Тема отношений между Россией и Ираном вышла на первый план по причине их взаимодействия в зоне конфликта в Сирии. В статье, опубликованной недавно в Daily Beast, отмечается «увлечение» Путина Ираном, но автор другой статьи — из Al-Monitor — утверждает, что их взаимодействие Сирией не ограничится потому, что «Москва стремится расширить свое влияние в регионе путем совместных действий с Ираном и „Хезболлой“». Однако российско-иранское сотрудничество во многих областях не является таким тесным, как кажется, и у их отношений есть пределы, они ограничены из-за расхождения интересов — даже в вопросах, которые, как считается, способствуют сотрудничеству.
Для многих идея российско-иранского альянса оправдана по четырем причинам. Во-первых, у России и Ирана есть общий интерес, заключающийся в том, чтобы разрушить тот сложившийся после окончания холодной войны порядок, согласно которому на Ближнем Востоке доминируют США. Во-вторых, русские в ходе переговоров по иранской ядерной программе склонялись к Ирану, поскольку они поддерживали ядерную программу Тегерана, строя в Иране ядерные реакторы, и настаивали на более благоприятных условиях ослабления санкций на переговорах в формате 5+1. В-третьих, интересы Ирана и России в Сирии совпали и приняли форму скоординированных военных действий, проводимых с целью поддержки режима Башара Асада. В-четвертых, Россия надеется воспользоваться новообретенными в Иране экономическими возможностями теперь, когда санкции против него отменены. Однако при более подробном рассмотрении можно увидеть, что это совпадение интересов далеко от идеального — здесь есть свои пределы и расхождения.
Действительно, как Россия, так и Иран хотели бы расширить свое влияние в регионе за счет преодоления господства США. Вскоре после распада Советского Союза Россия начала считать, что однополярный мировой порядок, в котором доминировали США, будет неизбежно противоречить ее основным национальным интересам — это касалось Ближнего Востока и других регионов. Евгений Примаков, занимавший в период с 1996 по 1998 годы посты министра иностранных дел и Председателя правительства России (который к тому же был главным специалистом по Ближнему Востоку), утверждал, что вмешательство в дела этого региона и действие в качестве противовеса США является важным инструментом в восстановлении глобальных интересов России. И хотя в годы работы Примакова в правительстве роль России в делах Ближнего Востока была ограничена, такой образ мышления по-прежнему способствует формированию российской внешней политики. Поскольку в 1990-е годы в этом регионе бесспорной доминирующей силой были США, иранских и российских союзников там было крайне мало. Следуя логике и историческому опыту, можно ожидать, что Россия и Иран и дальше будут действовать таким образом, чтобы переориентировать арабские страны, втягивая их в свою орбиту и еще больше отдаляя от США.
Правда, когда Россия и Иран переживали периоды более тесных отношений с США, такое потепление в отношениях с Вашингтоном сопровождалось охлаждением отношений между Тегераном и Москвой. Это было особенно заметно по действиям России. Преследуя свой интерес, состоящий в том в том, чтобы стать противовесом для США на мировой арене, Россия стремится добиться паритета или признания Соединенными Штатами интересов России. И если такой паритет будет обеспечен, значит, такая тактика своих целей достигла. И Иран в этой тактике является всего лишь инструментом. Следовательно, в период улучшения отношений России с Соединенными Штатами интерес Москвы к созданию антиамериканского альянса с Ираном снижается. Например, в 1995 году подписание премьер-министром Виктором Черномырдиным и вице-президентом Альбертом Гором договора о сотрудничестве между Россией и США в области военной промышленности привело к охлаждению российско-иранских отношений.
Что касается Сирии, Тегеран предпринял шаги для того, чтобы усилить впечатление тесного сотрудничества с Москвой. Например, заместитель министра иностранных дел Ирана по делам арабских и африканских стран дал понять, что между Россией и Ираном существует тесная взаимосвязь, когда он, выступая от имени двух стран, заявил, что они используют «все средства» для урегулирования сирийского кризиса. Правда, существуют сомнения относительно того, насколько это точно отражает степень совпадения их интересов — за исключением довольно неопределенных представлений о спасении и поддержке сирийского режима.
Несмотря на то, что Россия и Иран ведут боевые операции от имени режима Асада, их планы относительно Сирии в корне отличаются. Россия заинтересована в том, чтобы не допустить падения алавитского режима Асада и сохранить в регионе зависимое от Москвы государство. Иран же заинтересован в том, чтобы Сирия попала в полную зависимость от Тегерана и находилась полностью под его влиянием. Эти противоречащие друг другу виды на будущее Сирии находят отражение в том, как эти игроки, участвуя в этой войне, действуют совершенно по-разному. Россия сосредоточила свои усилия на сохранении сирийского правительства, оказывая поддержку его институтам — особенно, укрепляя сирийскую арабскую армию. Поскольку Москва и Дамаск официально поддерживают прочные военные и культурные связи на протяжении сорока лет, Россия заинтересована в том, чтобы помочь сохранить сирийский режим. Следовательно, для Москвы сам Башар Асад не является особо важным и решающим элементом в вопросе сохранения зависимого сирийского государства. В принципе, если Асад покинет свой пост в Сирии, страна, скорее всего, станет после войны жизнеспособным государством, которое будет служить интересам России в регионе. Поэтому Россия дала ясно понять, что не является «неразрывно связанной» с Башаром Асадом.
При этом Иран, участвующий в гражданской войне в Сирии, концентрирует свои усилия на сохранении у власти Башара Асада и при этом в ослаблении власти сирийского правительства и усилении его зависимости от Ирана. Нежелание Тегерана расстаться с Асадом в немалой степени объясняется тем, что вновь обретенное Ираном влияние на Дамаск связано с Асадом, который лично обязан Ирану за то, что тот выручил его, оказав военную и финансовую помощь в годы гражданской войны. И в то же время иранцы ослабляют власть сирийского государства, обучая, идеологически обрабатывая и вооружая более ста тысяч местных ополченцев из числа децентрализованных Национальных сил обороны. Тем самым Иран надеется сформировать подконтрольные местные низовые вооруженные формирования, преданные, прежде всего, своим руководителями в Тегеране, а не сирийским властям.
С учетом противоположных видов на будущее Сирии и разных стратегий участия в войне, совершенно ясно, что Россия не считает Иран идеальным партнером в Сирии. Несовпадение их планов в отношении Сирии, видимо, станет еще более очевидным, если будет достигнуто длительное перемирие, и когда двум крупнейшим благодетелям Сирии придется принимать конкретные решения относительно будущего этой страны.
Россия и Иран, похоже, тесно связаны друг с другом еще и в вопросе ядерных амбиций Ирана. Правда, при более близком рассмотрении этой темы, также выясняется, что сотрудничество России с Ираном имеет свои пределы. Участвуя в строительстве иранских ядерных реакторов, Россия видимо, хотела показать, что лично заинтересована в иранской ядерной программе. Однако Россия все это время подчеркивала, что она против предоставления Ирану возможности получить свое собственное ядерное оружие. Россия доказала, что, несмотря на кажущиеся противоречия, она возражает против попыток Ирана создать ядерную бомбу, хотя при этом помогала ему в строительстве ядерных объектов. Россия неоднократно опровергала заявления Запада и Израиля о том, что Иран работает над созданием ядерного оружия. Москва предостерегала США или Израиль от силового воздействия в ответ на осуществление ядерной программы, заявляя, что подобные действия «были бы пагубными и в буквальном смысле катастрофическими для стабильности в регионе».
И в то же время Россия сотрудничала с Западом, участвуя в переговорах в формате 5+1 с тем, чтобы не дать Ирану возможности получить ядерное оружие. Бывший высокопоставленный чиновник администрации Обамы Филипп Гордон заявил недавно, что как только Россия узнала в 2009 году о секретном иранском объекте по обогащению урана в Фордо, она стала сотрудничать с США с тем, чтобы помешать Ирану в создании атомной бомбы. Россия поддержала санкции ООН против Ирана, а также запрет на продажу оружия и ракет. Москва также сотрудничала и в принятии Совместного комплекса действий (JCPOA) — даже после возникновения кризиса на Украине. Гордон объяснил сотрудничество России обеспокоенностью Москвы в связи с нависшей угрозой превращения Ирана в ядерную державу. Из этого можно вынести урок: как только Россию включили в переговорный процесс, и она смогла выступать в качестве политического арбитра наравне с такими мировыми державами как США, Китай и страны Евросоюза, она начала сотрудничать с тем, чтобы не дать Ирану получить ядерное оружие — в ущерб собственным отношениям с Тегераном.
Теперь, когда санкции, введенные против Ирана в связи с ядерной программой, сняты, поднялась шумиха в связи с возможностью экономического сотрудничества между Ираном и Россией. Россия намерена продавать Тегерану оружие на сумму нескольких миллиардов долларов. Но это пересечение экономических и военных интересов диктует определенные ограничения. Хотя Россия раньше продавала Ирану танки и другие виды обычных вооружений, она, похоже, опасается поставлять в Иран более мощные боевые системы. Например, со времени подписания контракта в 2007 году, Москва уже не в первый раз не в состоянии определиться в отношении поставок Тегерану зенитно-ракетных комплексов С-300. Совсем недавно появились слухи о том, что Россия в очередной раз отложила поставки С-300, поскольку Израиль предоставил сведения о том, что Иран нарушил обещания не предоставлять современное российское оружие «Хезболле». Независимо от того, является ли это всего лишь поводом для отказа от поставок С-300, реальной причиной замораживания Кремлем поставок или пустыми догадками, совершенно очевидно, что Россия существенно нарушает условия поставок даже по сравнению с предварительными оценками, сделанными в 2015 году. То, что сроки поставок по контракту затянулись почти на 10 лет, вызывает сомнения относительно желания России поставлять ЗРК в Иран. Причины такого затягивания сроков пока не ясны, но, похоже, что Россия опасается предоставлять своему южному соседу высокотехнологичные вооружения, которые могли бы нарушить равновесие в регионе.
Российско-иранские экономические связи ограничены не только по соображениям военно-политического характера, их основные экономические интересы в некоторой степени прямо конфликтуют. Например, в вопросе экспорта нефти и газа Россия и Иран являются конкурентами в борьбе за долю сокращающегося рынка. После подписания Совместного комплекса действий Иран не скрывает своих намерений увеличить за семь месяцев объемы добычи нефти до уровня, существовавшего до введения санкций. Если предположить, что Иран вернет себе долю на европейском нефтяном рынке, которая у него была до 2012 года, то доля России на этом рынке сократится более чем на 10%. То же самое касается и экспорта газа: Иран подписал соглашение с Ираком и Сирией о строительстве газопровода со своего газового месторождения в районе Персидского залива до сирийского порта Тартус, конечной же целью являются поставки газа в Европу. Русские не любят конкуренции на газовом рынке, о чем свидетельствует давление, которое они оказывали в 2009 году на Башара Асада с тем, чтобы он не подписывал контракт на строительство такого же газопровода, которое предлагал Катар.
Энергетический фронт исключительно важен для Кремля по двум причинам. Первая и самая важная причина заключается в том, что российская экономика держится за счет поступлений от продажи нефти и газа (в 2013 году бюджет страны был сформирован за счет этих поступлений на 50%). Кроме того, цены на нефть заботят путинский режим больше всего, поскольку он прибегает к помощи субсидий в обмен на лояльность и поддержку. В нынешнее критическое время, когда цены на нефть невысоки, русские отчаянно пытаются вновь их поднять. При этом Ирану нет смысла замораживать объемы добычи нефти. Он только что освободился от жестких санкций и стремится возобновить продажу нефти. Следовательно, иранцы не только становятся конкурентами России на нефтяном рынке, но и страной, угрожающей экономической и политической стабильности России. Вторая причина состоит в том, что России удается превращать сам факт того, что она поставляет в Европу 30% энергоносителей, в рычаг политического влияния. Согласно докладу, подготовленному Институтом Аспена (Aspen Institute), члены правительства Венгрии признали, что их дипломатическая поддержка России и несогласие с санкциями против России связаны с той ролью, которую Россия играет в качестве поставщика энергоносителей. И если Россия могла бы теоретически справиться с финансовыми последствиями потери своей доли на европейском рынке, переориентировавшись на Восток, путем расширения энергетических рынков в таких странах с развивающейся экономикой, как Китай, то компенсировать политическое влияние, которым она пользуется, контролируя энергетический рынок Европы, Москве будет намного сложнее.
Упомянутые выше четыре фактора приведены в качестве объяснения причин, по которым Иран и Россия сотрудничали в недавнем прошлом, и того как это сотрудничество может развиваться в будущем. И, тем не менее, вполне очевидно, что даже эти примеры совпадения интересов не лишены серьезных расхождений, из-за которых Москва и Тегеран могут превратиться из партнеров в конкурентов. Сотрудничество между Россией и Ираном не только менее тесное, чем может показаться, но, по всей видимости, останется ограниченным и в будущем.
Ари Хейнштейн — специальный помощник директора Института исследования вопросов национальной безопасности Израиля.
Вера Михлин-Шапир — научный сотрудник Института исследования вопросов национальной безопасности Израиля. С 2010- по 2015 годы — научный сотрудник Совета по национальной безопасности Израиля. Докторант университета Тель-Авива, работает над диссертацией на тему национального самоопределения россиян в постсоветский период.
