Чайя (это ее вымышленное имя) — ультраортодоксальная еврейка и лесбиянка из лондонской общины Харедим. Вот как она сама описывает, что ей пришлось пережить, прежде чем она осознала свою сексуальную ориентацию, и почему ей приходится хранить это в секрете от тех, кто может заставить ее сделать выбор между собственным «я» и семьей.
Если я открою свою тайну, то потеряю все. Мы — очень замкнутое сообщество, и, я думаю, немногие осознают, насколько мы изолированы от окружающего мира. В мире, в котором живу я, гей — это плохой человек. Гомосексуализм — это порок и абсолютно неестественное явление.
Люди, с которыми я выросла, стали бы задаваться вопросом: а на что еще она способна? Мало кто поверил бы в мою религиозность, а если бы я покинула общину Харедим, это означало бы потерю работы, дома и потенциально — даже детей.
Гораздо легче для всех — делать вид, что со мной все в порядке. На самом деле большинство людей предпочитает вести себя так, словно гомосексуализма не существует.
Я еще училась в школе, когда впервые попробовала объяснить раввину, что я лесбиянка, но все, что он мог сказать в ответ: «Это просто такой период, это случается со многими девочками».
В самом деле, когда дети растут, они порой испытывают влечение к сверстникам своего пола. У нас полностью раздельное обучение, поэтому, начиная с трех лет, мальчики и девочки практически не общаются друг с другом. В самых строгих семьях даже братьям и сестрам не дают играть вместе.
Конечно, дети любят экспериментировать. Я начала, когда мне было 12, но считалось, что мы это перерастем. Однако я была другой, и по мере взросления одноклассницы стали называть меня лесбиянкой, хотя к тому времени я уже ничего такого не делала.
Игнорировать все это становилось все труднее, поэтому, когда мне было 16, я попыталась объяснить ситуацию матери. Мне стоило такого труда признаться ей, но она просто взглянула на меня и прекратила этот разговор. С тех пор мы никогда не поднимали этот вопрос.
Вскоре после этого родители решили выдать меня замуж. В таких проблемных случаях, как мой, часто прибегают к помощи свахи. Успешно организованная свадьба может принести им 15 тысяч фунтов. Однако мои родители решили подобрать жениха сами. В этом процессе принимали участие все, кроме меня.
После того как все необходимые проверки были сделаны, и выбор юноши одобрен, нам организовали встречу на полчаса. Она проходила в гостиной. Его семья и моя семья сидели за столом и несколько минут пытались поддерживать беседу, после чего все поднялись и вышли, оставив нас столь же мучительно подыскивать слова для разговора.
Несмотря на все это, помолвка вызвала у меня чувство облегчения. Я надеялась, что, вступив в прочные отношения, я смогу обрести чувство принадлежности к общине. Однако за несколько месяцев до свадьбы я начала встречаться с девушкой. Мы держали это в тайне и расстались перед самой свадьбой. Это может показаться странным, но я все еще думала, что мне удастся начать новую жизнь.
По мере приближения свадьбы начало приходить осознание происходящего. Я понимала, что в брачную ночь придется исполнять супружеский долг, однако часто это откладывается на следующий день, поскольку празднования продолжаются до пяти утра. Хотя противозачаточные средства не поощряются, мне прописали таблетки, чтобы брачная ночь у меня не совпала с месячными. Ни я, ни мой муж не знали толком, что делать, он был слишком груб, и это продолжалось бесконечно долго.
У нас принято иметь много детей, и я довольно быстро забеременела. Если бы я хотела после свадьбы принимать противозачаточные средства, мне пришлось бы спрашивать разрешения у раввина. Мне казалось немыслимым просить об этом до того, как у меня появится хотя бы двое детей.
После того, как вы забеременели, ваш ребенок становится одновременно вашим заложником и берет в заложники вас. От нас ожидают восьмерых или девятерых детей, и я постоянно беременела. Но внутри меня стал расти протест, и дело дошло до того, что я шла по какой-то узкой улочке, и в моей голове так сильно шумело, что я стала вслух твердить «Я гей, я гей, я гей»!
И тогда я поняла, что с этим надо что-то делать. В итоге я рассказала все мужу. Я думаю, он и сам догадывался. Но убедил себя в том, что это всего лишь латентное сексуальное пристрастие, а не часть моего «я».
Мы до сих пор не знаем, как нам с этим быть. У нас есть общие дети и функциональная семья. Если мы разведемся, то потеряем все это. Я думаю, что мы все что-то потеряем, так что, наверное, я не буду разводиться.
Я надеюсь, что моя семья не развалится, хотя не знаю, какой вид все это приобретет. Люди по-разному устраивают свои отношения. У раввинов иные представления о том, что держит людей вместе. В моем случае вместо того, чтобы искать пути, как нам обоим быть счастливыми, скорее всего, мне придется подчиниться и выполнять свои материнские обязанности, что, разумеется, идет против всего моего существа.
Ультраортодоскальные евреи в Великобритании
В общину Харедим входят представители сразу многих течений иудаизма
Большинство евреев Харедим живут в Лондоне
По подсчетам лондонского райсовета Хакни, на его территории проживает около 30 тысяч представителей этой общины
В последние 20 лет число евреев Харедим, посещающих синагоги, неуклонно растет
К концу века большинство британских евреев будут составлять ультраортодоксы
Очень трудно жить с осознанием того, что стоит мне принять правила игры, и все в моем доме пойдет гладко. Это вызывает у меня чувство вины. Однако если бы ортодоксальное еврейство и гомосексуализм были несовместимы, разве Бог сотворил бы меня такой?
Я была рождена с каким-то умыслом, даже если он мне пока непонятен. Моя вера стала для меня настоящим утешением, но мне понадобилось немало времени, чтобы прийти к этому. Моя вера подразумевает соблюдение правил и ритуалов и молитвы, которые имеют особый смысл для меня, и я не вижу причин, по которым мне стоило бы от этого отказаться.
Я думаю, было бы ошибкой предпочитать одну часть вашего «я» другой. И дело не только в моей сексуальной ориентации. Дело и в том, как оставаться личностью внутри общины и осознавать себя. Традиционная роль идеальной жены заключается в том, чтобы быть сильной женщиной, которая возглавляет семью, но уступает мужу в духовном руководстве.
Считается, что женщина должна быть королевой в доме. В первые годы брака муж может все время посвящать изучению Торы, а бремя добывания денег часто ложится на женщину. И хотя она может работать вне дома, это должна быть чистая работа.
Многие женщины работают учителями в частных школах общины или секретаршами. Много внимания уделяется внешнему виду, потому что вы одновременно должны выглядеть привлекательной для мужа и непривлекательной для всех остальных.
Это очень тонкая грань. Все, что выше колен, и от локтей до ключицы должно быть прикрыто. Некоторые идут дальше и утверждают, что юбка должна быть до щиколоток, чтобы, когда вы садитесь, ваши колени оставались прикрытыми. Ваши волосы всегда должны быть убраны, и вы не должны привлекать к себе внимание.
Если вы не следуете этим правилам, о вас станут судачить. Я — амбициозная женщина, меня определяет не дом, да я и не слишком женственная. Обычно у женщин имеется большая группа поддержки. Большие семьи означают множество сестер и кузин, которые могут помочь с повседневными делами, такими как готовка и присмотр за детьми. Однако вам перестают предлагать помощь, если вы ведете себя не как все остальные.
Меня всегда называли возмутителем спокойствия. Некоторые сваливают все мои нынешние проблемы на так называемое отсутствие скромности. Говорят, что юбки у меня слишком короткие, а колготки — недостаточно толстые. Даже моя прическа — это повод для обсуждения.
В нашей культуре принято всегда прикрывать голову. На работе это обычно парик, а в другое время — шляпка или вуалька. Под головным убором я ношу короткую стрижку. По иронии судьбы это допустимо, поскольку бритая голова считается признаком благочестия. Многим женщинам свекрови на следующее утро после свадьбы наголо бреют головы. В моем случае короткая стрижка — это мой выбор.
Надо думать, свою прическу я отвоевала, однако многое еще предстоит сделать, чтобы отвоевать религию. Многие люди искажают веру, а ведь она им не принадлежит. Им не принадлежит духовность.
А мне она принадлежит. Я всегда буду еврейкой, это часть меня, как и все остальное. Я даже изобрела для этого специальный термин. У них есть ультраортодоксы и современные ортодоксы, а я называю это честной ортодоксальностью. И как знать, может, лет через 40 эта честная ортодоксальность станет движением.
