риск на себя. Это четкое доказательство доверия, которого я не наблюдаю у других компаний. Я вообще не понимаю, почему в Европе мы постоянно беспокоимся, что Газпром не может обеспечить надежных поставок. Это не так. Если бы Газпром этого хотел, зачем он тогда инвестирует миллиарды в трубопроводы в Европе? Никто не заинтересован больше Газпрома в том, чтобы газовые хранилища в Германии были заполнены и клиенты в Европе постоянно получали газ.
— Переход Wingas к Газпрому должен был стать и знаком двустороннего доверия. Но этот эффект давно не наблюдается. Между Европой и Россией наступил ледниковый период.
— Да, в политической плоскости это, видимо, так. Но в области энергетики и экономики, как прежде, наблюдается хорошее сотрудничество между Россией, Германией и Европой. Поставки газа увеличились. Прямые отношения между компаниями, которые торгуют друг с другом, не пострадали. Я бы не стал чрезмерно интерпретировать ситуацию, и был бы менее пессимистичным. Политическая шумиха не отражает реальной ситуации.
— Политическая шумиха? Налицо явная конфронтация между Востоком и Западом. Российский премьер Дмитрий Медведев на конференции по вопросам безопасности в Мюнхене говорил о «новой холодной войне».
— Да, но влияет ли это на отношения между партнерами на уровне компаний? Могу Вас заверить, что эти отношения очень стабильные. Мы должны попытаться использовать то доверие, которое есть в экономике, как основу для восстановления политических отношений между Европой и Россией.
— Вы делаете вид, будто компании могут действовать абсолютно свободно и не зависят от политического развития. Но все наоборот. В разгар украинского кризиса глава «Газпрома» Алексей Миллер заявил, что Европа больше не является для него приоритетом. И переход Wingas был на некоторое время приостановлен.
— Сложно сейчас разбираться в том, что было в прошлом. Я смотрю вперед. И то, что переход Wingas был реализован, было явным признанием Газпромом роли европейского рынка.
— Потому что Газпром больше нуждается в Европе или наоборот?
— Потому что обе стороны нуждаются друг в друге. Европа нуждается в Газпроме — в том числе, во времена переизбытка газа. Для Европы очень важно привязать к себе крупнейшего в мире производителя газа, потому что Газпром со своей инфраструктурой подходит Европе лучше других производителей газа. И наоборот, Газпром и Россия нуждаются в европейском рынке, это не подлежит сомнению. Он останется важнейшим рынком сбыта, и Wingas вместе с Газпромом планируют его развивать.
— Какое будущее у крупных компаний, торгующих газом, таких как Wingas? Давнего конкурента Ruhrgas уже давно нет.
— Около 30% газа в Европе поступает из России. Примерно столько же Европа производит сама — еще производит, и стоит подчеркнуть. Потому что собственное производство в последующие годы сильно сократится. Это значит, что нам нужно больше импорта газа в Европе. И для этого нам нужны такие посредники между производителями, городскими службами и клиентами, как Wingas, которые берут на себя риски долгосрочной покупки газа, чтобы затем продавать продукт через торговые рынки или напрямую клиентам.
— Как сейчас идет ваш бизнес? На рынке газа больше, чем требуется. Ваш конкурент Verbundnetz Gas в недавнем времени столкнулся с убытками.
— Это так, ситуация непростая. Однако в прошлом году мы достигли положительных результатов. Сбыт и оборот значительно возросли. Мы повысили сбыт с 500 до 630 миллиардов кВт/ч, оборот — с 12,6 до 14,4 миллиардов евро. Обе цифры рекордные для нас.
— Как на вас отразилось драматическое падение цен на нефть?
— Конечно, и цена на газ снизилась, и мы это ощущаем. Вместе с тем, на цену на газ оказывает давление и высокое предложение на рынке.
— Да, но клиенты ничего не ощущают.
— Наши клиенты ощущают. Промышленные клиенты платят намного меньшую цену, а на спотовом рынке котировки также упали. В случае частных клиентов ситуация может выглядеть иначе. Но здесь вы должны обратиться к городским службам. Для конечного потребителя решающую роль играет то, как городские службы покупают газ. Многие совершали закупки еще год назад по фиксированной стоимости, и поэтому они не выигрывают от текущего снижения цен. Но это индивидуальная политика компаний.
— А как выглядит ситуация у вас?
— Цена на спотовом рынке в прошлом году сильно снизилась, только за последние три месяца на 20%.
— По сравнению с ценой на нефть, это не так много.
— Развитие на газовом рынке всегда несколько отстает от ситуации на нефтяном рынке. Я могу Вас заверить, что мы ничего не можем сдержать в этих ценах. Рынок слишком прозрачный, кроме того у нас жесткая конкуренция с городскими службами.
— Рынок в долгосрочной перспективе останется на таком уровне?
— Я вижу тенденцию высокого предложения газа на рынке. Глобальные рынки растут вместе. Спрос в Азии не настолько высок, как предполагалось. В США и Австралии есть крупные проекты по сжиженному природному газу, который может поставляться по всему миру. Этот объем сейчас поступает на рынок. В принципе, это хорошая новость — есть достаточно газа.
— Но в долгосрочной перспективе большое предложение должно отразиться и на клиентах?
— Да, это определенно отразится на ценах.
— Но для Wingas это не слишком хорошая перспектива, не так ли?
— Нет, если большее предложение поступит из дополнительных источников, это хорошо. Собственное производство в Европе сократится, то есть импорт должен возрасти. А это не самое плохое для компании, занимающейся импортом, такой как Wingas. В долгосрочной перспективе и спрос будет большим. Не в последнюю очередь, потому что газ играет большую роль в энергетическом повороте. Потенциал, в первую очередь, велик на рынке тепловой энергии.
— Насколько велик?
— 40% выбросов углекислого газа приходятся на рынок тепловой энергии. Три четверти зданий было построено до 1978 года, когда в силу вступило первое постановление о теплозащите. Энергетическая эффективность? Как бы не так! Только 23 процента отопительных приборов — современное оборудование. С относительно небольшими убытками за счет отопления газом можно получить быстрый эффект углекислого газа. Но и на рынке электричества я наблюдаю важную роль газа. Нам нужна резервная система для ветровой и солнечной энергетики. В среднесрочной и долгосрочной перспективе это могут быть только газотурбинные электростанции.
— Но пока ситуация выглядит иначе. Наблюдается постепенный отход от газотурбинных электростанций.
— Да, при производстве электроэнергии газ сейчас, к сожалению, не играет большой роли. Станции консервируются, их доля упала в Германии до уровня ниже десяти процентов. Жаль, но так это оставаться не может. Если мы серьезно говорим о декарбонизации, мы не можем делать ставку на угольные электростанции. В плане выбросов углекислого газа, газ является идеальным дополнением возобновляемых энергоисточников.
— Газотурбинные электростанции слишком дорогие. Сейчас электроэнергия в крупных компаниях стоит более 20 евро за МВт/ч. А пограничная стоимость на газотурбинных электростанциях — от 45 евро и выше. Это не окупается.
— Абсурдно, что именно газотурбинные электростанции вытесняются с рынка ветровой и солнечной энергией. Так энергетический поворот не достигнет успеха. Да, доля возобновляемой энергии сейчас почти на уровне трети от производства электроэнергии. Но что нам это принесет, если выбросы углекислого газа в прошлом году снова выросли? Мы, как прежде, производим 45 процентов нашего электричества из угля. Мы хоть и привлекли на рынок возобновляемые источники, но количество выбросов углекислого газа осталось на прежнем уровне, и за это немецкие клиенты платят в год порядка 25 миллиардов евро. Где же успех?
— Г-н Кениг, спасибо за интервью.
