Польский фильм оказался в центре политической повестки дня. Споры об «Иде» положили начало масштабным дебатам о подаче истории, когда в стране задули новые националистские ветры. Ванда Бенджеллуль отправилась в Варшаву в поисках души польского кино.
На автобусной остановке на одной из оживленных улиц висит афиша, какими сейчас заклеена вся Варшава. В драматических тучах виден красно-белый хвост самолета и название фильма — «Смоленск». Подзаголовок гласит «Трагедия, которая потрясла Польшу». Конечно, национальная травма в результате этой катастрофы то и дело всплывает в разговорах поляков, и, вероятно, сейчас это происходит даже чаще обычного. Моя поездка приходится на шестилетнюю годовщину авиакатастрофы, унесшей жизни президента Леха Качиньского (Lech Kaczynski) и прочих пассажиров самолета. Собственно, предполагалось, что премьера сильно запоздавшего фильма состоится на днях, но когда я звоню продюсеру, чтобы получить разрешение на предпросмотр, в ответ звучит «нет». Присутствовать при монтаже? Ответ «нет». Встретиться с режиссером Антонием Краузе (Antoni Krauze)? И снова «нет». Премьеру опять перенесли. Скоро становится ясно, что фильм окружен не меньшим количеством слухов, чем изображенное в нем событие.
В субботу в начале апреля проходит большая акция протеста перед парламентом Польши в связи с предложением ужесточить законодательство в сфере абортов. Собрались тысяча женщин и мужчин с плакатами и виселицами — символом нелегального аборта. С тех пор как национал-консервативная партия «Право и справедливость» пришла к власти прошлой осенью, демонстрации сменяют одна другую. Новое правительство критикуется Европейским Союзом, который считает, что оно своими быстро принятыми поправками к законам угрожает демократии в стране. Но крупные перемены лучше всего видны в мелких деталях. В местном отделении почты появился целый стенд с патриотическими раскрасками для детей, в них — польский орел и знаменитые поляки, например, Коперник. Сейчас «патриот» — ключевое понятие в Польше. Это слово отпирает и закрывает как профессиональные, так и частные двери. Вы настоящий патриот? Что такое настоящий патриот?
В таких обстоятельствах нелегко вывешивать польское грязное белье на международное обозрение, а многие считают, что «Ида» (Ida) Павла Павликовского (Pawel Pawlikowski) именно это и делает. Фильм показывает преследования евреев поляками во Вторую мировую войну. Неброская черно-белая картина прошла практически не замеченной в кинопрокате. Но получив «Оскар» как лучший иностранный фильм 2015 года, «Ида» стала предметом широкой дискуссии. Лидер «Права и справедливости» Ярослав Качиньский (Jaroslaw Kaczynski) прокомментировал, что он, конечно, рад такому успеху, но предпочел бы, чтобы награду получил, скажем, фильм о ротмистре Витольде Пилецком (Witold Pilecki), офицере Второй мировой войны. Другими словами, фильм о польском герое.
С тех пор дебаты вокруг «Иды» не прекращаются. В феврале фильм был показан на канале TVP2, причем его предварял критический сюжет, в котором, помимо прочего, было сказано, что фильм исторически некорректен и никогда бы не выиграл «Оскар», если бы не «проеврейский тон». Во время показа на экране демонстрировались врезки с текстом о том, что не все польское население участвовало в преследованиях евреев, а многие, наоборот, помогали им скрываться от нацистов. Этот показ вызвал бурную реакцию и в Польше, и за рубежом. Союз польских режиссеров выступил с публичным призывом, в котором присутствовали такие формулировки, как «за 25-летнюю историю свободных медиа в Польше фильм впервые сопровождается однозначным идеологическим толкованием». Призыв подписали многие прославленные режиссеры, такие как Агнешка Холланд (Agnieszka Holland) и Роберт Глинский (Robert Glinski).
Среди участников критического сюжета был известный кинокритик Кшиштоф Клопотовский (Krzysztof Klopotowski), который ведет собственную передачу на правом телеканале Telewizja Republika. Он — один из немногих, кто защищает взгляд правительства на культуру. Он считает, что власть должна иметь определенное влияние на часть киноиндустрии, потому что политикам присуще большее уважение к национальному, чем творцам.
«Влияние должно, однако, ограничиваться общими советами о том, какие темы следует затрагивать и где искать финансирование», — поясняет Клопотовский.
По его мнению, TVP2 не подвергал «Иду» цензуре. Критик считает, что Павликовский, не дав пояснений перед фильмом, продемонстрировал неблагодарность стране, которая сделала возможным для него выиграть «Оскар». Шум вокруг показа режиссер воспринял спокойно.
«Я хорошо знаю этих людей, они режиссеры или кинокритики. Им свойственна политкорректность, также они по понятным причинам беспокоятся за свою карьеру», — говорит Павликовский.
Все мои беседы о фильме начинаются с некоторой задержкой. Только после обсуждения острых тем, таких как аборты и «Смоленск», разговор переходит к «Иде». Агнешка Холланд считает, что премьеру «Смоленска» перенесли, потому что Качиньский покинул зал посреди фильма, когда ему не понравился актер, играющий его брата. Второй причиной стала необходимость переделать спецэффекты вокруг самой аварии.
Холланд приехала в Польшу в гости к семье, а также заканчивает работу над своим последним фильмом Pokot, сценарий к которому написала известный сценарист Ольга Токарчук (Olga Tokarczuk).
Мы немного повеселились над тем, что главный герой — вегетарианец. Случайность или осознанный прием? В последнее время слова «велосипедист» и «вегетарианец» стали почти ругательствами, после того как польский министр иностранных дел заявил в интервью немецкой газете, что это не имеет ничего общего с польскими ценностями. Планы правительства в отношении фильма стали очевидны, когда министр культуры Петр Глинский (Piotr Glinski) представил свой новый курс словами «мы хотим снимать хорошие, великие патриотические фильмы, улучшающие образ Польши в мире». Лидер «Права и справедливости» Качиньский поддержал его записью в Twitter: «Давайте соберем деньги на один-два больших фильма в голливудском стиле, которые покажут настоящую войну в Польше». Сложно не увидеть здесь косвенную критику в адрес «Иды».
«Если верить высказываниям политиков, то они хотят видеть более националистские исторические фильмы, прославляющие наше прошлое. Это осложнит создание тонких и провокационных картин, таких как мои», — говорит Холланд, снявшая «Европу, Европу» и «Оливье, Оливье».
Она из тех представителей польской киноиндустрии, кто говорит без обиняков. Естественно, она высказывается с позиции силы. Сегодня она известна как в Европе, так и в США, в том числе и участием в успешном сериале Netflix «Карточный домик» (House of cards). Как и Анджей Вайда (Andrzej Wajda), она то и дело возвращается к теме польской истории. Другими словами, у Холланд есть и опыт работы в Голливуде, и опыт создания фильмов того типа, который идеологически вписывается в планы правительства возрождать героев прошлого. В 1988 году она сняла картину «Убить священника» о мученике Ежи Попелушко (Jerzy Popieluszko). Может, министерство культуры уже тогда дало о себе знать?
Она смеется.
«Нет, не думаю, что мое понимание истории им подходит. Я сняла несколько фильмов о евреях во время войны. Эти фильмы затрагивают очень болезненные для Польши эпизоды, причем поляки не представлены однозначно как герои или как жертвы. Идея снимать пропагандистские фильмы, которые будет смотреть весь мир — это глупость. Но история Польши была увлекательной и драматичной, так что можно еще многое рассказать», — говорит она. И продолжает после короткой паузы:
«Основополагающий вопрос в том, какова цель искусства. Инструмент для построения нации или способ осмыслить нашу человеческую природу?»
Вопрос, какую именно культуру следует финансировать из налоговых средств, стал особенно актуальным в нынешней Польше. Министерству культуры приходится искать равновесие между двумя аспектами, отраженными в самом его названии: министерство культуры и национального культурного наследия. Заместитель министра культуры, который занимается польскими культурными учреждениями за границей, сказал недавно в передаче на радио, что ему бы хотелось, чтобы Шопен и Иоанн Павел II заняли бы более важное место, чем проблемы ЛГБТ, которыми некоторые учреждения вплотную занимаются в последние годы. Новая культурная политика особенно затронула современное искусство. Недавно был введен полный запрет на покупку предметов искусства для нескольких музеев страны. Части польских художников пришлось задуматься о переезде за границу.
В статье под заголовком «Польская культура в руинах» Майк Урбаняк (Mike Urbaniak) пишет о международных успехах польской культуры в последние годы через призму восприятия сердитого сторонника «Права и справедливости». Уместно ли, чтобы эта дегенеративная сосредоточенная на гендере культура, выигрывающая множество премий за рубежом, влияла на действия польских послов? Спасибо, нет. Нам не нужны ваши проклятые награды! Текст написан в таком инфернальном тоне, что меня пробирает дрожь, прежде чем я успеваю осознать, что читаю злую сатиру.
«Наше единственное спасение в том, чтобы отнестись к ситуации с иронией. Иначе мы все сойдем с ума. Мы сегодня не знаем, шутка или правда то, что пишут в газетах. Например, 1 апреля одна газета опубликовала шуточную статью о том, что презервативы будут продаваться по рецепту. И все в это поверили. Правительство сделало столько абсурдного, что ничто уже не кажется невозможным», — говорит Майк Урбаняк, который также пишет для крупнейшей польской ежедневной газеты Gazeta Wyborcza.
На вопрос, действительно ли «Право и справедливость» так интересуется культурой, он отвечает без промедления.
«Очень! В этом им не откажешь. „Гражданской платформе“ было вообще плевать на культуру. Но у „Права и справедливости“ есть искренний интерес, прямо как у Геббельса, который понимал, насколько велико влияние на общество культуры и подконтрольных министерству культурных учреждений».
Что касается исторического кино, Урбаняк отмечает, что существует большой интерес к теме. Каждая уважающая себя польская газета имеет историческое приложение, и фильмы о польской истории популярны в кино. Он предсказывает новые большие кинодебаты в ближайшее время. На октябрь запланирована премьера фильма Войцеха Смаржовского (Wojciech Smarzowski) «Волынь» о польско-украинском конфликте в период между двумя войнами.
«Это очень серьезная тема. Поляки и украинцы действительно убивали друг друга. Я уверен, это вызовет такие же споры, как „Ида“, а может, и еще более бурные. Остается надеяться, что никому не придет в голову показывать этот фильм за границей», — добавляет Майк Урбаняк с иронической улыбкой.
Урбаняк писал о директорах в СМИ и учреждениях культуры, которые добровольно ушли в отставку или были уволены в последнее время. Польский Институт киноиндустрии действует отдельно от министерства культуры, но это не мешает министерству и там заменять людей на ведущих позициях. Например, кадровые перестановки и увольнения затронули ряд экспертов, которые решают, каким фильмам полагается поддержка государства, а каким нет. Конечно, киношники сами выбирают, с кем работать, поэтому многие отвергли новое руководство, назначенное, по их мнению, по политическим мотивам.
Малгожата Шумовска (Malgorzata Szumowska) — еще один знаменитый польский режиссер, а также член правления Института киноиндустрии. Сейчас она участвует в кинопроекте о четырех временах года в современной истории. Неясно, зиму или весну она пытается ловить этим утром, учитывая колючий ветер за дверью кафе.
Спрашиваю, чувствует ли она, что может в современной Польше снимать как захочет.
«Сейчас да, но я получила деньги на мой проект еще до того, как поменялось правительство. Вчера было принято решение профинансировать следующий фильм Агнешки Холланд, так что оснований для паники пока нет. Но я уверена, что они будут пытаться оказывать влияние на киноиндустрию и решать, о чем нам снимать кино. Они могут отказаться финансировать фильмы и режиссеров, которых сочтут слишком левыми или не патриотичными», — говорит она.
И добавляет, — «Лично я посмотрела бы фильм о том, почему польская молодежь, хипстеры, так консервативны и боятся всего нового».
Слова Шумовской противоречат привычному представлению о типичном патриотическом избирателе «Права и справедливости» как о пожилом поляке, живущем в небольшом городе или сельской местности. Чтобы найти этому объяснение, я обращаюсь в Академию современного патриотизма, организацию, которая работает над модернизацией самого понятия «патриотизм». Частью большого проекта там стали призывы к молодежи снимать свое кино в рамках акции «Современный патриот в моем районе». Представитель организации Кшиштоф Мазур (Krzysztof Mazur) рассказывает, что хотелось бы привлечь молодых деятелей науки и искусства.
«У нас есть масса патриотических примеров, которые меняли мир в мирные времена», — говорит Кшиштоф Мазур.
Он обращает внимание на то, что Академия современного патриотизма защищает идею плюралистического общества, а также подчеркивает, что христианство не находится в противопоставлении современности. Скоро становится понятно, что он обожает кино. Многие фильмы, которые ему нравятся, в том числе «Ида», повествуют о еврейском опыте в истории. Прошу его привести пример действительно хорошего патриотического кино, и он упоминает «Богов» Лукаша Палковского (Lukasz Palkowski) о кардиологе, который провел первую в Польше трансплантацию сердца.
«Это суперпатриотичный фильм, который не имеет никакого отношения к войне или мученикам. Вот такое кино я бы хотел смотреть».
Когда шведский режиссер и сценарист Магнус фон Хорн (Magnus von Horn), который получил нескольких «Золотых жуков» за «Афтершок», услышал об Академии современного патриотизма, он преисполнился энтузиазма.
«Честное слово, я бы очень хотел снять фильм в тематике патриотизма. Многие люди моего возраста считают, что следовало бы разрешить ношение оружия в целях самозащиты. Над нами все время нависает какая-то неясная угроза. В Швеции не принято говорить о патриотизме, но в Польше патриотизм неслыханно актуален. Если бы мне дали такую возможность, я бы охотно снял об этом фильм».
Ранним утром мы сидим в машине Магнуса фон Хорна на выезде из Варшавы в направлении Лодзи, где находится одна из лучших в мире киношкол. Там учились такие режиссеры, как Роман Полански (Roman Polanski), Кшиштоф Кесьлевский (Krzysztof Kieslowski) и Анджей Вайда (Andrzej Wajda). Студентом Высшей школы кинематографии был и Магнус, который теперь преподает там на режиссерском факультете. Большую часть своего времени он посвящает реализации собственных кинопроектов, например, Zentropa Sweden, где тоже идет речь об истории, но только о шведской. Как выражается режиссер, это своего рода «Эмигранты» наоборот.
«Рассказывается о тех, кто в конце XIX века, когда многие шведы отправились в Америку, остался в Швеции».
Можно сказать, что проект состыковывается с тем, что сейчас востребовано в Польше. Это фильм об антигероях истории. К Лодзи машина ползет так медленно, что мы успеваем обсудить непременные теории заговоров вокруг «Смоленска» и политических мотивов Качиньского. В киношколе Магнус фон Хорн проводит для нас быструю экскурсию и отправляется на занятия.
Едва успеваем заговорить с директором киношколы Мариушем Гржегожеком (Mariusz Grzegorzek), как у него звонит телефон. Кто-то просит разрешения опубликовать его фотографию. Он кричит: «Даже если кто-то выглядит чудовищем в реальности, это не значит, что он хочет выглядеть так же на фото». Громкость — примерно на уровне роскошного украшенного лепниной потолка. При этом он размахивает руками, как мельница.
«У нас здесь, в школе, весьма романтическое представление о кино. Плевать на рынок. Мы верим в киноискусство, и у нас нет времени общаться с окружающим миром».
Высшая школа кино получает финансирование от министерств культуры и образования, но она всегда, даже во времена коммунизма, старалась быть местом, где можно скрыться от политики. Гржегожек уверен, что одна из его важнейших задач — защищать студентов от происходящего за школьными стенами.
«Нынешняя ситуация действительно вызывает большую тревогу. Но, когда мы встретились с новым руководством и новым министром культуры, я ощутил, что они испуганы еще больше, чем мы. Они чувствовали неуверенность. Многие из них никогда прежде не имели дела с культурой».
Спрашиваю, что он думает о предложении министерства культуры снимать исторические фильмы.
«Культура Польши долгое время была левой и авангардной. Теперь возникли эти патриотические идеалы, с одной стороны, немного комичные и старомодные, но, с другой стороны, направленные на идентификацию. Европейская идея на пути к краху, и грань между потребностью народа в определенности своего места в истории и героях и между злоупотреблением, ведущим к национализму и ограниченности, очень размыта».
Политическая дискуссия об этих проблемах раскалывает Польшу, иногда члены одной семьи оказываются по разные стороны баррикад. Братья — вот постоянные персонажи изматывающей политической драмы в Польше. Естественно, речь идет о близнецах Качиньских, но также и о братьях Курских по обе стороны медийных баррикад. Яцек Курский (Jacek Kurski) — нынешний глава телеканала TVP и прежний директор избирательного штаба Качиньского. Ярослав Курский (Jaroslaw Kurski) — помощник главного редактора либеральной газеты Gazeta Wyborcza. Он задает тон всей критике новых законов в области СМИ. Еще пара братьев — заместитель премьер-министра и министр культуры Петр Глинский (Piotr Glinski) и известный режиссер кино и театра Роберт Глинский (Robert Glinski). Любой счел бы ситуацию щекотливой.
«Я не получил денег на мой последний фильм, хотя это был мой лучший сценарий. К сожалению, в Польше царит эта чертова неприязнь ко мне, потому что мой брат — министр культуры. Некоторые коллеги полагают, что у меня есть влияние на брата и его решения как министра. Это смешно. Брат делает то, что считает правильным, он вообще не спрашивает моего совета. Я просил его не претендовать на должность министра культуры, он меня не послушал. Все думают, что понимают культуру. Но это не так. Вот и мой брат полагал, что разбирается в культуре, и вуаля! Лично для меня это катастрофа. А что это будет значить для культуры, мы не знаем, потому что еще ничего не произошло», — комментирует Роберт Глинский.
Несмотря на некоторое отчаяние, он все же производит впечатление энергичного человека, не слишком погруженного в неудачи. Сейчас он ставит пьесу в одном варшавском театре. Фильмы Глинского чаще всего о молодых поляках. Последняя картина, та, которая не получила финансирования, показывает поляризацию правых и левых и зарождение фашизма. Что касается патриотических фильмов, которые хочет видеть его брат, Роберт Глинский вспоминает свой предыдущий фильм Kamienie na szaniec о трех польских юношах во Вторую мировую войну.
«Я хотел разоблачить разные мифы и показать, что молодые люди, сражавшиеся за родину, были обычными мальчишками и не хотели умирать. Фильм критиковали за то, что он якобы запятнал священную нацию».
Создание исторического фильма в Польше — палка о двух концах даже для того, кто близок к власти. А национальная обида, которую у некоторых пробудил фильм «Ида», скорее подстегнула интерес и политиков, и деятелей искусства к кино, которое показывает драматические моменты польской истории.
Однако дебаты о том, что такое патриотизм и какова цель культуры, еще долго будут всеобщим яблоком раздора. Малгожата Шумовска даже замечает, что это могло бы стать началом новой увлекательной эры польского кино.
«Ситуация стимулирует творческую энергию кинематографистов, таких как я. Оказавшись в положении, которое вы никогда прежде не могли себе представить, особенно учитывая, что немалая часть населения смотрит на него совершенно по-другому, можно, конечно, просто послать всех к черту. А можно задать себе вопрос, почему так произошло, и начать снимать действительно хорошее кино».
В конце недели дата премьеры «Смоленска» так и не была объявлена. Все отсылают меня к напыщенному трейлеру, который, с его нарезкой кадров, пафосной музыкой и едва уловимыми цитатами, намекает, что «Смоленск» претендует на роль политического триллера. Остается констатировать, что мифы и слухи вокруг фильма окажутся, вероятно, куда лучше самого фильма. Но это не имеет значения. Когда начнется прокат «Смоленска» в польских кинотеатрах, фильм привлечет большое внимание публики. Вне зависимости от политических убеждений, все захотят посмотреть, как пишется польская история в кино.
