Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Вера в то, что приговор Караджичу заставит задуматься его коллег в Сирии, Судане или «Боко харам», — утопия. Эти люди не имеют ни малейшего представления ни о Караджиче, ни о суде над ним. Зато про Караджича хорошо знают в Боснии. И там этот приговор внесет свой весомый вклад в то, чтобы сделать эту страну еще более неуправляемой.
Вера в то, что приговор Караджичу заставит задуматься его коллег в Сирии, Судане или «Боко харам», — утопия. Эти люди не имеют ни малейшего представления ни о Караджиче, ни о суде над ним. Зато про Караджича хорошо знают в Боснии. И там этот приговор внесет свой весомый вклад в то, чтобы сделать эту страну еще более неуправляемой.
У гаагских судей большая профессиональная удача. Впервые за несколько десятилетий работы они вынесли приговор по-настоящему масштабному и широко известному военному преступнику. Не какому-то африканскому полевому командиру, до которого никому дела нет, а чуть ли не крупнейшему злодею Европы со времен Второй мировой. Он не смог спрятаться в горном монастыре и не умер во время слушаний, а выдержал несколько лет тщательного судебного процесса и дождался приговора. Бывшего президента боснийских сербов Радована Караджича приговорили к 40 годам тюрьмы, признав виновным по 10 из 11 пунктов обвинения, включая военные преступления и геноцид в Сребренице.
В теории приговор Караджичу должен стать большим шагом в развитии полноценного международного правосудия, которое заставит разных царьков, президентов и генералов осознать, что нарушения базовых человеческих норм не останутся безнаказанными. И даже если они избавлены от угрозы справедливого возмездия у себя на родине, то международное правосудие их все равно найдет, доставит в Гаагу, непредвзято рассмотрит их действия и вынесет заслуженный приговор. Поэтому лучше им заранее воздержаться от злоупотреблений.
Процесс над Караджичем хорошо вписывается в эту схему. Опьяненный шовинистской демагогией, он играл ведущую роль в организации военных преступлений, не задумываясь о последствиях. А потом раз — и оказался в камере, откуда смотрел, как его когда-то беззащитные жертвы и бывшие помощники рассказывают суду, как все было. Вина Караджича доказана убедительно и сомнений не вызывает. Но тут есть гораздо более сложный вопрос: насколько этот приговор действительно добавляет в мире справедливости и помогает решить боснийскую проблему, которая за 20 лет никуда не делась?
Проба демократии
На примере дела Караджича хорошо видно, что военные преступления — штука очень расплывчатая. Тут почти невозможно понять, чем они отличаются от обычной войны, насколько они запланированы, и главное, кого из их участников следует наказывать. Караджича признали виновным во многих военных преступлениях, но нельзя сказать, чтобы он как-то целенаправленно стремился эти преступления совершить.
Он 30 лет прожил в Сараево и не был замечен в каких-то ксенофобских выходках. Конечно, он был сербским националистом, но кто тогда не был. И сложно поверить, что он обдумывал геноцид мусульман, когда во время избирательной кампании 1990 года давал совместные пресс-конференции со своим будущим врагом Изетбеговичем. Нет, они оба хоть и придерживались националистических взглядов, но вполне искренне обещали избирателям построить новую, процветающую Боснию, если те проголосуют за них, за националистов, а не за коммунистов. Это уже потом события совсем в других частях Югославии, никак с ними не связанные, разведут их позиции очень далеко, до полной несовместимости.
Возмущение Караджича и боснийских сербов тем, что Изетбегович в одностороннем порядке провозгласил независимость, тоже было вполне обоснованным. Если у вас есть этнос, который составляет треть населения, то что же такого удивительного, что они не хотят отделяться от страны, где они были большинством, без всяких гарантий, что в новом государстве они, уже как меньшинство, не будут подвергаться дискриминации. Мало того, сторонники независимости открыто провозглашают такие лозунги, по которым видно, что дискриминация очень даже вероятна.
Это же не Караджич заставил Изетбеговича объявлять независимость, Запад — эту независимость спешно признавать, а сербов — этой независимостью возмущаться. Сербское возмущение было ожидаемым и вполне оправданным. А дальше люди, которые прекрасно помнили, чем закончилось предыдущее такое отделение от Югославии в 1941 году, не особо нуждались в подробных инструкциях от Караджича.
Караджич в отличие от большинства военных преступников вообще был на удивление демократичным лидером. Несмотря на трудности военного времени, практически по всем важным вопросам он собирал в Пале парламент — легитимно избранный. Когда-то получал одобрение, а когда-то и нет. Та же Сребреница — ее ведь могло и не быть, потому что и Караджич, и Милошевич еще в 1993 году согласились принять план мирного урегулирования Вэнса — Оуэна. Но депутаты парламента боснийских сербов, несмотря на уговоры, этот план не ратифицировали, война продолжилась, а вместе с ней и военные преступления, которые теперь повесили на Караджича.
Мог Караджич воспротивиться этим преступлениям? Мог, конечно. Но, как показывает опыт соседних хорватских сербов, он бы тогда недолго ходил в лидерах. Потому что в той адской смеси национализма и демократии, которая залила Югославию в начале 90-х, у умеренных лидеров не было шансов удержаться у власти. Лидером мог быть только самый жесткий патриот, самый беспощадный к врагам — и так было у всех многочисленных сторон конфликта. Тем более у президента Караджича был такой опасный соперник, как генерал Младич, и в этой борьбе оба были вынуждены постоянно повышать ставки, пока не доторговались до Сребреницы.
Другие официальные лица
Можно сказать, что генералу Младичу тоже в ближайшее время дадут срок. Но двумя этими зловещими персонажами даже близко не исчерпывается круг людей, устроивших гражданскую войну в Югославии. Хорошо, Караджич отдавал преступные приказы, но действующий президент Сербии Томислав Николич в те годы вообще был полевым командиром, причем не армейским, а отряда добровольцев. Непосредственно участвовал в убийстве хорватов в Вуковаре, и не по приказу, а по зову сердца. А его в отличие от Караджича не то что не судят — с ним ведут переговоры о вступлении в ЕС.
Или взять сербских политиков, которые стали образцами прогрессивного прозападного курса за заслуги в свержении Милошевича: бывшего президента Сербии Коштуницу и бывшего премьера Джинджича. Что они делали в 1995 году? Тогда и Милошевич, и Караджич уже согласились на переговоры в Дейтоне и остановили военные действия. А вот лидеры демократической оппозиции Коштуница и Джинджич призывали продолжать войну дальше, потому что дейтонское урегулирование невыгодно сербам. В Югославии 90-х искреннее стремление к демократии не имело ничего общего с миролюбием.
Опять же есть депутаты парламента боснийских сербов, которые отвергли в 1993 году план Вэнса — Оуэна, поддержанный Караджичем. Почему они не сидят рядом сейчас? Кое-кто из них действительно потом получил небольшие сроки — по совокупности заслуг, но большинство без проблем встроились в новую жизнь.
Тут есть еще более страшная и разрушительная избирательность — этническая. Караджич совершал свои преступления не где-нибудь, а на гражданской войне. Кто сейчас сидит со стороны боснийских мусульман? Никого. Под Гаагский суд попали всего девять боснийских мусульман (против 94 сербов), часть из них оправдали, часть получили небольшие сроки. Из высокопоставленных — никого.
Изетбегович вообще не понес никакой ответственности за случившееся. Хотя его вина в развязывании гражданской войны очевидна. Когда объявлял независимость, он не знал, что треть населения Боснии — это сплоченное и хорошо вооруженное сербское меньшинство, которое в армии вообще составляет большинство? Подставляя своих избирателей под армию боснийских сербов, он о чем думал? Какая необходимость была в таком срочном одностороннем отделении? Через речку от Боснии, в сербском Санджаке компактно живет около 200 тысяч мусульман. Они не без трудностей, но пережили 90-е годы без гражданской войны. А ведь могли бы, как Изетбегович, провозгласить независимость и устроить себе такую же бойню.
В том, что касается войны в Хорватии, избирательность еще жестче. После того как генералов Готовину и Маркача в 2012 году признали невиноватыми в этнической чистке в ходе операции «Буря», получилось, что среди хорватских хорватов вообще нет ни одного человека, кто бы совершил хоть какое-то военное преступление за четыре года гражданской войны. Четыре года воевали, но военные преступления совершали только хорватские сербы. Совершали и все равно проиграли, а хорваты выиграли, ни разу не замаравшись. Очень убедительный итог работы Гаагского трибунала.
Наконец, главный пункт из приговора Караджича — геноцид в Сребренице. При всей чудовищности произошедшего это же случилось не на пустом месте. Там был известный мусульманский командир Насер Орич. Когда-то он работал охранником у Милошевича, потом перешел на сторону боснийских мусульман. Возглавил отряд, базировавшийся в этом районе. В Гааге его обвиняли в нападениях на соседние деревни, убийстве нескольких сотен сербов и этнической чистке еще нескольких тысяч сербских беженцев. Признали невиновным: сербы погибли, потому что война, и ушли оттуда по той же причине. Конечно, военные преступления Орича уступают по масштабам преступлениям Караджича, но невиновен и 40 лет — явно неадекватный разброс.
Укрепляя ненависть
В итоге Гаагский трибунал, вместо того чтобы своими приговорами сказать, что гражданская война — это ужасное преступление и самые активные ее участники обязательно будут наказаны, говорит, что в гражданской войне есть правые и виноватые и если вы на стороне правых, то опасаться нечего. А виноватых вам помогут наказать. Убивать своих сограждан — это допустимо. Главное, правильно выбрать сторону.
Вера в то, что приговор Караджичу заставит задуматься его коллег в Сирии, Судане или «Боко харам», — это утопия. Эти люди не имеют ни малейшего представления ни о Караджиче, ни о суде над ним. А про Боснию среди них знают разве что те немногие, кто в 90-е получал там боевой опыт. Хотя и эти воевали на стороне тех, кого оправдали. Военные преступления — это же не пиво воровать. Их совершают в таких обстоятельствах, когда не приходится думать о возможном тюремном сроке.
Зато и про Караджича, и про процесс над ним, и про дела других военных преступников хорошо знают в Боснии. И там этот приговор внесет свой весомый вклад в то, чтобы сделать эту страну еще более неуправляемой. Это отличный способ напомнить этническим общинам про ужасы гражданской войны, укрепить каждую из них в вере в собственную абсолютную правоту и сделать сотрудничество между ними еще более невозможным.
Ведь что такое приговор Караджичу в сочетании с оправданием Орича — это высшая санкция для боснийских мусульман, подтверждающая, что они в гражданской войне были исключительно жертвами, а сербы — кровавыми агрессорами. И что же, после такого подтверждения, полученного из самых высоких инстанций, идти этим сербам на какие-то уступки? Нет, конечно, пусть сначала сто лет каются.
То же самое с боснийскими сербами. Они еще больше укрепились в своей вере, что рассчитывать можно только на самих себя, а вокруг — кольцо врагов. Никакого понимания и тем более справедливости от Запада не дождешься, он в любом конфликте безоговорочно займет сторону противников. Поэтому сотрудничать с западными институтами могут только предатели нации.
Нынешний президент автономии боснийских сербов Милорад Додик когда-то был умеренным политиком и потратил немало сил на то, чтобы отстранить от власти бесноватого Караджича и его людей. Но сейчас Додик называет школы в честь героя и мученика Радована Караджича, который теперь томится в гаагской тюрьме за то, что отстоял право боснийских сербов быть сербами.
То, что семидесятилетнему Караджичу все-таки пришлось ответить за свои преступления, безусловно справедливо. Но очевидная избирательность и однобокость трибунала в целом сводит к нулю любую возможную пользу от такого итога. Приговор Караджичу нисколько не смягчит военных преступников в других странах, зато добавит напряжения в самой Боснии.
Процесс над Караджичем хорошо вписывается в эту схему. Опьяненный шовинистской демагогией, он играл ведущую роль в организации военных преступлений, не задумываясь о последствиях. А потом раз — и оказался в камере, откуда смотрел, как его когда-то беззащитные жертвы и бывшие помощники рассказывают суду, как все было. Вина Караджича доказана убедительно и сомнений не вызывает. Но тут есть гораздо более сложный вопрос: насколько этот приговор действительно добавляет в мире справедливости и помогает решить боснийскую проблему, которая за 20 лет никуда не делась?
Проба демократии
На примере дела Караджича хорошо видно, что военные преступления — штука очень расплывчатая. Тут почти невозможно понять, чем они отличаются от обычной войны, насколько они запланированы, и главное, кого из их участников следует наказывать. Караджича признали виновным во многих военных преступлениях, но нельзя сказать, чтобы он как-то целенаправленно стремился эти преступления совершить.
Он 30 лет прожил в Сараево и не был замечен в каких-то ксенофобских выходках. Конечно, он был сербским националистом, но кто тогда не был. И сложно поверить, что он обдумывал геноцид мусульман, когда во время избирательной кампании 1990 года давал совместные пресс-конференции со своим будущим врагом Изетбеговичем. Нет, они оба хоть и придерживались националистических взглядов, но вполне искренне обещали избирателям построить новую, процветающую Боснию, если те проголосуют за них, за националистов, а не за коммунистов. Это уже потом события совсем в других частях Югославии, никак с ними не связанные, разведут их позиции очень далеко, до полной несовместимости.
Возмущение Караджича и боснийских сербов тем, что Изетбегович в одностороннем порядке провозгласил независимость, тоже было вполне обоснованным. Если у вас есть этнос, который составляет треть населения, то что же такого удивительного, что они не хотят отделяться от страны, где они были большинством, без всяких гарантий, что в новом государстве они, уже как меньшинство, не будут подвергаться дискриминации. Мало того, сторонники независимости открыто провозглашают такие лозунги, по которым видно, что дискриминация очень даже вероятна.
Это же не Караджич заставил Изетбеговича объявлять независимость, Запад — эту независимость спешно признавать, а сербов — этой независимостью возмущаться. Сербское возмущение было ожидаемым и вполне оправданным. А дальше люди, которые прекрасно помнили, чем закончилось предыдущее такое отделение от Югославии в 1941 году, не особо нуждались в подробных инструкциях от Караджича.
Караджич в отличие от большинства военных преступников вообще был на удивление демократичным лидером. Несмотря на трудности военного времени, практически по всем важным вопросам он собирал в Пале парламент — легитимно избранный. Когда-то получал одобрение, а когда-то и нет. Та же Сребреница — ее ведь могло и не быть, потому что и Караджич, и Милошевич еще в 1993 году согласились принять план мирного урегулирования Вэнса — Оуэна. Но депутаты парламента боснийских сербов, несмотря на уговоры, этот план не ратифицировали, война продолжилась, а вместе с ней и военные преступления, которые теперь повесили на Караджича.
Мог Караджич воспротивиться этим преступлениям? Мог, конечно. Но, как показывает опыт соседних хорватских сербов, он бы тогда недолго ходил в лидерах. Потому что в той адской смеси национализма и демократии, которая залила Югославию в начале 90-х, у умеренных лидеров не было шансов удержаться у власти. Лидером мог быть только самый жесткий патриот, самый беспощадный к врагам — и так было у всех многочисленных сторон конфликта. Тем более у президента Караджича был такой опасный соперник, как генерал Младич, и в этой борьбе оба были вынуждены постоянно повышать ставки, пока не доторговались до Сребреницы.
Другие официальные лица
Можно сказать, что генералу Младичу тоже в ближайшее время дадут срок. Но двумя этими зловещими персонажами даже близко не исчерпывается круг людей, устроивших гражданскую войну в Югославии. Хорошо, Караджич отдавал преступные приказы, но действующий президент Сербии Томислав Николич в те годы вообще был полевым командиром, причем не армейским, а отряда добровольцев. Непосредственно участвовал в убийстве хорватов в Вуковаре, и не по приказу, а по зову сердца. А его в отличие от Караджича не то что не судят — с ним ведут переговоры о вступлении в ЕС.
Или взять сербских политиков, которые стали образцами прогрессивного прозападного курса за заслуги в свержении Милошевича: бывшего президента Сербии Коштуницу и бывшего премьера Джинджича. Что они делали в 1995 году? Тогда и Милошевич, и Караджич уже согласились на переговоры в Дейтоне и остановили военные действия. А вот лидеры демократической оппозиции Коштуница и Джинджич призывали продолжать войну дальше, потому что дейтонское урегулирование невыгодно сербам. В Югославии 90-х искреннее стремление к демократии не имело ничего общего с миролюбием.
Опять же есть депутаты парламента боснийских сербов, которые отвергли в 1993 году план Вэнса — Оуэна, поддержанный Караджичем. Почему они не сидят рядом сейчас? Кое-кто из них действительно потом получил небольшие сроки — по совокупности заслуг, но большинство без проблем встроились в новую жизнь.
Тут есть еще более страшная и разрушительная избирательность — этническая. Караджич совершал свои преступления не где-нибудь, а на гражданской войне. Кто сейчас сидит со стороны боснийских мусульман? Никого. Под Гаагский суд попали всего девять боснийских мусульман (против 94 сербов), часть из них оправдали, часть получили небольшие сроки. Из высокопоставленных — никого.
Изетбегович вообще не понес никакой ответственности за случившееся. Хотя его вина в развязывании гражданской войны очевидна. Когда объявлял независимость, он не знал, что треть населения Боснии — это сплоченное и хорошо вооруженное сербское меньшинство, которое в армии вообще составляет большинство? Подставляя своих избирателей под армию боснийских сербов, он о чем думал? Какая необходимость была в таком срочном одностороннем отделении? Через речку от Боснии, в сербском Санджаке компактно живет около 200 тысяч мусульман. Они не без трудностей, но пережили 90-е годы без гражданской войны. А ведь могли бы, как Изетбегович, провозгласить независимость и устроить себе такую же бойню.
В том, что касается войны в Хорватии, избирательность еще жестче. После того как генералов Готовину и Маркача в 2012 году признали невиноватыми в этнической чистке в ходе операции «Буря», получилось, что среди хорватских хорватов вообще нет ни одного человека, кто бы совершил хоть какое-то военное преступление за четыре года гражданской войны. Четыре года воевали, но военные преступления совершали только хорватские сербы. Совершали и все равно проиграли, а хорваты выиграли, ни разу не замаравшись. Очень убедительный итог работы Гаагского трибунала.
Наконец, главный пункт из приговора Караджича — геноцид в Сребренице. При всей чудовищности произошедшего это же случилось не на пустом месте. Там был известный мусульманский командир Насер Орич. Когда-то он работал охранником у Милошевича, потом перешел на сторону боснийских мусульман. Возглавил отряд, базировавшийся в этом районе. В Гааге его обвиняли в нападениях на соседние деревни, убийстве нескольких сотен сербов и этнической чистке еще нескольких тысяч сербских беженцев. Признали невиновным: сербы погибли, потому что война, и ушли оттуда по той же причине. Конечно, военные преступления Орича уступают по масштабам преступлениям Караджича, но невиновен и 40 лет — явно неадекватный разброс.
Укрепляя ненависть
В итоге Гаагский трибунал, вместо того чтобы своими приговорами сказать, что гражданская война — это ужасное преступление и самые активные ее участники обязательно будут наказаны, говорит, что в гражданской войне есть правые и виноватые и если вы на стороне правых, то опасаться нечего. А виноватых вам помогут наказать. Убивать своих сограждан — это допустимо. Главное, правильно выбрать сторону.
Вера в то, что приговор Караджичу заставит задуматься его коллег в Сирии, Судане или «Боко харам», — это утопия. Эти люди не имеют ни малейшего представления ни о Караджиче, ни о суде над ним. А про Боснию среди них знают разве что те немногие, кто в 90-е получал там боевой опыт. Хотя и эти воевали на стороне тех, кого оправдали. Военные преступления — это же не пиво воровать. Их совершают в таких обстоятельствах, когда не приходится думать о возможном тюремном сроке.
Зато и про Караджича, и про процесс над ним, и про дела других военных преступников хорошо знают в Боснии. И там этот приговор внесет свой весомый вклад в то, чтобы сделать эту страну еще более неуправляемой. Это отличный способ напомнить этническим общинам про ужасы гражданской войны, укрепить каждую из них в вере в собственную абсолютную правоту и сделать сотрудничество между ними еще более невозможным.
Ведь что такое приговор Караджичу в сочетании с оправданием Орича — это высшая санкция для боснийских мусульман, подтверждающая, что они в гражданской войне были исключительно жертвами, а сербы — кровавыми агрессорами. И что же, после такого подтверждения, полученного из самых высоких инстанций, идти этим сербам на какие-то уступки? Нет, конечно, пусть сначала сто лет каются.
То же самое с боснийскими сербами. Они еще больше укрепились в своей вере, что рассчитывать можно только на самих себя, а вокруг — кольцо врагов. Никакого понимания и тем более справедливости от Запада не дождешься, он в любом конфликте безоговорочно займет сторону противников. Поэтому сотрудничать с западными институтами могут только предатели нации.
Нынешний президент автономии боснийских сербов Милорад Додик когда-то был умеренным политиком и потратил немало сил на то, чтобы отстранить от власти бесноватого Караджича и его людей. Но сейчас Додик называет школы в честь героя и мученика Радована Караджича, который теперь томится в гаагской тюрьме за то, что отстоял право боснийских сербов быть сербами.
То, что семидесятилетнему Караджичу все-таки пришлось ответить за свои преступления, безусловно справедливо. Но очевидная избирательность и однобокость трибунала в целом сводит к нулю любую возможную пользу от такого итога. Приговор Караджичу нисколько не смягчит военных преступников в других странах, зато добавит напряжения в самой Боснии.
