Экономика России оказалась в непростом положении: беспрецедентный обвал рубля (- 40% за два года), инфляция у отметки в 15%, колоссальные долги регионов, не говоря уже о небывалом давлении на финансовую систему страны. Десять дней назад министр экономического развития РФ Алексей Улюкаев находился проездом в Женеве.
Его недолгий визит был приурочен к открытию постоянного представительства его страны во Всемирной торговой организации. Кроме того, он воспользовался случаем для того, чтобы, не привлекая лишнего внимания, провести встречу с представителями двух десятков швейцарских предприятий местного и национального уровня. С учетом американского давления на Москву, которая все еще находится под действием западных санкций, участвовавшие в беседе предприятия (редакции известен их список) просили не разглашать подробности.
Le Temps: Какова цель вашей поездки в Женеву, и о чем вы беседовали с гендиректором Всемирной торговой организации Роберту Азеведу?
Алексей Улюкаев: Это официальный визит. С одной стороны, речь идет об открытии постоянного представительства России в ВТО, в которой мы состоим уже четыре года. С другой стороны, и это самая важная причина, нужно восстановить инструмент ратификации Россией Соглашения об упрощении процедур торговли, которое было подписано в Бали в конце 2013 года. Наша беседа с Роберту Азеведу (Roberto Azavedo) была прямой и открытой. Мы обсудили обязательства моей страны по отношению к ВТО, учитывая скорое окончание переходного периода после нашего вступления. Кроме того, мы оценили перспективы присоединения России к Соглашению о госзакупках. Наконец, мы подробно рассмотрели множество трудностей в связи с рядом вопросов на будущее, вроде электронной торговли.
— В чем для Москвы преимущества и недостатки членства в этой расположенной в Женеве организации?
— Все зависит от характера деятельности и зрелости отраслей. Российские импортеры могут ощутить себя в стесненном положении по отношению к экспортерам сельхозпродукции, что может еще сильнее проявиться в стратегической сталелитейной отрасли. Хотел бы напомнить, что Россия появилась в ВТО лишь недавно. И это ограничивает наше влияние в организации, потому что мы еще не до конца понимаем все механизмы ее работы.
— Вы бы назвали удовлетворительным текущий уровень сотрудничества между Россией и Швейцарией?
— Экономика России и, в частности, ее торговые связи со Швейцарией переживают отрицательную динамику с 2014 года. Тому есть множество причин: обменный курс, экономические санкции и т.д. Да, Швейцария не присоединилась к западным санкциям. Тем не менее в силу ряда запущенных ею процедур она ощутимо приблизилась к ним или даже проявила солидарность с ними.
— Хотелось ли бы вам восстановить эти связи?
— Да, мне хотелось бы возобновить и укрепить наши отношения. Особенно с кантонами французской Швейцарии. Недавно у нас была встреча с представителями полутора десятка предприятий из франкоязычной части вашей страны. Все они горели желанием финансировать или уже финансируют деятельность в России.
— Какой именно была повестка дня встречи?
— Моей главной целью было объяснить нынешнее положение дел в российской экономике. Важно четко дать понять, что от нее может ждать иностранный инвестор. Я здесь с тем, чтобы предоставить общие сведения тем, кто ищет рынок сбыта в России, а также ответить на частные вопросы уже работающих в стране международных компаний.
— Какое значение имеет Швейцария для России в экономическом плане?
— Швейцария — исторический партнер. У нас давно сложились прекрасные отношения с моим швейцарским коллегой Йоханном Шнайдером-Амманном (Johann Schneider-Amman). Часть наших связей была прервана по уже упомянутым политическим причинам. Поэтому сейчас нужно восстановить прежнюю динамику и усилить ее.
— Что было за последнее время достигнуто в отношениях России и Швейцарии?
— Как я уже говорил, объем товарообмена двух стран заметно упал. В 2015 году он составлял более чем 6,5 миллиарда франков, сегодня — менее 4,6 миллиарда, то есть спад за год составил около 32%. Как бы то ни было, у нас с обеих сторон существует позитивная динамика в инвестиционном плане, хотя поток российских капиталов в сторону Швейцарии превышает швейцарские в Россию.
— Как обстоят дела в российской экономике?
— Худшее позади. Россия приспособилась к новым макроэкономическим условиям. Она приняла тот факт, что спрос на сырье останется слабым, и что рассчитывать на значительный рост цен не приходится. Период высокой инфляции тоже закончился. К стабилизации также следует добавить большое положительное сальдо нашего внешнеторгового баланса. Отток капиталов сохраняется, но его темпы в пять раз ниже, чем год назад. Биржевые индексы поднялись за год на 25%. Спад промышленного производства в России тоже остановился. Думаю, в ближайшие месяцы статистика покажет рост нашего ВВП, несмотря на определенную нехватку инвестиций, что, кстати, должно измениться с 2017 года.
— Как бы то ни было, Россия сейчас, судя по всему, переживает беспрецедентную рецессию. Ситуация все еще критическая, так ведь?
— Это объективно не так с учетом состояния наших капиталов и внешнеторгового баланса. Сильная девальвация рубля создала условия для его роста, как номинального, так и реального. Самый низкий показатель российской валюты был достигнут в этом году: 82 рубля за доллар. Сейчас курс составляет 65 рублей за доллар.
— На Гайдаровском экономическом форуме в январе этого года вы призывали готовиться к худшему, учитывая зависимость страны от нефти. Не противоречит ли это вашей нынешней позиции?
— Всего четыре месяца назад на углеводороды приходилось 50% российского бюджета. Сейчас речь идет о 40%. Это все еще существенно, но намного лучше, чем у многих других стран-экспортеров нефти. Вчера (в прошлый четверг — прим.редакции) я объявил, что бюджет России на 2015 год не будет основываться на ценах на нефть в 50 долларов за баррель. На три ближайших года я установил новый предел в 40 долларов, что кажется мне очень консервативным, учитывая текущие котировки марки Brent в 46 долларов.
— Почему страны ОПЕК и Россия не смогли договориться о заморозке добычи две недели назад?
— Виной тому Саудовская Аравия. Она в последнюю минуту изменила позицию по мораторию насчет Ирана, которому изначально разрешалось восстановить досанкционный уровень добычи в 4 миллиона баррелей в день. По политическим и экономическим соображениям Эр-Рияд захотел, чтобы Тегеран сразу присоединился к соглашению. Как бы то ни было, эта неудача не кажется мне слишком серьезной. Потому что мы подходим к точке равновесия между предложением и спросом на нефть. Убежден, что к концу года у нас даже не будет причин останавливать добычу.
— Обвал цен на черное золото вкупе с санкциями обошелся России в прошлом году в 25 миллиардов долларов. Москва всегда утверждала, что эти меры Запада противоречат правилам ВТО. Вы собираетесь подать иск?
— Нет, санкции носят политический характер. ВТО же рассматривает экономические вопросы. Россия придерживается разделения этих отраслей и не хочет создавать прецедент, начиная в Женеве процесс на неуместных для того основаниях.
— UBS и Credit Suisse хотят участвовать в запущенном процессе национализации крупнейших российских предприятий вроде крупнейшего в мире производителя алмазов «Алроса» (от 10% до 20% капитала), госбанка ВТБ (11%) и нефтекомпании «Башнефть» (51%). Что вы об этом думаете?
— Эти швейцарские предприятия известны нам уже многие годы. Сейчас они конкурируют с тремя другими европейскими банками. На данном этапе никто не сделал достаточно привлекательного предложения по сравнению с некоторыми российскими предприятиями, такими как Сбербанк и CIB. Первая программа оценивается примерно в 15 миллиардов франков. У UBS и Credit Suisse остаются шансы при условии, что они объединятся с другими предприятиями.
— Ваше имя упоминалось в «Панамских документах» в связи с компанией Ronnieville Ltd, которая была открыта в тот момент, когда вы были заместителем главы Центробанка РФ…
— У меня никогда не было ничего общего с офшорными компаниями. Все, что пишут по этому поводу СМИ, ложь.
