Do Rzeczy: Путин отдал распоряжение о выводе российских войск из Сирии. Конфликт, который, по вашим прогнозам, мог привести к мировой войне, кажется, взят под контроль…
Павел Фельгенгауэр: Никакого вывода нет. Конечно, некоторое количество самолетов переводится на базы в Россию, но они могут вернуться в течение нескольких часов. Российские базы в Сирии остались. И Кремль, заявляя, что они всегда там были, лукавит. Появились и новые. В Сирии остается тяжелая техника и военные. Разве это вывод?
— Но Путин заявляет, что он выводит войска.
— Он говорит, но не делает этого. Переброска самолетов в Россию позволяет сократить затраты на обслуживание, но в первую очередь — это гениальный тактический шаг, содержащий в себе элемент неожиданности. Он показывает: мы войны не хотим. А в действительности пока война России выгодна.
— Будет ли большая война?
— К сожалению, это возможно.
— Вы пугаете ядерным конфликтом.
— Я говорил об этом в Москве, Вашингтоне и Брюсселе. На встречах, в интервью, статьях. Я хочу предостеречь, потому что нам есть чего бояться. Опасность реальна. Это не значит, что война неизбежно разразится, но это стало более вероятным, чем в предыдущие несколько десятков лет. Не исключено, что это будет ядерная война.
— Все начнется на сирийско-турецкой границе?
— Отношения между Россией и Турцией стали очень напряженными после того, как турки сбили в октябре российский военный самолет. Если они собьют следующий или затопят какой-нибудь российский корабль, Москва ответит. Тогда Анкара может предпринять более массированную атаку, а конфликт распространится на Средиземное, Черное море и на Кавказ.
— Даже если произойдет эскалация, почему Россия решит применить ядерное оружие?
— В той части мира нет достаточного количества конвенциональных сил, чтобы вести войну с Турцией. Когда с обеих сторон начнут расти потери, Путин применит оружие средней дальности. Он не станет запускать большие ракеты из шахт в Сибири. Он покажет, что собирается не нападать на Америку, а только уничтожить несколько целей в Турции. Путин уже сам, высказываясь на тему российских крылатых ракет, иносказательно говорил об этом. Он указал, что с их помощью можно переносить ядерные заряды, которые не используются в борьбе с террористами. Такие ракеты могут упасть на несколько целей в Турции.
— Но зачем применять ядерное оружие?
— В конвенциональном столкновении с НАТО (и даже не только с Альянсом в целом, но и с несколькими выступающими совместным фронтом европейскими странами) у России шансов нет. Мы к такому конфликту не готовы. Конечно, мы готовились к мировой войне, но самое ранее в 2020 году. В тотальной ядерной войне шансов нет ни у кого, поэтому если это оружие будет применено, атака ограничится двумя-тремя целями. Речь идет о том, чтобы показать миру, что Россия не остановится перед применением таких вооружений против страны-члена НАТО.
— В Калининградской области у границы с Польшей вырубают лес. Там готовят дорогу для танков?
— Калининградская область имеет особое значение. После Крыма мы ожидали, что нечто начнется именно там, однако начались действия на востоке Украины. Сейчас представляется, что война придет с Ближнего Востока. Но все может быть вопросом времени.
— На Европу ракеты не полетят?
— По крайней мере не сразу. Сейчас самая большая опасность грозит Турции. Но эта страна входит в НАТО, значит, в гипотетический конфликт будут втянуты другие государства. Так что война будет иметь общеевропейский характер, а, возможно, даже общемировой. Напомню, что в Турции находится натовское ядерное оружие. И если Россия решится нанести по этой стране ядерный удар, он получит адекватный ответ. Это, в свою очередь, не оставит без ответа Москва. Как поведут себя в такой момент Европа и Россия — уже риторический вопрос.
Сейчас путь к мировому конфликту кажется прямым. Я бы оценил вероятность такого развития событий, скажем, в 10%, хотя точно подсчитать это невозможно. В любом случае такой сценарий вероятен. И я перед этим предостерегаю. Вдобавок, на следующем этапе эскалации конфликта каждой из сторон будет сложнее уступить. Поэтому нужно действовать, пока есть время.
— Западу нужно пойти на уступки России, а России и Турции — друг в отношении друга. Роль Запада — постоянно вести переговоры с Путиным и Эрдоганом. Прекращение огня в Сирии, громко объявленное в конце февраля, ничего не решает. Следует четко определить: что, кому, где. Нужно разговаривать и вести переговоры.
— Попытки остановить Путина во время аннексии Крыма и войны на Украине ничего не дали. Средства, которые использует Запад, слишком слабы. Санкции — это лишь видимость, а изоляция выглядит символической…
— Я с этим не соглашусь. Некоторые шаги Запада возымели эффект. Летом прошлого года в Донбассе можно было ожидать масштабной военной операции. Запад пригрозил эмбарго на российскую нефть, и операция не началась. Сходным образом подействовала угроза отключения российских банков от системы SWIFT. Россия не вышла из Донбасса, но и не активизировала агрессию. Это временное решение проблемы, но лучше такое, чем никакого. На радикальные решения шансов пока нет.
— Значит, вы бы посоветовали Западу усилить санкции?
— Самое главное, понять, что конфликт между Западом и Россией преодолеть невозможно. Москва не станет партнером НАТО. Но это не значит, что мы должны друг с другом воевать. Пусть будет холодная война — это лучше, чем война настоящая.
Необходим реализм, осознание различий, которые невозможно преодолеть. И с этим осознанием нужно подходить к переговорам, торгу, дипломатическим шагам. Следует вернуться к методам, которые успешно использовал в период холодной войны Генри Киссинджер, кстати, большой друг Путина. Его действия во время войны Судного дня спасли мир от ядерного уничтожения. Нужна политика такого рода, а не наивная вера в то, что Россия примет западные ценности.
— Где проходит ось этого непреодолимого конфликта?
— Россия и Запад совершенно по-разному видят мир. Между ними существуют огромные идеологически расхождения. Один западный посол в Москве, принимавший участие во встречах своего президента с нашим, рассказывал мне, что у него сложилось впечатление, будто Путин только и ждет, как кто-то разложит перед ним карту, на которой начнется изображение будущего облика мира. Новый пакт Молотова — Риббентропа. Но Меркель — это не Риббентроп.
Путин ждет карту. Он думает, что все разделит, обо всем договорится, и тогда закончатся все конфликты. Но Запад, как назло, не хочет усаживаться ни за какую карту.
— Что Путин нарисовал бы на такой карте?
— Наша сфера влияния — это Украина, Молдавия, Белоруссия, Закавказье, а также, на основе несколько другого принципа, Сирия. Назовем это Ялтой-2, чтобы уйти от фамилий Молотова и Риббентропа. Сталина и Черчилля при всех различиях разделяла не такая большая идеологическая пропасть, как Путина и современный Запад. Оба были империалистами старой школы. Они могли спорить, где пройдет граница влияния каждого из них, но не ставили под вопрос сам факт существования такой границы. Сейчас такие идеи вызывают у людей на Западе лишь удивление.
— В принципе, в России они могли бы тоже казаться удивительными. Государство с трудом функционирует на своей (очень обширной) территории. Зачем Путину еще эти протектораты?
— Как зачем? Россия хочет, чтобы вокруг нее были буферные государства. Поэтому она никогда по-хорошему не отдаст Украину. Если ей не удастся заставить Порошенко отказаться от европейских устремлений, она постарается поставить в Киеве кого-то другого, кто будет ей подчиняться. Точно так же на Ближнем Востоке. Там Россия тоже создает себе буферную зону.
— Зачем нужны такие буферные зоны?
— Для защиты России в ходе Третьей мировой войны.
— К которой приведет создание этих буферных зон…
— В нашем Генштабе превалирует другой взгляд. Там уже давно полагают, что Третья мировая война неизбежна, а разразится она между 2020 и 2025 годами. В ожидании войны Россия вооружается. Были потрачены миллиарды. Вся российская военная стратегия опирается на идею, что эта война начнется.
— По российской инициативе?
— Нет, из-за предопределенности хода истории.
— Маркс смеется в могиле!
— Наш Генштаб считает, что примерно в 2020 году мир охватит серьезный сырьевой кризис. И тогда якобы все на нас нападут, потому что у нас есть полезные ископаемые.
— Это какой-то абсурд из разряда фантастики…
— Вы мне это говорите?! Скажите это Генштабу. Там решили, что мир попадет в так называемую Мальтузианскую ловушку, то есть рост населения приведет к внезапному истощению ресурсов, а в итоге — к войне за них.
— Они, видимо, не слышали о новых источниках энергии?
— Они точно слышали о деньгах, которые можно заработать на перевооружении армии.
— И эти деньги генералы положили в свои карманы.
— Это вы сказали!
— Без масштабной войны скрыть этот факт им будет сложно.
— В России не сформировался институт гражданского контроля армии. Политический контроль, правда, существует, но он выглядит совсем не так, как на Западе. Путин может менять министров или генералов, и он это делает, но как уничтожить механизм, на котором с незапамятных веков основано ее существование? Влияние военных на политику было огромным в советские времена и остается таким сейчас. Это погубило Советский Союз. Однако такой формат отношений сохраняется. Если президенту постоянно рассказывают, что в ракетных шахтах Польши и Румынии стоят ракеты, нацеленные на его многочисленные дачи, в итоге он начинает беспокоиться.
— Возможно, эти угрозы — лишь игра на повышение нефтяных цен?
— Владимир Путин относительно осторожен. Он старается не идти на войну, не чувствуя, что ему гарантирована победа. В 2008 году мы могли занять Тбилиси, но Путин этого не хотел. На Киев он не пошел тоже.
На более слабого противника он, конечно, нападет, а перед нападением на сильного — сто раз задумается. Однако случаются промашки. Когда Россия вступала в войну в Сирии, казалось, что риск поражения в этой операции минимален. Мы должны были сбрасывать бомбы на боевиков, у которых нет даже авиации. Никто не думал, что мы споткнемся о Турцию. Путин попал в ловушку.
— И он не может выбраться из нее, не подпалив весь мир?
— На дипломатию время еще есть.
