Atlantico: Энергетическая политика Саудовской Аравии становится объектом внутреннего противостояния технократов из министерства нефти с министром обороны и вторым наследным принцем Мохаммедом ибн Салманом. В The Financial Times его недавно назвали «новым непредсказуемым голосом энергетической политики королевства». Что лежит в основе этой борьбы? И как она влияет на энергетическую политику королевства?
Франсис Перрен: Здесь, безусловно, существуют разногласия и напряженность, хотя все и не стоит сводить к противостоянию министров нефти и обороны.
Как бы то ни было, позиция королевства по нефти явно стала жестче из-за опасений насчет усиления позиций Ирана в отрасли. Воплощением этого нового курса действительно стал второй наследный принц, министр обороны и сын короля (что тоже очень важно) Мохаммед ибн Салман, который прежде всего привлек к себе внимание в вооруженном вмешательстве в Йемене. Пусть его несогласие с заморозкой производства без гарантий аналогичных шагов со стороны Ирана и одержало верх, это объясняется тем, что он — далеко не единственный в саудовском режиме, кто считает, что Ирану нельзя делать никаких «подарков», что нужно отвечать ударом на удар.
Саудовская Аравия опасается, что если Иран увеличит добычу (чем он сейчас и занимается), то сможет экспортировать больше нефти и повысить доходы, став опаснее, чем сейчас. Это заблокировало процесс в Дохе 17 апреля, хотя единственной реалистичной позицией был поиск договоренности стран-экспортеров за вычетом Ирана и Ливии.
Поворот Саудовской Аравии в Дохе подчеркивает растущую поляризацию нефтяной политики королевства, что приносит новый элемент неопределенности на нефтяной рынок, который в этом явно не нуждается. Это очень важный момент. Долгое время нефтяная политика королевства была очень предсказуемой и профессиональной, но теперь предугадать ее все труднее.
— Саудовская Аравия действительно была готова подписать договор в Дохе. Напомним, что в середине февраля она вместе с Россией, Венесуэлой и Катаром согласилась заморозить производство в 2016 году, причем об участии Ирана тогда вопрос не стоял. Поворот на 180 градусов произошел накануне 17 апреля, что говорит о том, насколько саудовское руководство одержимо Ираном, а также обеспокоено последствиями частичного снятия санкций против него и излишне примирительной позицией Обамы по отношению к Тегерану.
Мохаммед ибн Салман принял решение не в одиночку, но этот поворот демонстрирует одновременно его видение, влияние, силу его убеждений и амбиции.
— Как отсутствие последовательной и прагматичной нефтяной политики Саудовской Аравии становится угрозой для мировой экономики и восстановления цен на нефть? Почему Эр-Рияд продолжает идти по этому пути, хотя спад котировок бьет по его собственной экономике и финансам (в частности это касается 23% спада бюджетных поступлений за год и снижение кредитного рейтинга)?
— Такой недостаток прагматизма (непоследовательностью я бы это все же не назвал) становится дополнительным фактором неопределенности для нефтяного рынка и в нынешних обстоятельствах тянет цены вниз. Такая позиция делает договоренность производителей крайне затруднительной или даже невозможной. 2 июня в Вене пройдет встреча министров ОПЕК, однако сложно представить себе какое-то соглашение членов организации, потому что Саудовская Аравия и Иран являются двумя ее ключевыми членами.
С конца 2014 года Саудовская Аравия говорит: мы не сократим производство, если страны вне ОПЕК нас в этом не поддержат. Сейчас условием ставится участие Ирана, хотя всем прекрасно известно, что Тегеран просто не может согласиться на заморозку производства, потому что оно итак сократилось за последние годы под действием санкций.
Саудовская Аравия понимает, что ее финансовые резервы позволят ей продержаться дольше, чем остальным странам-производителям, и он старается надавить на Иран. Как бы то ни было, в обозримом будущем цены все равно пойдут вверх, потому что в 2016 году мировой спрос вырастет, а производство за пределами ОПЕК упадет из-за снижения цен. Рынок постепенно восстанавливает равновесие.
