Недавно я имел честь участвовать в нескольких семинарах, темой которых было будущее России при Владимире Путине и будущее российско-американских отношений. Назывались они «Встреча экспертов по России», а их организатором стала Carnegie Corporation of New York. Там собрались ведущие американские специалисты по стране, а также участники проекта «Российские перспективы» из Военно-морского колледжа США, занимающиеся исследованиями различных аспектов политики в отношении России, Европы и Евразии.
Эти мероприятия оставили у меня чувство усиливающегося пессимизма. Политика в отношении России как будто застряла в самой неудачной версии кинофильма «День сурка». Восемь лет назад я выступил с рекомендацией: «Нужен беспристрастный подход к России, в рамках которого американцы не должны преувеличивать или оправдывать добродетели и пороки Российской Федерации…. Если мы готовы… расстаться с иллюзиями, мы сможем идти вперед. Если нет, российско-американские отношения будут и дальше ухудшаться, а предложения о сотрудничестве будут зависать в воздухе». Три года назад, когда еще не начались события на Украине, я дал довольно мрачную оценку перспектив этих отношений, отметив, что содержательное партнерство между Россией и США невозможно: «Я думаю, сохраняется иллюзия, особенно в Кремле, что можно достичь такого уровня партнерства с США, когда они выдадут карт-бланш по различным аспектам внутренней и внешней политики России». Но Россия не сможет этого сделать, «отчасти в силу того, что внутриполитические и внешнеполитические интересы Москвы лишают ее возможности предложить такое партнерство Соединенным Штатам». С другой стороны, то сотрудничество, которое Россия может предложить США, хоть и ценно для Соединенных Штатов, но не настолько, чтобы Америка дала России карт-бланш».
Тем не менее, мы продолжаем наматывать круги вокруг одних и тех же вопросов: важна ли Россия для ключевых интересов США? Если да, то не проще ли заняться поиском компромиссов с Москвой для достижения этих целей? Если нет, надо ли США нести издержки из-за отказа от той помощи, которую может предоставить Россия, и вместо этого заняться наращиванием военного, политического и экономического давления на Москву, принуждая ее к изменениям в поведении на внутренней и международной арене? Тот прогноз, который я сделал в ноябре 2012 года на конференции Фонда Карнеги за международный мир, начинает сбываться: неурегулированность российско-американских отношений потребует от следующего президента США поиска некоего варианта перезагрузки после 2016 года.
Вот в какой ситуации мы сегодня оказались. Во время третьего президентского срока Владимира Путина стало предельно ясно следующее. Соединенные Штаты не желают уступать требованию России признать ее суверенную демократию, частичный пересмотр того порядка, который после окончания холодной войны сложился на постсоветском пространстве, а также перемены в международной системе управления с приданием большего значения российским интересам. Те прагматические вопросы, которые заставляли Москву и Вашингтон хоть как-то сотрудничать — поиск мирного решения иранской ядерной проблемы за столом переговоров и сотрудничество в Афганистане — больше не стоят в повестке. В некоторых других областях Вашингтон готов идти на риск, отказавшись от сотрудничества с Москвой, что показало отсутствие России на прошедшем недавно Саммите по ядерной безопасности. Кремль, не добившись от Америки и Европы согласия на свои требования, начал действовать в одностороннем порядке, прежде всего на Украине, и продемонстрировал, что способен в определенной степени противостоять западным санкциям.
Поскольку Россия стремится к ревизии сложившегося после холодной войны порядка, в котором предпочтение отдается западным интересам, и готова действовать силовыми методами, то следует полагать, что Соединенные Штаты выберут один из двух способов действия, если они верят высокопоставленным руководителям, называющим поведение России величайшей угрозой миру и благосостоянию США, а также всего евроатлантического сообщества. Америка должна либо искать компромиссы с Россией по спорным вопросам ради возобновления активного сотрудничества в других областях, начиная с распространения ядерного оружия и контртерроризма, либо предпринимать энергичные действия по укреплению и расширению коалиции, которая будет сдерживать и давать отпор российскому ревизионизму.
Первый вариант неприемлем с политической точки зрения. Все то, что напоминает «умиротворение», не найдет никакого отклика в США. Но поскольку для ряда ведущих европейских государств характерны большая готовность и желание идти на компромисс с Москвой, второй вариант тоже весьма проблематичен. Кроме того, второй вариант потребует от США отвлечь свои ресурсы от решения других приоритетных задач, начиная с перебалансировки в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Инициатива по обеспечению европейской безопасности представляет собой частичный возврат на европейский театр, но в целом линии тренда по-прежнему указывают на долговременный отход Америки от Европы, а также на нежелание европейских государств (за несколькими исключениями) брать на себя более весомое бремя по обеспечению трансатлантической безопасности.
Какое же место отводится политике? Для начала, нужна твердая вера в тезис о том, что Россия близка к экономическому краху, и что Российская Федерация не в состоянии долго проводить свой ревизионистский курс. Безусловно, экономические прогнозы не сулят России ничего хорошего, и Москва в предстоящие месяцы и годы может подвергнуться невыносимой нагрузке. Но ситуация здесь напоминает позицию Льва Троцкого в отношении Брест-Литовского мира в 1918 году, когда он заявил, что советскому государству не нужно заключать мир с Союзом центральных держав на обременительных для него условиях, как не нужно и возобновлять активные боевые действия, и что вместо этого следует дождаться краха двух кайзеров. Что касается России, то здесь действует предположение о том, что экономические беды ударят по ней в ближайшее время, а не в отдаленной перспективе. Но если Россия будет и дальше справлять с проблемами, что вполне возможно, то ждать, когда истечет ее время, нецелесообразно.
Второй момент состоит в том, что в отличие от советского ревизионизма после Второй мировой войны, сейчас налицо серьезные территориальные и идеологические ограничения, мешающие России бросить вызов существующему положению дел. Тот вызов, который бросает Россия, напрямую отражается на ее ближайших соседях и влияет на предпочтения США и ЕС в вопросах глобального и регионального управления. Но в 2016 году, в отличие от 1950-х, никто не верит в то, что если Путина не остановить, он направит танки в Париж, Рим или Берлин — да и в Варшаву и Будапешт тоже, коль на то пошло. Не похоже также, что Путин хочет ослабить американское лидерство в мире. Он просто стремится сдерживать и ограничивать это лидерство, связав Гулливера многочисленными нитями, но не убивая его. В таких условиях создать настоящее трансатлантическое партнерство для сдерживания России сегодня гораздо труднее, потому что для многих европейцев (за исключением стран балтийского бассейна и государств, граничащих с Украиной и Белоруссией) угрозы со стороны терроризма и миграции — гораздо серьезнее, чем действия Кремля. (Мобилизовать такое партнерство было непросто даже тогда, когда оно противостояло Советскому Союзу, который действовал по принципу Сталина, сказавшего, что каждая держава устанавливает свою социально-политическую систему в тех пределах, куда может дойти ее армия.)
Между тем, в США возник вполне реальный раскол между теми, кто видит в действиях России главную угрозу, и теми, кто считает российские действия просто раздражителем, не исключающим российско-американское сотрудничество в других областях, начиная с прекращения гражданской войны в Сирии (поскольку у Вашингтона нет особого желания брать на себя руководство и вмешиваться в конфликт). Те, кто настаивает на делении этих отношений на отдельные сферы и полагает, что давление западных санкций и падение нефтяных цен вынудят Кремль пойти на попятную в других областях, не видят оснований для уступок России, скажем, на Украине, но и не желают усиливать конфронтацию с Москвой.
Итак, несмотря на многочисленные встречи экспертов, американская политика в отношении России сегодня стоит на нейтральной передаче. Это похоже на тактику выжидания: может, падет Путин; может, рухнет российская экономика; может, российская армия не сумеет сохранить свою организационную структуру. А в основе всего этого — стремление переложить проблему на нового президента.
Николас Гвоздев — пишущий редактор National Interest, внештатный старший научный сотрудник Евразийской программы Института внешнеполитических исследований (Foreign Policy Research Institute).
