Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

От Гагарина скрыли параметры полета, чтобы он не боялся: была угроза удушения

© РИА Новости РИА Новости / Перейти в фотобанкЛетчик-космонавт Юрий Гагарин в кабине космического корабля «Восток»
Летчик-космонавт Юрий Гагарин в кабине космического корабля «Восток»
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В этом году опять много говорят о полете Юрия Гагарина, первого смельчака, который отправился 12 апреля 1961 года на орбиту Земли. На протяжении многих десятилетий кремлевская пропаганда утаивала множество подробностей того исторического полета. Совершенно напрасно и бесполезно. Ведь это привело к появлению баек и домыслов, преподносимых как сенсация.

Они притворялись, что не слышат его. Когда 55 лет назад Юрий Гагарин с орбиты спрашивал о параметрах полета, из центра управления ответили: «Повтори, мы тебя не слышим». Они слышали, но не хотели ему говорить правду. Ведь существовал вариант, не предусматривавший выживания космонавта.

В этом году опять много говорят о полете Юрия Гагарина, первого смельчака, который отправился 12 апреля 1961 года на орбиту Земли. На протяжении многих десятилетий кремлевская пропаганда утаивала множество подробностей того исторического полета. Совершенно напрасно и бесполезно. Ведь это привело к появлению баек и домыслов, преподносимых как сенсация. Мы расскажем об одном еще недавно скрываемом событии, которым сопровождалось, говоря без преувеличения, драматическое возвращение Гагарина из космоса.

Параметры орбиты от него скрывали


Во время полета на орбите космический корабль «Восток-1» немного потряхивало, поскольку сопла ориентации ТДУ не удерживали его в одном стабильном положении. Причины были просты. Слишком быстро израсходовался бы топливный газ, который имел жизненное значение для начала операции по возвращению. Однако Юрий Гагарин не жаловался на неприятные ощущения от невесомости и тряски корабля — намного больше ему мешал в кабине яркий свет лампы, которая постоянно включалась из-за телевизионных кадров.

Своим кораблем «Восток-1» Гагарин не управлял и никак не вмешивался в его полет. За все отвечал центр управления, командующий и контролирующий дистанционно, однако ход полета управлялся прежде всего автоматическим устройством ПВУ «Гранит», которое начало работать сразу после выхода корабля на орбиту в 7:18:07 по центрально-европейскому времени (CET). В ПВУ были запрограммированы все основные фазы полета, прежде всего: ориентация корабля на солнце перед включением тормозной двигательной установки, включение двигателя и разделение кабины с космонавтом и приборно-двигательного отсека перед входом в плотные слои атмосферы.

Космонавт лишь контролировал, в правильном ли порядке следуют отдельные фазы, и сообщал о процессе центру управления, который тогда находился на космодроме Байконур в Казахстане. Если бы возникли проблемы в работе этой автоматической аппаратуры, космонавт мог быть перевести в ручной режим ориентацию на солнце, включение двигателя и выключение тормозной двигательной установки.

Возвращение на Землю было наиболее критической частью полета. Если бы по какой-то причине не удалось включить тормозной двигатель, кабина с космонавтом осталась бы на орбите. На этот случай был расчет на ее произвольное снижение, и для этого она была защищена тепловым щитом, но тем не менее из-за того, что двигатель центральной ступени ракеты-носителя выключился бы с опозданием, вместо запланированной орбиты на высоте 180-230 километров корабль бы оказался на орбите с перигеем 180 км и апогеем 327 километров. Но с нее корабль произвольно спустился бы только через 15-20 дней вместо пяти-семи дней первоначально запланированной орбиты.

Но для такого продолжительного времени на корабле было недостаточно кислорода, продуктов, воды, а также не было бы электроэнергии, поэтому космонавт задолго до приземления погиб бы. Именно поэтому, когда Гагарин несколько раз спрашивал о параметрах своей орбиты, каждый раз ему давали неясный ответ, чтобы его не беспокоить.

Это подтверждают сохранившиеся стенограммы радиопереговоров между Гагариным и станцией слежения «Елизово» на полуострове Камчатка на советском Дальнем Востоке. Сначала Гагарин на свой вопрос: «Что можешь сказать о полете, что можешь сказать?» — получил уклончивый ответ, что еще не поступили приказы от «двадцатого», а это было кодовое имя главного конструктора Сергея Королева. Когда же Гагарин еще два раза повторил вопрос о подробностях полета, то есть о параметрах орбиты, он получил еще более уклончивый ответ: «Повтори, не слышно». Вскоре поступил еще один уклончивый ответ: «Как слышно?»

Однако возможно и то, что в момент, когда со старта прошло 20 минут, на станцию «Елизово» еще не поступили данные о параметрах орбиты. В рядовых условиях, конечно, узнать их, связавшись с главным центром управления и, прежде всего, с вычислительным центром в Москве, не составило бы труда. Но тогда все должно было утвердить высокое начальство, которое работало в атмосфере буквально параноидальной секретности. Поэтому в итоге в Елизово ответственность на себя взял Алексей Леонов, который передал Гагарину, что «все в порядке», но параметры полета так ему и не сообщил.

В секрете хранили и старт

Через неполные 30 минут после старта, который состоялся в 7:06:59 CET, «Восток-1» вошел в тень Земли. Юрий Гагарин впоследствии написал, что это произошло мгновенно и внезапно вокруг воцарилась кромешная темнота. На американском континенте, простиравшийся под ним, была ночь, и он спал. И мир о полете первого космонавта пока еще ничего не знал.

В этот момент Гагарин сделал несколько кратких записей в бортовом журнале. Писать в перчатках скафандра было неудобно. Так что он ненадолго отложил журнал, достал из ящика сбоку кабины тюбики с едой и попробовал проглотить кашеобразную пищу и напиться, чтобы убедиться, что в микрогравитации с этим нет никаких проблем. Затем Гагарин снова потянулся за журналом и понял, что нет карандаша, привязанного веревкой. Другого не было. Поэтому он взял магнитофон, который включался звуком, но поскольку в кабине было довольно шумно от вентиляторов и других механизмов, пленка почти кончилась. Поэтому Гагарин вручную перемотал пленку назад примерно на половину, так что часть записи происходящего на палубе между 7:27 и 8:03 CET была стерта.

В 7:51 ПВУ «Гранит» запустил следующую фазу команд. На панели приборов загорелась соответствующая сигнальная лампочка. Еще в 7:53 со станции «Весна» в Хабаровском крае по связи на коротких волнах Гагарина заверили, что полет проходит нормально и по рассчитанной орбите. Как сегодня это комментирует Анатолий Зак, один из экспертов в области советской и российской космонавтики, трудно сказать, было ли это попыткой морально поддержать Гагарина или же последствием «неведения руководителей полета».


В 7:55:10 корабль был сориентирован для снижения с орбиты. Юрий Гагарин занял предписанное положение в катапультируемом кресле КП-В-3А. Во время работы вспомогательных двигателей справа от корабля в иллюминаторе космонавт опять увидел Солнце, и кабина начала поворачиваться. Солнце еще показалось справа, а затем скрылось сзади. Гагарин посчитал, что оно находится под кораблем, как то и должно быть при его правильной ориентации перед включением тормозной двигательной установки. Работали гироскопы и датчики угловой скорости.

Только в 8:02 CET московское радио передало официальное сообщение агентства ТАСС о полете Гагарина. До тех пор Кремль все хранил в секрете. Несмотря на то, что в США данные о, до той поры секретном, полете первого космонавта от американских военных баз слежения, эти сообщения, понятно, не были предназначены для публикации в СМИ.

Вопрос, когда дать новость о старте космонавта, не пришлось бы решать, если бы космическая программа СССР тогда не была окутана излишней завесой секретности. Например, 13 марта 1961 года на заседании у Главнокомандующего Военно-воздушными силами СССР Константина Вершинина руководитель космонавтов генерал Николай Каманин беседовал с маршалом Сергеем Руденко и генералом Филиппом Агальцовым о том, когда будет наиболее уместно дать официальное сообщение о полете первого космонавта. Каманин утверждал, что это нужно сделать только тогда, когда будет совершенно ясно, что космический корабль бес проблем вышел на околоземную орбиту.

Главнокомандующий Военно-воздушными силами СССР маршал Вершинин и его заместитель генерал Агальцов, напротив, считали, что сообщение нужно дать только после успешного возвращения космонавта на Землю. Другой присутствовавший маршал Сергей Руденко по традиции молчал. Николай Каманин тогда записал в свой личный дневник, что ему было ясно: Руденко хоть были и не согласен с мнением Вершинина, но против своего начальника, первым заместителем которого он являлся, как типичный перестраховщик не пошел. Однако из этого следует интересный вывод о том, что один из самых высокопоставленных начальников, владевший всей информацией о проекте полета человека в космос, недостаточно верил в успех рискованного дела, поэтому и рекомендовал оставить путь для отступления.

В итоге окончательное решение доверили кремлевским политическим органам.

Только относительно недавно открылось и еще одно очень проблематичное обстоятельство подготовки первого полета пилотируемого корабля «Восток». Всем было ясно, что в случае экстренной посадки в море или океане тяжелая шарообразная кабина тут же пойдет ко дну, потому что оба больших отверстия, выходное и парашютное, невозможно обратно закрыть, поэтому кабина заполнится водой мгновенно. Космонавт приземлялся отдельно на парашюте и имел миниатюрную надувную лодку, а также ряд инструментов на экстренный случай, но из-за того, что не была создана общемировая сеть необходимых средств спасения, поиски космонавта и его спасение были бы очень тяжелыми, а скорее невозможными. И до запланированной даты старта в конце марта или в начале апреля 1961 года уже не было времени на поиски какого-то решения. Поэтому ситуацию характеризует фраза, которую тогда Николай Каманин записал в своем дневнике: «Будем надеяться, что корабль приземлится на территории СССР».

Первоначально в Кремле решили, что официальное сообщение будет передано через 20 минут после старта, но сегодня уже не узнать, что привело к еще большей отсрочке: бюрократические проволочки сложной процедуры согласования или же не полностью подтвержденные параметры орбиты, отличающиеся от первоначально запланированных. Ведь в первом официальном сообщении ТАСС появились данные об орбите на высоте 175-302 километров с углом наклона 64 градуса 4 минуты и периодом обращения 89,1 минуты. Однако в первом сообщении в газете «Правда» указывалось, что удаление составляло от 181 до 327 километров, и именно эти данные можно найти в предварительном техническом докладе о полете «Востока-1», где, кроме того, указывается угол наклона плоскости орбиты к экватору 64 градуса 57 минут и период обращения 89,44 минуты.

Что выяснили Доран и Бизони?

Юрий Гагарин на всякий случай снова проверил механизм ручного управления катапультируемого кресла. Затем он закрыл смотровое стекло скафандра и проверил крепления перчаток. Он ждал, когда включится тормозной двигатель.

В 8:25:34 CET включилось тормозная двигательная установка (данные из книги «Мировая пилотируемая космонавтика», РТСофт, Москва, 2005, но по другим источникам это произошло в 8:25:48,2 CET). Гагарин услышал скорее отдаленный свист или довольно сильный шум, чем ясные громкие звуки или даже грохот.

Двигатель выключился. Он работал 40 секунд. Но расчетная схема снижения предполагала 41 секунду. Кроме того, все было подстраховано таким образом, что если бы двигатель по какой-то причине не выключился, это сделала бы автоматика через 44 секунды его работы.

О том, что последовало за этим, Джеми Доран и Пирс Бизони так написали в своей книге «Гагарин. Человек и легенда», изданной в 1995 году: одно драматическое событие стремительно сменялось другим. Согласно описанию авторов книги, погасли и снова загорелись контрольные лампочки на панели приборов. Гагарин не посчитал это чем-то внештатным. Он сообщил о выключении двигателя согласно программе и ожидал разделения с к тому моменту уже ненужным приборным отсеком. При этом Гагарин внимательно следил за панелью приборов. Пока еще не зажигалось табло «подготовиться к катапультированию». Было еще слишком рано. Корабль только начинал медленно снижаться с орбиты в плотные слои атмосферы. Поэтому Гагарин внимательно следил за механическими бортовыми часами. Он ждал отделения кабины от приборного отсека и уже ее самостоятельного снижения в атмосферу.

Ведь если бы два отсека остались соединены, под влиянием резкого торможения в верхних слоях земной атмосферы не оснащенный теплозащитой приборный отсек раскалился бы, что, скорее всего, привело бы к разрушению шарообразной кабины с космонавтом. Она хоть и была оснащена слоем теплозащиты, но расчет делался только на обеспечение безопасного самостоятельного снижения в атмосфере. Кроме того, несомненно, изменились бы аэродинамические характеристики этого непредвиденного комплекса, и не отделившаяся от приборного отсека кабина снижалась бы по неблагоприятной траектории. Что, скорее всего, также привело бы к разрушению кабины.

Прошла одна минута, а затем и вторая. По-прежнему ничего. При этом время стремительно уходило. Четыре металлических ленты, которые соединяли кабину с приборным отсеком с тормозной двигательной установкой, были отброшены пиротехническими замками. Но на панели приборов по-прежнему медленно вращался ориентационный глобус, что настораживало, потому что означало, что из приборного отсека в кабину поступают сигналы, то есть не отсоединились кабели, служившие для передачи данных и энергии.

Кабина начала все сильнее вращаться и кувыркаться. Об этом 13 апреля 1961 года на встрече с членами Государственной комиссии под Куйбышевом (сегодня Самара) рассказал сам Гагарин: «Я ощутил резкий рывок. Кабина начала довольно быстро вращаться вокруг своей оси. В иллюминаторе с оптическим ориентатором „Взор“ земная поверхность перемещалась вверх и вниз, а также влево и вправо. Скорость вращения составляла приблизительно 30 градусов в секунду».

Согласно описанию событий Дораном и Бизони, электрический кабель все еще соединял отделившуюся кабину с приборным отсеком. Авторы метко отметили, что «шар и задний модуль на несколько минут оставались соединены как пара ботинок, связанных шнурками».

По словам некоторых других авторов, якобы в те мгновения приборный отсек даже начал резко ударять по кабине с космонавтом, и ситуация была крайне опасной. Но это ничем не подтверждено. Одновременно с этим кабина постоянно вращалась. Девяносто градусов вправо, остановка, а потом — влево. Все сопровождалось жуткими звуками скрежещущего металла. Спускаемый аппарат был сбалансирован так, чтобы во время снижения он сам повернулся нижней частью с более сильной теплозащитой против направления полета, и тепловой щит таким образом выдерживал бы и отводил самый сильный жар. Но в сложившейся ситуации ничего подобного не произошло. Кабина снижалась совершенно нестабильно и постоянно вращалась.

Приборный отсек во время снижения во все более плотные слои атмосферы сильно накалился, и космический корабль окружила огненная буря. В тот момент связь с Землей установить было невозможно, потому что ионизированные газы, окружившие снижающуюся кабину, препятствовали передаче радиосигналов. В центре управления никто даже не подозревал, с какими огромными трудностями столкнулся Гагарин. Но даже если бы о них узнали, оставалось бы только сидеть и ждать, потому что помочь в эту минуту космонавту не могли. Не существовало никакой дистанционной команды, которая бы отсоединила застрявший кабель и освободила кабину от смертельно опасной связки с приборным отсеком. При этом Юрий Гагарин совершенно отчетливо воспринимал каждый резки рывок. Трудно себе представить, что бы мы делали в подобной ситуации, как повели бы себя, запертые в маленькой кабине, которая несется все ниже в атмосферу, а снаружи бушует пламя.

Еще один резкий рывок и сильный жар наконец расплавил опасный кабель. Кабина резко отскочила от приборного отсека в сторону и снова начала быстро вращаться. Гагарин почти терял сознание. Все было как будто в дымке, и все предметы в кабине перед ним поплыли перед глазами. Но вскоре вращение замедлилось, и было слышно, как падающая кабина с гулом входит в более плотные слои атмосферы. Стекла иллюминаторов обдало сильным жаром. Но все равно было ясно видно, как проясняется картина за ними. Наконец Гагарин снова установил радиосвязь и сообщил, что подвергается большим перегрузкам и ощущает резкое вращение. Позднее он уточнил, что на две-три секунды перегрузки могли достигать 10 g.

Приблизительно так драматические моменты возвращения описали Доран и Бизони, которые цитируют Гагарина: «Я ощущал, как раскачивается кабина, как накаляется ее обшивка. Я не знаю, что издавало тот треск: либо это трещала конструкция кабины, либо от сильного нагрева начал расширяться теплоизоляционный слой. Но в любом случае слышался громкий треск. И я ощущал, что повышается температура».

Здесь еще необходимо добавить, что в полетном отчете Гагарин также отметил подробнее не описанный запах гари в кабине, однако, к счастью, он слышался недолго.

Проблемное катапультирование


На высоте примерно 7 километров произошел отстрел крышки люка № 1, и с небольшим опозданием выстрелило катапультируемое кресло. Согласно полетному докладу Гагарина, все произошло автоматически. После отстрела крышки в кабине воцарился жуткий шум, который было слышно даже через герметично закрытый шлем, но прежде чем космонавт пришел в себя, кресло с ним выстрелило в вихрь, который окружал падающую кабину.

Впоследствии выяснилось, что не все на этом этапе снижения произошло так, как описывал Гагарин вскоре после своего полета 13 апреля 1961 года в санатории на Волге недалеко от тогдашнего Куйбышева членам Государственной комиссии. Врач Владимир Яздовский пометил в своем личном дневнике, что не совсем ясно, на какой высоте в итоге произошло катапультирование. Центр управления предупреждал явно очень обеспокоенного Гагарина, чтобы он ни в коем случае не трогал ручное управление катапультированием и дождался автоматической команды, однако космонавт якобы не послушал и катапультировался из падающей кабины прежде, чем было запланировано. И якобы это произошло на неустановленной высоте.

По словам Яздовского, поспешные действия Гагарина могли привести к непредсказуемым последствиям. Ведь, согласно технической документации, скафандр СК-1 («Спасательный скафандр 1»), произведенный на заводе номер 918 (сегодня «Звезда») под Москвой, во время катапультирования мог защитить космонавта только на высоте до 10 километров.

Космонавта Герман Титов и Валерий Быковский во время катапультирования дождались автоматического пуска, в точности согласно технической схеме спуска. Но даже им пришлось пережить трудные моменты, связанные с нестандартным началом снижения с орбиты. Но, как нам уже известно из дневника Владимира Яздовского, в случае возвращения Юрия Гагарина вопросы так и остались без ответов.

Кабина «Востока-1» не прекратила вращение сразу же после запоздалого отделения от приборного отсека и после вхождения в плотные слои атмосферы, которое Юрий Гагарин должен был ощущать очень явно. Возможно, он также понимал, что если вращение и перегрузки будут расти, это в итоге поставит под угрозу успешность его катапультирования. Поэтому он действительно мог решиться на преждевременное катапультирование. Однако совершенно точно это решение не было вызвано паникой. Владимир Яздовский написал в своем дневнике: «После налаживания радиосвязи Гагарин сообщил, что перегрузки все еще очень большие, и что кабину мотает из стороны в сторону. Мы предупредили его не катапультироваться слишком рано, но он сделал это до положенного момента на неизвестной высоте».

Ни Гагарина, ни Яздовского уже нет в живых, и они не могут ничего прокомментировать. Остался только уже упомянутый намек на сомнения Яздовского и короткие заметки российских журналистов, которые занимаются историей космических полетов.

Десять секунд или десять минут?

Джеми Доран и Пирс Бизони в выше приведенном описании драматической ситуации ошиблись, потому что, согласно сегодня уже полностью рассекреченным российским источникам, в докладе Гагарина о ходе космического полета и, главное, о возвращении в земную атмосферу ни о каких проблемах с отделением кабелей не говорится. В докладе сказано, что космонавт ожидал отделения кабины от приборного отсека на протяжении 10-12 секунд с момента выключения главного тормозного двигателя, но этого не случилось, и кабина отделилась только через 10 минут.

Опишем этот ключевой этап полета. Первоначальные концепции возвращения с орбиты действительно предполагали разделение кабины и приборного отсека по прошествии означенных 10-12 секунд после завершения работы тормозного двигателя. На случай сбоя и продолжительной задержки разделения в приборном отсеке в качестве средства перестраховки были установлены термодатчики, которые на высоте 100-110 километров от уровня моря при повышении температуры до 150 0C (+/- 10 градусов) дали команду пиротехническим замкам к отделению кабины с космонавтом от приборного отсека корабля. Датчики должны были дать команду на отделение и в том случае, если бы по причине какого-нибудь сбоя космонавту пришлось бы ориентировать корабль на орбите самому при помощи ориентатора «Взор», установленного на иллюминаторе перед ним, и после этого тормозной двигатель был бы запущен ручным управлением.

Ручного управления отделением кабины от приборного отсека по соображениям безопасности не предусматривалось, чтобы по какому-нибудь роковому стечению обстоятельств космонавт случайно не отделил кабину еще во время ее полета на орбите и до включения тормозного двигателя, что неминуемо привело бы к катастрофе.

О задержке также написал дуайен советской и российской космонавтики и заместитель Королева Борис Черток в своих воспоминаниях. Он описал отделение кабины от приборного отсека по команде запрограммированной системы через 10 минут после выключения тормозного двигателя. После этого, по его словам, происходило стандартное снижение. Но о застрявшем кабеле Черток вообще не упомянул.

Из опубликованной технической документации следует, что цикл команд на отдельные этапы спуска насчитывал более одной минуты, и согласно записям, хранящимся в архиве, ориентирование космического корабля перед включением тормозного двигателя прошло через 39 минут после его отделения от ракеты-носителя и от его выхода на орбиту (7:18 CET), проверка ориентации была на семидесятой минуте, торможение для начала снижения прошло на семьдесят первой минуте, а отделение кабины — на восьмидесятой минуте с выхода корабля на орбиту. Однако эти данные противоречат и тем, которые приводит о ходе полета сам Юрий Гагарин, и тем, которые указаны в некоторых технических докладах о его полете. Однако виной всему исключительно неточные бортовые механические часы, а также различные искажения и ошибки, появившиеся при последующих публикациях и перепечатках текста.

Есть и еще одно объяснение причин задержки. По мнению некоторых авторов, Юрий Гагарин ожидал отделения спускаемого аппарата от приборного отсека уже через 10-12 секунд после выключения тормозного двигателя. Этот срок действительно брали в расчет конструкторы в первоначальной технической схеме возвращения. Но речи не шло о 10 минутах, на которые в итоге было запрограммировано автоматическое устройство ПВУ «Гранит». Это изменение времени имело принципиальное значение. При слишком скором отделении от приборного отсека кабине пришлось бы использовать слишком долгое время собственные батареи, дающие электрическую энергию. Поэтому было решено время отсоединения кабины отложить на такой значительный срок.

Однако Юрий Гагарин в моменты ослабления внимания в ходе операции по возвращению, которую считали одной из наиболее опасных фаз полета, вероятно, контролировал все по бортовым часам согласно первоначальному временному графику, который врезался в его память во время тренировок на тренажерах. Поэтому авторы этого объяснения подчеркивают, что ошибке не стоит удивляться, ведь психическое напряжение в процессе возвращения было огромным.

Но и это описание не верно. Сначала 12 апреля 2001 года в газете «Красная звезда» его опроверг доктор технических наук Юрий Степанович Карпов, который в свое время был заместителем начальника отдела в конструкторском бюро ОКБ-1 Сергея Королева. Карпов заявил, что никаких внештатных, а тем более драматических, происшествий во время возвращения корабля Гагарина и при отделении кабины от приборного отсека не было.

Другие варианты реконструкции


Еще в 2001 году дать достоверное описание событий систематически пытался дать Игорь Лиссов на страницах журнала «Новости космонавтики» (номер № 6/2001 и в последующие годы). К сомнениям о том, что собственно при снижении Юрия Гагарина с орбиты произошло, годом позже вернулся Г. Формин и тоже в журнале «Новости космонавтики» («Правда о возвращении Гагарина», № 4/2002). Формин отмечал, что лишь дополняет заявления Юрия Карпова, который к тому времени скончался. Вместе с несколькими сотрудниками из первоначального конструкторского бюро ОКБ-1 (сегодня «Энергия») в Королеве под Москвой (прежде Подлипки) Формин разыскал сохранившиеся документы и техническую документацию, которую подробно изучил.

Их объяснение, вероятно, является наиболее точным из всех предыдущих. Они уделили внимание, прежде всего, вопросу, имело ли место, и если так, то почему, опоздание в отделении спускаемого аппарата от приборного отсека, и почему космический корабль после завершения работы тормозного двигателя вращался вокруг своей оси. Принципиальным Формин считал то, что после выключения тормозного двигателя Гагарин описал сильный толчок или, скорее, рывок, а вскоре после этого началось вращение кабины вокруг своей оси.

Сначала обратимся к тому, каким должен был быть предполагаемый нормальный спуск. В баках горючего и окислителя были мешки, куда под давлением нагнетался кислород, поэтому объем их увеличивался, и они вытесняли горючее и окислитель к турбонасосным агрегатам, которые нагнетали топливные компоненты в камеру сгорания. В момент включения закрывался обратный клапан наддува камеры.

После включения двигателя, когда давление поднималось до рабочего, вытеснять горючее и окислитель с помощью мешков уже было не нужно. После измерения и достижения плановой величины изменения скорости корабля с помощью акселерометра двигатель должен был выключиться, а устройство ПВУ «Гранит» должно было дать команду на отсоединение спускаемого аппарата от приборного отсека корабля. Однако в тот раз после поступления топлива в камеру сгорания из-за технического сбоя обратный клапан наддува камеры остался частично открыт, хотя должен был полностью закрыться. В результате часть топлива попала в полость уже описанного «разделительного мешка» бака горючего, а двигатель, таким образом, получил меньше топлива, чем предполагалось, и проработал всего 40,1 секунду (до расчетного срока не хватило 0,5 — 1,0 секунды). При этом скорость корабля сократилась на 132 м/с вместо расчетных 136 м/с.

Одновременно не была остановлена подача окислителя газом наддува под давлением 60 атмосфер в камеру сгорания тормозного двигателя и через по-прежнему открытые клапаны к рулевым соплам, предназначенным для крена и поворота, что привело к мгновенному стремительному вращению корабля вокруг своей оси со скоростью более 30 градусов в секунду. Неконтролируемое поступление окислителя и газа наддува остановила только запасная команда через четыре секунды после выключения тормозного двигателя. Так был нарушен тщательно продуманный поэтапный цикл, поэтому через запланированные 10 секунд ПВУ «Гранит» не отдал команду на разделение кабины и приборного отсека.

Напротив, в действие был приведен запасной безопасный механизм, когда команда на разделение двух частей космического корабля поступила от термодатчиков по прошествии 10 минут. Согласно сохранившимся первоначальным расчетам специалистов по баллистике, это произошло на высоте 148-170 километров. И, как отмечает Формин, здесь легко заметить противоречие, ведь термодатчики должны давать команду на разделение кабины и приборного отсека только на высоте около 100-110 километров. Но Формин считает, что эту разницу можно легко объяснить тем, что температура на датчиках на приборном отсеке зависела от текущей плотности атмосферы в месте снижения и от времени суток, а также от солнечной активности.

Несмотря на то, что необходимых подтверждений ситуации не сохранилось, подобное объяснение кажется правильным, и Формин со своими консультантами и сотрудниками пришел к уточняющему выводу о том, что разделение кабины и приборного отсека произошло на высоте 140-150 километров (авторы книги «Мировая пилотируемая космонавтика» указывают 130 километров, а также отставание в 10 минут от первоначального временного графика).

Но, главное, не случилось того, что раньше некоторые авторы описывали и до сих пор описывают. Речь о якобы неотсоединившемся кабеле, связывавшем приборный отсек с кабиной. Причина была в другом. Не сработал обратный клапан наддува камеры сгорания тормозного двигателя ТДУ. Клапан просто не закрылся, что вылилось в описанные отклонения от графика команд спуска и привело, прежде всего, к вращению корабля, а также к задержке разделения приборного отсека и спускаемого аппарата.

Во второй части мы расскажем о том, каким в действительности было возвращение Гагарина на Землю.