На протяжении последних трех десятилетий призрак глобализации преследует умы политиков и экономистов. Причем касается это не ее неизбежности, а, скорее, фрустрации по поводу того, что она так далека. Как бы то ни было, восторженные лидеры государств и общественность сделали все для претворения ее в жизнь. А именно: сильная валюта и стабильность обменного курса для беспрепятственного движения международного капитала, небывалая либерализация торгового обмена со штрафами для нарушителей, беспрецедентная синхронизация мировых финансовых рынков для обеспечения единства международных финансов, пусть и ценой дробления реальной экономики. И в первую очередь отмена былых требований полной занятости, что сводит стоимость труда к статусу простой переменной любой экономики. Некоторые предрекали формирование единого мирового правительства или, по крайней мере, системы мирового управления. Государства отказались от традиционных рычагов в области суверенитета, валютной и бюджетной политики, даже когда те необходимы для стабилизации экономики и борьбы с безработицей. Короче говоря, с момента появления термина в середине 1980-х годов глобализацию неизменно представляли, как нечто сокрушительное, новое веяние XXI века, которому все страны вынуждены как можно скорее подчиниться, представляя любые жертвы народов «оправданными», «неизбежными» и «спасительными».
Как бы то ни было, в 2016 году, через восемь лет после «великой рецессии» 2008 года, результаты все еще выглядят отнюдь неубедительно. Во имя глобализации все еще приносятся немалые жертвы, однако плоды скудны, как для стран и экономических регионов мира, так и для самого процесса глобализации. Разнузданная либерализация вылилась в настоящий финансовый разгул, который в свою очередь стал причиной краха 2008 года. Более того, с тех пор упорство в проведение этой политики лишь еще больше усиливает мировой беспорядок.
В настоящий момент все показатели мировой экономики говорят, скорее, не о продвижении глобализации, а об ее отступлении по всем фронтам. Пока что ее еще не видно, несмотря на все реализуемые от ее имени программы жесткой экономии. Как раз наоборот, она, по всей видимости, становится лишь дальше, рискуя тем самым разочаровать сторонников, а некогда ослабленные ради нее национальные управленческие, валютные и бюджетные рычаги возвращают себе былую актуальность. В этом году мировая экономика вновь оказывается на краю еще более глубокой пропасти, что может поставить под сомнение всю проводимую к настоящему моменту политику.
Последние отчеты Банка международных расчетов и Всемирного банка, а также статистика ОЭСР и МВФ свидетельствуют о «чрезвычайной нервозности» рынков в связи с «признаками давно назревающей бури, которая сулит новый разрушительный кризис на пяти континентах». Что касается американского лауреата Нобелевской премии Дзжозефа Стиглица (Joseph Stiglitz), он отметил в начале года, что мировая экономика испытывает «сильнейшее недомогание», которое только усиливается. Даже прославившаяся мрачными (но не особенно точными) прогнозами Кармен Райнхарт (Carmen Reinhart), которая некогда установила «порог терпимости» долга в 90% ВВП, на этот раз все же вряд ли ошибается, когда сулит в этом году целую «серию дефолтов по госдолгам», сначала в развивающихся странах, а затем и по всему миру. Слова «турбулентность», «волатильность» и «неустойчивость» сейчас появляются во всех официальных докладах по состоянию мировой экономики на начало 2016 года.
Основополагающие движущие силы глобализации — (а) прямые иностранные инвестиции, b) международная торговля, с) стабильность международных финансов) — по всей видимости, с 2010 года не в состоянии обеспечить необходимую стабильность и единство международной экономической системы. Прямые иностранные инвестиции, главная опора глобализации, неизменно сокращаются, опустившись в 2015 году ниже 2% ВВП основных стран-инвесторов. Как бы то ни было, во имя этих жалких 2% ВВП безработица почти 12% экономически активного населения в Европе по-прежнему представляется как нечто «неизбежное» и «оправданное» для сохранения конкурентоспособности континента в рамках глобализованной мировой экономики. Кроме того, как следует из статистики ООН, впервые с 2008 года вывод иностранного капитала из развивающихся стран превысил его поступления на 100 миллиардов долларов в год. Если сейчас первыми жертвами глобализации становятся те, кто раньше, как считалось, извлекал для себя главную выгоду, как тут не ждать сомнений насчет перемен, которые еще вчера казались «необратимыми»?
В любом случае, финансовые долги, как государственные, так и частные, продолжают стремительно накапливаться и растут гораздо быстрее ВВП стран-заемщиков. За последние восемь лет мировая эмиссия долговых облигаций росла на 8% в год при том, что рост мирового ВВП составлял в среднем лишь 4% в год и даже 3% на протяжение последних двух лет. По подсчетам McKinsay Global Institute, отношение общемирового долга к мировому ВВП становится все больше: с 246% в 2000 году до 269% в 2007 году и 286% в 2014 году. Но не объясняется ли такой избыток долга некой «слепотой» или «щедростью» финансовых институтов? Или же резким спадом роста мировой экономики из-за боязливости этих самых институтов, которые установили повсюду «золотые правила», то есть требования жесткой экономии и нулевого дефицита? Если финансисты и банкиры всего мира вправе беспокоиться за способность стран-должников погасить свои долги надлежащим образом, им стоило бы больше обратить внимание на причины все большего спада платежеспособности их клиентов. Долги создает не рост экономики, а, скорее, его замедление. Каким бы ни было объяснение, если долги растут быстрее ВВП, отношения между кредитором и заемщиком явно ведут ситуацию в тупик, причем как для первого, так и для второго. И если эти отношения касаются не отдельно взятой страны, а всей мировой экономики, эта экономика с «золотыми правилами» для кредиторов и заемщиков обречена на провал.
Виной всему не «избыток долгов», как утверждают кредиторы, а «недостаточный рост» из-за приоритетной реализации мер жесткой экономики и «реформ» с рецессивными последствиями, которые лишь еще больше затрудняют обслуживание долга.
С другой стороны, мотор международной торговли (еще одна опора глобализации) тоже существенно сдает обороты, причем даже сильнее, чем мировой ВВП. В 2000-2008 годах мировая торговля росла примерно в 2-4 раза быстрее ВВП. В 2010 году речь шла о 14% против 4%. В том же году латиноамериканский экспорт вырос на 18%, а азиатский — на 14%. Только вот в 2014 году рост мировой торговли упал ниже показателей ВВП: 2% против 3%. Даже в Китае, крупнейшей стране-экспортере, прирост экспорта пошел на спад впервые с 1970 года, а общий китайский долг за последние восемь лет вырос в четыре раза до 28 триллионов долларов, что даже больше показателей США и ЕС. В условиях такого спада международной торговли обвал цен на сырье (не только на нефть) становится особенно значительным. Эти цены падают первыми и тащат за собой вниз все остальные. Как отмечает Даниэль Грос (Daniel Gros) из брюссельского Центра европейских политических исследований, пока показатели роста экономик обходят международный рынок сырья, это говорит о появлении нового замещающего сырья местного происхождения, которое не участвует в международной торговле. Это означает, как минимум, что ориентированные на экспорт экономические модели все больше теряют рентабельность, и что внутренние рынки постепенно (и хотя бы отчасти) становятся заменой для слабеющего внешнего спроса. Разумеется, если это действительно так, речь идет о необходимой переориентации с внешнего на внутренний рынок, которая в любом случае следует за ослаблением связей глобализации в пользу ориентирующихся на самих себя и менее зависимых от внешних условий национальных и региональных образований. Кроме того, если переориентация экономик в сторону внутреннего пространства подтвердится, это позволит легче понять параллельный рост долгов, так как это соответствовало бы увеличению дефицитов и госзатрат для стабилизации в кризисный период вопреки консервативным директивами глобализации. Если все кризисы в истории неизменно приводили к усилению роли государства (по меньшей мере, для компенсации их катастрофических последствий), почему сейчас должно быть иначе? Сложно не увидеть в назревающем мировом кризисе признаки смены экономической модели. В частности это касается распространенного сейчас постулата о пользе международной ориентированности.
Ну а что насчет «валютных войн», о которых уже столько говорили? В недавнем докладе ООН за 2016 год отмечается усиление «разнородных и нестабильных» курсов в валютной политике вместо следования установленным в этой сфере «правилам». Прежде всего, эти расхождения ведут к растущей волатильности паритета валют и инверсии мировых потоков капитала. Те вместо финансирования развивающихся стран возвращаются в развитые государства. Трудности ориентированных «наружу» экономик в свою очередь оказывают давление на обменные курсы в связи с девальвацией, как в Бразилии и России. То же самое касается и политики количественного смягчения, которая была начата Центробанками США и Японии и сейчас применяется также Банком Англии и ЕЦБ в Европе, Китаем и многими другими государствами. Такая политика навлекает на себя резкую критику не только принципом своей работы (она дает деньги лишь тем, у кого они и так есть), но и слабыми результатами. В подобных условиях «избыточное» валютное предложение способствует не развитию реальной экономики, а инвестициям в недвижимость банкирами и финансистами, которые и извлекают из всего главную выгоду. В любом случае, все это неизбежно ведет к увеличению денежной массы, которая тянет вниз валютный курс в международном плане. Чем дальше страны идут по этому пути, тем сильнее смятение в мировой валютной системе, которое пришло на смену существовавшей до 2008 года показной стабильности.
Если верить классической работе Чарльза Киндлбергера (Charles Kindleberger) о кризисе 1929-1939 годов, мировая торговля в тот момент рухнула под воздействием «великого кризиса» в первую очередь из-за последовательной девальвации валют в связи с отказом Англии от золотого эталона в сентябре 1931 года. Впоследствии все страны пустились в гонку девальваций, «следуя неумолимому движению стрелок часов». Дело в том, что с помощью девальваций каждая страна стремилась отстоять свои рабочие места, вытолкнув безработицу к партнерам по торговому обмену. Круг замкнулся, когда все страны оказались в итоге лицом к лицу с беспрецедентной безработицей. Сейчас же, хотя открытой гонки девальваций и не видно, увеличение государственных расходов и валютной массы после обрушения международной среды ведет к схожим валютным расколам. По сей день все страны и экономические регионы стремятся вытеснить безработицу к партнерам. Даже Китай, страна с профицитом бюджета, которая должна была поднимать стоимость юаня, поступает с точностью до наоборот, что лишь еще больше осложняет совместное управление мировой экономикой. Хотя сейчас скрытая валютная война и не относится к числу явных для всех перспектив, она от этого не становится менее реальной, что отражает трещины и непоследовательность в нынешней мировой системе.
В эпоху холодной войны и биполярного мира мировая система все же оставалась единой в том плане, что страны советского блока следовали правилам МВФ, обеспечивавшего системное единство. Сегодня же страны отдают предпочтение зачастую идущим вразрез с директивами МВФ индивидуальным решениям, потому что не хотят следовать по его указке в сфере дефицита и жесткой экономики, а это ставит с ног на голову весь мир. Да, утверждение о том, что деньги — это не суть экономики, а ее парус, все еще верно. Тем не менее, если этот парус тянет во всех направлениях, это свидетельствует о более серьезном кризисе в глубинах экономики. Пока глобализация находится в руках международных финансов, ее последствия в реальной экономике будут катастрофическими для всех, в том числе и для ее сторонников. Финансы должны не заправлять экономикой, а сопровождать ее и предлагать ей свои услуги. Сейчас же все обстоит с точностью до наоборот. Подконтрольная финансам глобализация не формирует обещанный новый мировой порядок, а лишь ведет к глубокому мировому хаосу, который перекликается с самыми темными страницами нашей истории.
