Насколько все на самом деле плохо в экономике России, в которой с визитом находится федеральный президент Хайнц Фишер (Heinz Fischer), несмотря на цифры, зависит от точки зрения. Однако рецессия в 3,7% в прошлом году и один-два процента в текущем весьма болезненна. Но и она — ничто в сравнении с 2009 годом, когда ВВП в разгар финансового кризиса сократился на 7,9%, а связанный с добычей сырья бум резко прекратился. Русские знавали и более тяжелые времена, и широкий слой общества в рамках среднего класса и во времена бума в психологическом плане скорее чувствовал себя стабильно, нежели действительно ощущал наличие материального благосостояния.
Заявление экономистов о том, что нынешний кризис по сравнению с 2009 годом имеет затяжной характер, ситуацию не меняет. Слишком разнообразны его причины: то структурная проблема, поскольку естественно высокие запросы посткоммунистической эпохи реконструкции снижаются, производственные мощности постепенно слабеют, и едва ли наблюдаются предпосылки для возникновения инвестиционной модели роста взамен прежней, ориентированной на добычу нефти; то падение цен на нефть, вот уже свыше полутора лет опустошающее государственную казну и требующее новых источников доходов. Наконец, это и западные экономические санкции, как катализатор добавляющие негатива остальным факторам.
Не стоит предаваться иллюзиям: санкции, по поводу которых г-н Фишер в Москве выразил сожаление, неприятны для обеих сторон, но одни лишь они не поставят экономику России на колени. Намного более тяжкими последствиями обладает общий изоляционизм, в котором оказалось государство благодаря своей внешнеполитической и по-милитаристски гиперактивной позиции. Об автономно выбранном пути деглобализации с 2012 года говорит, например, бежавший три года назад из Москвы в Париж экономист экстракласса Сергей Гуриев в недавнем интервью Die Presse, процитировав своего коллегу Дэни Родника (Dani Rodnik) из Гарварда, согласно которому ни одной стране не удастся экономическое процветание при изоляции от внешнего мира.
Постепенно у простого народа возникает затяжной период экономических невзгод. Так, официальная статистика говорит о том, что число бедных в прошлом году увеличилось на 3,1 миллиона человек, до 19,2 миллиона — максимальный показатель с 2006 года. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) говорит о том, что впервые за все время проведения опросов дефляционное настроение заметно нарастает, а прослойка российских граждан, обычно склонных к активному потреблению, вдруг изъявляет желание тратить как можно меньше.
Символом кризиса, впрочем, служит средний класс, который вследствие обесценивания рубля столкнулся с проблемой вдвойне подорожавшего валютного кредита. На примере этого слоя также проявляется трагедия нехватки плюрализма в российских деловых СМИ, которые, по мнению петербургского профессора экономики Григория Голосова, долгие годы приукрашивали действительность и привели общество к принятию неверных решений.
Картина реальности на каждом шагу отмечена искаженным восприятием и неверной оценкой. Так — в том числе и благодаря официальной пропаганде — упускается из вида, что приобретение веса на международной арене вполне коррелирует с изоляционизмом и бедственным экономическим положением, поскольку доступ к финансам за границей блокирован, а инвесторы предпочитают сохранять дистанцию.
Вместо этого происходит культивация мифов: за кризисом в российской экономике стоит Запад; к подъему страны привела экономическая политика Владимира Путина, а не цены на нефть в 2000 годах; частное предпринимательство подозрительно и должно быть подчинено госсектору; разоблачение офшорной деятельности друзей Путина — враждебная для России акция и т. п.
Погружение в такие мифы делает Россию опасной, ибо для отвлечения от проблемы нищеты Путин и народ могут договориться о новых внешнеполитических авантюрах. Как и в личной жизни, бегство в активное действие проще рефлексии, которая помогла бы раскрыть причины неудач и изменила бы сам образ мышления. Без такой рефлексии не обойтись.
