Atlantico: В проводившемся с 2009 по 2012 год исследовании (результаты обновили на фоне миграционного кризиса) вы отмечаете, что среди беженцев склонность к агрессии почти вдвое (в 1,75 раза) выше у тех, кто сам, напрямую или косвенно, пострадал от насилия в родной стране. Как вы объясняете такой результат? В чем причины этой ситуации?
Матье Куттенье: Прежде чем отвечать на ваш вопрос, хочу подчеркнуть, что главной целью упомянутого вами исследования было лучшее понимание определяющих факторов гражданских войн и в частности их повторения.
Почему в более чем 60% случаев новые гражданские войны возникают в тех странах, где они уже были в прошлом?
Если отойти от в высшей степени специфических исследований, выделить причинно-следственную связь между воздействием (прямым или опосредованным) войны на человека и его будущим агрессивным поведением крайне затруднительно. Главная причина в том, что в подавляющем большинстве случаев люди остаются в той же среде, в которой они изначально были подвержены воздействию конфликта. В результате становится трудно провести черту между повторением насилия на личностном уровне и способствующими возникновению конфликтов элементами, вроде слабых институтов, наличия природных ресурсов и этнической напряженности.
Тот факт, что испытавшие на себе воздействие конфликтов люди становятся агрессивнее, связан с двумя главными причинами. Во-первых, это прямое влияние войны, которое влечет за собой психологическую травму человека как жертвы насилия или его наблюдателя (особенно, если целью становятся близкие). Во-вторых, это опосредованное воздействие военной обстановки, то есть резкое сокращение доходов семьи, недоступность образования и здравоохранения, а также подрыв гражданских и нравственных ценностей.
В нашем исследовании мы обратили внимание на агрессию и преступность среди групп политических беженцев в Швейцарии, сосредоточившись на тех, кто испытал на себе воздействие гражданских войн в родной стране. Как несложно понять, наше исследование перекликается с реалиями миграционного кризиса в остальной Европе. Мы отмечаем, что у беженцев, которые напрямую или опосредованно испытали на себе воздействие гражданских войн или геноцидов в детстве (от года до 12 лет), вероятно агрессивного поведения в среднем на 40% выше, чем у тех их соотечественников, что родились уже по окончанию гражданского конфликта в тех же странах. Кроме того, мы демонстрируем, что реализация политики приема и интеграции позволяет уменьшить дальнейшие всплески агрессии.
— В вашем исследовании вы идете еще дальше и уточняете, что агрессия сильнее всего проявляется среди мужчин примерно 20 лет. В результате получается типичный профиль беженца, который устраивает акты насилия в принявшей его стране: это мужчина примерно 20 лет, которому довелось напрямую или опосредованно испытывать на себе воздействие войны на родине. Существует ли вероятность того, что некоторые европейские страны введут специальные ограничения для этой группы людей?
— Ваш вопрос перекликается с хорошо известным в криминологии фактом: безработные молодые люди более склонны к насилию, но с возрастом это уходит. В нашем исследовании мы не установили разницы в агрессивности молодых людей (18-21 год), которые подверглись воздействию конфликтов в детстве, тех, кто этого избежал. Тем не менее мы выяснили, склонность к насилию тех, кто прошел в детстве через конфликт, снижается с возрастом намного медленнее. В целом, наша работа не дает ни одного ощутимого доказательства пользы введения ограничений для молодых мигрантов. Подобный вывод был бы чистой воды спекуляцией.
— Такая возможность не исключена при отсутствии внимательного и честного прочтения нашей работы. Она доказывает, что конфликты по уже упомянутым выше причинам оказывают сильное и устойчивое воздействие на поведение человека, и что это влияние можно полностью скомпенсировать государственной политикой приема и интеграции на рынке труда.
— Последние события пролили свет на агрессивное поведение беженцев в отношении местного населения (например, инциденты в Кельне в новогоднюю ночь). Ваше исследование же говорит, что насилие проявляется преимущественно в кругу мигрантов, прежде всего среди людей одной национальности. С чем связана такая внутренняя агрессия? И что насчет действий против местного населения? Что их мотивирует?
— Один из важнейших результатов нашего исследования касается национальности жертв агрессии со стороны беженцев. Пусть это и противоречит заявлениям многих популистских партий в Европе, мы доказываем, что насилие сосредоточено главным образом среди беженцев, а не направлено против населения принявшей из страны. Это явление мы объясняем с помощью двух гипотез. Прежде всего, это эффект социальной сети, который подразумевает, что беженцы общаются в основном с другими мигрантами из того же сообщества, в частности в центрах их приема. Далее, эти люди в своем большинстве уезжают из родной страны, чтобы спастись от войны. Поэтому на новом месте они могут столкнуться с согражданами, против которых воевали на родине. Два этих механизма подчеркивают значимость политики приема и понимания причин, которые заставляют человека мигрировать в военное время.
— Ваша работа говорит о том, что доступ беженцев на рынок труда позволил бы значительно сократить эту агрессию. В какой степени? Выполнимо ли это при нынешних условиях?
— В этом одно из основных заключений нашей работы: достойный и качественный прием людей, предоставление им возможностей для интеграции и в частности доступа на рынок труда — все это способствует полной компенсации воздействия конфликтов. Открытие перспектив интеграции серьезно снижает риск роста агрессии среди беженцев. То есть, в нашем исследовании ни в коем разе не говорится о необходимости более ограничительной миграционной политики, как раз наоборот.
Кроме того, с учетом нынешнего миграционного кризиса и результатов нашего исследования, мы призываем придерживаться щедрой миграционной политики по следующим трем главным причинам:
Беженцы спасаются из охваченной войной страны и нуждаются в защите.
Прием мигрантов ни в коей мере не повышает преступность при наличии качественной политики их приема.
Прием беженцев позволяет остановить сформировавшийся во многих странах цикл насилия. Отказ европейских стран разместить мигрантов бросает на произвол судьбы целые поколения и увеличивает риск гражданских конфликтов в будущем.
