Задавая вопрос о том, кто правит миром, мы обычно исходим из стандартного тезиса, что главными действующими лицами в мировых делах являются государства, причем преимущественно великие державы. Поэтому мы прежде всего рассматриваем их решения и существующие между ними отношения. Это верно. Но нам также следует иметь в виду, что такой уровень абстракции вполне может ввести в заблуждение.
Конечно, у государств — сложная внутренняя структура, а на выборы и решения их политического руководства очень сильно влияет внутреннее сосредоточение власти, когда население в целом оказывается на обочине и лишается всякого влияния. Так бывает даже в наиболее демократических обществах, а для остальных такая ситуация является очевидной данностью. Мы не можем получить реальное представление о том, кто правит миром, игнорируя «хозяев человечества», как их называл Адам Смит. В его времена это были торговцы и промышленники Англии; в наши времена это многонациональные диверсифицированные корпорации, огромные финансовые институты, империи розничной торговли и тому подобное.
Но следуя Смиту, будет нелишне рассмотреть «низменный принцип», которым руководствуются «хозяева человечества»: «Все для себя и ничего для других». Иными словами, это доктрина острой и нескончаемой классовой войны, которая зачастую носит односторонний характер, причиняя вред населению стран и мира в целом.
В современном мировом порядке институты властителей человечества обладают колоссальной властью, причем не только на международной арене, но и внутри их государств. Они полагаются на эти институты при защите своей власти и при оказании экономической поддержки самыми разными способами.
Когда мы задумываемся о роли хозяев человечества, мы обязательно обращаемся к такому приоритету нынешней государственной политики как Транс-Тихоокеанское партнерство. Это одно из соглашений о правах инвесторов, которое в пропаганде и комментариях ложно называют «соглашением о свободной торговле». Такие соглашения заключаются в тайне, и доступ к ним имеют только сотни корпоративных юристов и лоббистов, прописывающих самые важные детали. Цель здесь заключается в том, чтобы принять их в ускоренном порядке, по-сталински, исключив дискуссии и дав возможность говорить только «да» или «нет» (из-за чего всегда получается «да»).
Авторы таких соглашений весьма преуспевают, что неудивительно. А люди? Они несущественны. Последствия этого легко можно предсказать.
Вторая сверхдержава
Неолиберальные программы прошлого поколения помогли сосредоточить власть и богатство в руках немногочисленных групп, и в то же время они подорвали действующую демократию. Но из-за этого также проснулась и возмутилась оппозиция, что наиболее заметно в Латинской Америке, а также в центрах глобальной власти.
Европейский Союз (ЕС), ставший одним из самых многообещающих проектов после Второй мировой войны, оказался на грани разрушения из-за серьезнейших последствий политики затягивания поясов во время рецессии, которую осудили даже экономисты Международного валютного фонда (но не политические силы из рядов фонда).
Демократия в Европе ослаблена, а процесс принятия решений переместился в Брюссель, где его взяли в свои руки чиновники. А северные банки отбрасывают на них свою длинную тень.
Центристские партии ведущего направления быстро теряют своих членов, которые перемещаются либо направо, либо налево. Исполнительный директор парижской исследовательской группы EuropaNova объясняет это всеобщее разочарование «настроением злого бессилия, так как реальная возможность влиять на ход событий ускользнула из рук национальных политических лидеров [которые в принципе должны подчиняться демократической политике] и перешла в руки рынка, институтов Евросоюза и корпораций» — вполне в духе неолиберальной доктрины.
Очень похожие процессы имеют место в Соединенных Штатах, причем по аналогичным причинам. А это вопрос большой значимости, важный не только для страны, но и для всего мира в силу американской мощи.
Усиление противодействия неолиберальному натиску выдвигает на передний план еще один крайне важный аспект стандартной расхожей мудрости, когда в сторону отодвигается общество, зачастую не согласное с утвержденной для него либеральной демократической теорией ролью зрителя (а не участника). Такое непослушание всегда вызывает обеспокоенность у господствующего класса. Следуя духу и букве американской истории, Джордж Вашингтон считал простолюдинов «грязными и отвратительными людьми, проявляющими необъяснимую глупость в своем низшем классе».
В своей книге Violent Politics (Политика насилия), ставшей блестящим обзором повстанческих движений, начиная с американской революции и кончая современным Ираком и Афганистаном, Уильям Полк (William Polk) делает вывод, что генералу Вашингтону «так сильно хотелось отодвинуть в сторону тех ополченцев, которых он презирал, что этот человек едва не решил проиграть революцию». На самом деле, «он вполне мог сделать это», если бы не активное вмешательство Франции, которая «спасла революцию». До того момента в ней одерживали верх партизаны, которых мы сегодня называем «террористами». А армия Вашингтона британского образца раз за разом проигрывала сражения и едва не проиграла войну«.
Общая черта успешного повстанческого движения, пишет Полк, заключается в том, что после победы народная поддержка ослабевает, а руководство начинает подавлять «грязных и отвратительных людей», которые на самом деле выиграли войну своей партизанской тактикой и методами террора. Делает оно это из страха, опасаясь, что простолюдины бросят вызов классовым привилегиям. Презрение элиты к «низшему классу» этих людей с
годами принимает самые разные формы.
В наше время одной из форм такого презрительного отношения стал призыв к пассивности и послушанию («умеренность в демократии»), с которым выступают либеральные интернационалисты, реагируя таким образом на опасные последствия народных движений 1960-х годов, выражающиеся в демократизации.
Иногда государства все-таки предпочитают следовать общественному мнению, что вызывает огромную ярость и возмущение в центрах власти. Один из наиболее драматических случаев произошел в 2003 году, когда администрация Буша потребовала от Турции присоединиться к вторжению в Ирак.
95% населения Турции выступало против такого курса действий, и к изумлению и ужасу Вашингтона, турецкое правительство поддержало точку зрения народа. Турцию подвергли резкому осуждению за такой отказ от ответственных действий. Заместитель министра обороны Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz), названный прессой «главнокомандующим по идеализму» в американской администрации, всячески поносил турецкую армию за совершение неправомерных действий и требовал извинений. Невозмутимые и уважаемые комментаторы, которых не очень-то тронуло это и прочие неисчислимые проявления нашего легендарного «томления по демократии», продолжали превозносить президента Джорджа Буша за его преданность делу «продвижения демократии», а иногда критиковали его за наивность мышления и веру в то, что посторонняя держава может навязывать другим свои демократические устремления.
Турецкое общество было не одиноко. Глобальная оппозиция американо-британской агрессии была подавляющей. По данным международных социологических опросов, уровень поддержки военным планам Вашингтона с трудом дотягивал до 10% почти во всех странах. Такая оппозиция вызвала мощные протесты по всему миру и в Соединенных Штатах. Пожалуй, это был первый случай в истории, когда имперскую агрессию резко осудили еще до ее официального начала.
Журналист Патрик Тайлер (Patrick Tyler) писал на страницах New York Times, что «в мире существуют две сверхдержавы: Соединенные Штаты Америки и мировое общественное мнение».
Беспрецедентные протесты в США стали проявлением недовольства агрессией, начавшейся несколькими десятилетиями ранее. Их участники осуждали американские войны в Индокитае. Это протестное движение стало масштабным и весьма влиятельным, хотя и слишком запоздалым.
В 1967 году, когда антивоенное движение набрало значительную силу, военный историк и специалист по Вьетнаму Бернард Фолл (Bernard Fall) предупредил: «Вьетнаму как культурно-историческому образованию… грозит полное уничтожение… поскольку сельская местность этой страны буквально гибнет под ударами самой мощной в мире военной машины, действующей на площади такого размера».
Однако антивоенное движение превратилось в силу, которую уже нельзя было игнорировать. А оно не могло проигнорировать действия Рональда Рейгана, который, придя к власти, твердо решил начать нападение на Центральную Америку. Его администрация решила последовать примеру Джона Кеннеди, который двадцатью годами ранее развязал войну против Южного Вьетнама. Но ей пришлось пойти на попятный из-за мощных общественных протестов, которых не было в начале 1960-х.
То нападение было достаточно страшным. Его жертвы не оправились до сих пор. Но случившееся в Южном Вьетнаме, а позднее и во всем Индокитае, где «вторая сверхдержава» стала протестовать против конфликта гораздо позднее, было несравненно хуже.
Часто говорят, что мощная общественная оппозиция против вторжения в Ирак не возымела своего действия. Мне это утверждение кажется неверным.
Несомненно, вторжение было достаточно ужасным, а его последствия страшными. Тем не менее, все могло быть намного хуже.
Вице-президент Дик Чейни, министр обороны Дональд Рамсфелд и остальные высокопоставленные официальные лица из администрации Буша даже подумать не могли о тех мерах, на которые 40 годами ранее пошли президент Кеннеди и президент Линдон Джонсон, так как они знали, что это вызовет протесты.
Власть Запада под давлением
Конечно, можно многое говорить об определяющих государственную политику факторах, которые откладываются в сторону, когда мы придерживаемся стандартного представления о том, что действующими лицами в международных делах являются государства. Но даже с такими нетривиальными оговорками мы можем принять это представление, по крайней мере, в качестве первого приближения к реальности. В этом случае вопрос о том, кто правит миром, незамедлительно приведет к опасениям по поводу усиления китайской мощи и того вызова, который Пекин бросает США и «миропорядку», по поводу новой холодной войны, тихо тлеющей на востоке Европы, глобальной войны с террором, американской гегемонии и американского упадка, а также к другим озабоченностям аналогичного толка.
Те вызовы, с которыми столкнулась власть Запада в начале 2016 года, облек в общепринятые рамки ведущий обозреватель Financial Times по международным делам Гидеон Рахман (Gideon Rachman). Начал он с обзора западной картины мирового порядка: «С момента окончания холодной войны всеподавляющая мощь американских вооруженных сил является центральным фактом в международной политике».
Это имеет особое значение в трех регионах: в Восточной Азии, где «ВМС США привыкли относиться к Тихому океану как к „американскому озеру“, в Европе, где НАТО (читай — США, на долю которых приходится аж три четверти натовских военных расходов) гарантирует территориальную целостность своих стран-членов, и на Ближнем Востоке, где находятся гигантские военно-морские и военно-воздушные базы США, дабы „успокаивать друзей и запугивать врагов“.
Проблема сегодняшнего мирового порядка, продолжает Рахман, состоит в том, что „во всех трех регионах такому устоявшемуся порядку безопасности брошен вызов“. Россия осуществила интервенцию на Украине и в Сирии, а Китай превратил близлежащие моря из американского озера в „спорные воды“.
Таким образом, фундаментальный вопрос международных отношений заключается в том, должны ли США признать, что у других крупных держав в их регионах тоже должны быть некие зоны влияния». Рахман считает, что должны, по причине «рассредоточения экономической власти по миру — в сочетании с простым здравым смыслом».
Конечно, на мир можно смотреть с разных углов зрения. Но давайте ограничимся этими тремя регионами, которые несомненно очень важны.
Вызовы сегодняшнего дня: Восточная Азия
Начнем с «американского озера». Может возникнуть определенное удивление по поводу появившегося в середине декабря 2015 года сообщения о том, что «американский бомбардировщик В-52, выполнявший обычный полет над Южно-Китайским морем, ненамеренно залетел в двухмильную зону над построенным Китаем искусственным островом». Дело в том, что, по словам представителей военного ведомства, это вызвало «острые противоречия между Вашингтоном и Пекином».
Знакомые с мрачной историей ядерной эпохи 70-х годов люди прекрасно понимают, что инциденты такого рода часто подводят мир к опасной черте ядерной войны, грозящей полным уничтожением. Не нужно быть сторонником провокационных и агрессивных действий КНР в Южно-Китайском море, дабы заметить, что этот инцидент произошел не с китайским ядерным бомбардировщиком в Карибском море или у берегов Калифорнии. Китай отнюдь не претендует на создание «китайского озера» в этих регионах. К счастью для всего мира.
Китайские руководители прекрасно понимают, что их морские торговые пути находятся в окружении враждебных держав, скажем, Японии в Малаккском проливе и других местах, и что эти враждебные державы пользуются поддержкой непреодолимой военной мощи США. Соответственно, Китай осуществляет свою экспансию в западном направлении очень осторожно, вкладывая крупные инвестиции и осуществляя продуманные действия по интеграции.
В частности, эти действия осуществляются в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую входят страны Центральной Азии и Россия, а вскоре вступят Индия и Пакистан. Иран в этой организации является наблюдателем, а США в таком статусе было отказано. От них также потребовали закрыть все военные базы в этом регионе. Китай строит современную версию древнего Шелкового пути, намереваясь не просто объединить регион под своим влиянием, но и выйти в Европу и нефтедобывающие регионы Ближнего Востока. Пекин вкладывает огромные деньги в создание интегрированной энергетической и коммерческой системы в Азии, а также строит многочисленные высокоскоростные железные дороги и трубопроводы.
Одной из составляющих данной программы является строительство автодороги, которая пройдет по самым высоким горам в мире до построенного китайцами в Пакистане порта Гвадар. Этот порт будет защищать нефтяные поставки от возможного вмешательства США.
Китай и Пакистан надеются, что эта программа также поможет ускорить развитие промышленности на пакистанской территории и даст Исламабаду дополнительные стимулы для подавления внутреннего терроризма, который также создает проблемы Китаю в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Соединенные Штаты, оказывающие Пакистану масштабную военную помощь, вопросами экономики там не занимаются. Гвадар станет для Китая частью «жемчужной нити» в составе нескольких баз, сооружаемых в Индийском океане в коммерческих целях, но могущих иметь и военное применение. Согласно оценкам на перспективу, Китай сможет через какое-то время демонстрировать свою военную мощь даже в Персидском заливе, что станет для него первым случаем за всю современную историю.
Непреодолимая военная мощь США надежно защищена от всех этих действий, если только не будет ядерной войны до полного уничтожения, в случае чего Соединенные Штаты также будут уничтожены.
В 2015 году Китай создал Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, став его основным акционером. В открытии банка, которое состоялось в июне в Пекине, участвовали 56 стран, в том числе, американские союзники Австралия, Британия и другие. Они сделали это вопреки пожеланиям Вашингтона. США и Японии там не было.
Некоторые аналитики полагают, что новый банк может создать конкуренцию институтам Бреттон-Вудса (МВФ и Всемирный банк), в которых США принадлежит право вето. Есть также расчет на то, что ШОС сможет со временем стать противовесом НАТО.
Вызовы сегодняшнего дня: Восточная Европа
Обратимся ко второму региону, Восточной Европе, где на границе между Россией и НАТО назревает кризис. Это очень важный момент.
В своем поучительном и рассудительном научном исследовании этого региона под названием Frontline Ukraine — Crisis in the Borderlands (Фронтовая Украина — кризис на границе) Ричард Саква (Richard Sakwa) весьма убедительно пишет о том, что «российско-грузинская война в августе 2008 года, по сути дела, стала первой войной, призванной остановить расширение НАТО». Украинский кризис 2014 года стал второй такой войной. Непонятно, переживет ли человечество третью войну«.
Запад считает, что расширение НАТО благотворно. Неудивительно, что у России, а также у большей части «глобального юга» на сей счет иное мнение, как и у некоторых влиятельных западных специалистов. Джордж Кеннан (George Kennan) в самом начале предупреждал о том, что расширение НАТО является «трагической ошибкой», и к нему присоединились высокопоставленные государственные деятели Америки, написавшие открытое письмо в Белый дом, в котором назвали продвижение альянса «политической ошибкой исторического размаха».
Нынешний кризис берет свое начало в 1991 году, когда закончилась холодная война, и распался Советский Союз. В то время было два противоположных взгляда на новую систему безопасности и на политическую экономию Евразии. По словам Саквы, одна концепция предусматривала «расширение Европы», в центре которой должен был находиться «Евросоюз с примыкающим к нему евроатлантическим военным и политическим сообществом. С другой стороны, существовала идея большой континентальной Европы от Лиссабона до Владивостока со множеством центров, включая Брюссель, Москву и Анкару, но с общей целью — преодолеть разногласия, которые издавна преследовали континент».
Главным сторонником большой Европы был советский руководитель Михаил Горбачев. Эта концепция имела и европейские корни в политическом движении сторонников де Голля и в других инициативах. Но когда Россия начала рушиться под давлением разрушительных рыночных реформ 1990-х годов, эта концепция поблекла. Возрождаться она стала вместе с восстановлением России, начавшей искать свое место на международной арене при Владимире Путине, который вместе со своим сподвижником Дмитрием Медведевым неоднократно призывал к геополитическому объединению всей большой Европы от Лиссабона до Владивостока с целью создания подлинного «стратегического партнерства».
Эти инициативы были встречены с «вежливым презрением», пишет Саква, поскольку их посчитали «не более чем прикрытием для тайного возрождения «великой России» и внесения раскола в отношения между Северной Америкой и Западной Европой. Такая обеспокоенность берет свое начало в более ранних страхах времен холодной войны по поводу того, что Европа может стать «третьей силой», независимой от великих и малых сверхдержав, но постепенно сближающейся с последними (это можно проследить в Ostpolitik Вилли Брандта и в других инициативах).
Запад отреагировал на крах России триумфализмом. Этот крах приветствовали, называя «концом истории» и окончательной победой западной капиталистической демократии, как будто Россия получила указание вернуться к тому статусу, который был у нее до Первой мировой войны, и снова стать фактически экономической колонией Запада.
Расширение НАТО началось без промедлений, в нарушение устных заверений Горбачева в том, что войска альянса «ни на дюйм» не продвинутся на восток, когда советский лидер согласился на членство объединенной Германии в НАТО. Это была поразительная уступка в свете исторических событий. В ходе дискуссии стороны вели речь о Восточной Германии. Возможность расширения альянса за пределы Германии с Горбачевым не обсуждали даже в частном порядке.
Вскоре НАТО действительно вышла за пределы Германии и подошла вплотную к границам России. Главная миссия НАТО была официально сменена, и теперь альянс получил мандат на защиту «важнейшей инфраструктуры» глобальной энергетической системы, морских путей и трубопроводов. Таким образом, зона действий НАТО стала глобальной. Далее, в соответствии с полностью пересмотренной Западом концепцией НАТО, в ее доктрине была провозглашена «обязанность защищать», что резко контрастирует с официальной версией ООН. Теперь НАТО может выполнять функции интервенционистской силы под командованием США.
Особую озабоченность у России вызывают планы продвижения НАТО на Украину. Об этих планах было открыто заявлено на саммите НАТО в Бухаресте в апреле 2008 года, когда Грузии и Украине пообещали в перспективе членство в альянсе. Формулировка была недвусмысленной: «НАТО приветствует евроатлантические устремления Украины и Грузии к членству в альянсе. Сегодня мы договорились о том, что эти страны вступят в НАТО».
Когда в результате оранжевой революции 2004 года на Украине победили прозападные кандидаты, туда поспешил представитель Госдепартамента Дэниел Фрид (Daniel Fried), который подчеркнул, что «США поддерживают стремление Украины к вступлению в НАТО и евроатлантическое сообщество».
Озабоченности России легко можно понять. Их изложил специалист по международным отношениям Джон Миршаймер (John Mearsheimer) в ведущем журнале американского истэблишмента Foreign Affairs. Он написал, что «стержневой причиной нынешнего кризиса [на Украине] является расширение НАТО и стремление Вашингтона увести Украину с московской орбиты, интегрировав ее с Западом». Путин посчитал это «прямой угрозой ключевым интересам России».
«Кто может его винить?» — спрашивает Миршаймер, указывая на то, что «Вашингтону может не нравиться позиция Москвы, однако он должен понять ее логику». Это не очень трудно. В конце концов, как всем хорошо известно, «Соединенные Штаты не могут смириться с тем, чтобы далекие великие державы развертывали свои вооруженные силы где бы то ни было в Западном полушарии, а тем более на их границах».
На самом деле, США занимают гораздо более жесткую позицию. Они не могут смириться с тем, что официально называется «успешным неповиновением» доктрине Монро от 1823 года, которая провозгласила (так пока и не реализованный) контроль США над Западным полушарием. Маленькая страна, осмелившаяся демонстрировать такое успешное неповиновение, может быть подвергнута всем «карам земным», а также мощному эмбарго — что произошло с Кубой.
Нам не нужно спрашивать о том, как бы отреагировали США, вступи страны Латинской Америки в Варшавский договор, и начни Мексика с Канадой рассматривать такую возможность. Даже малейший намек на первый пробный шаг в этом направлении был бы пресечен с «максимальной жесткостью», выражаясь терминологией ЦРУ.
Как и в случае с Китаем, для понимания логики мотивов и поступков Путина к ним не нужно относиться положительно. Важно понять эту логику вместо того, чтобы насылать на нее проклятия. Как и в случае с Китаем, здесь ставки чрезвычайно высоки. Здесь в буквальном смысле стоит вопрос о выживании.
Вызовы сегодняшнего дня: исламский мир
Теперь давайте обратимся к третьему региону, вызывающему серьезную обеспокоенность. Это исламский мир (в основном), а также сцена глобальной войны с террором, которую в 2001 году после терактов 11 сентября объявил Джордж Буш. Точнее, объявил повторно.
Глобальную войну террору объявила пришедшая к власти администрация Рейгана. Она исступленно разглагольствовала о «чуме, распространяемой порочными противниками самой цивилизации» (слова Рейгана) и о «возврате к варварству в современную эпоху» (слова его госсекретаря Джорджа Шульца).
Изначальную глобальную войну с террором тихо удалили из истории. Ее быстро превратили в жестокую и разрушительную террористическую войну, которая обрушилась на Центральную Америку, юг Африки и Ближний Восток. Мрачные последствия этой трансформации мы испытываем по сей день. Из-за этого США осудил даже Международный суд ООН (к которому Вашингтон не прислушался). В любом случае, эта война оказалась не на той стороне истории, а поэтому ее тихо «ушли».
Успех бушевско-обамовской версии глобальной войны с террором легко можно оценить при прямом рассмотрении. Когда была объявлена эта война, цели для поражения были ограничены небольшим уголком племенного Афганистана. Террористов защищали афганцы, которые их в большинстве своем не любили и презирали, но были вынуждены давать приют по племенному кодексу гостеприимства. Это озадачило американцев, когда бедные крестьяне отказались «сдать Усаму за астрономическую для них сумму в 25 миллионов долларов».
Есть все основания считать, что в случае проведения тщательно организованной полицейской операции или даже серьезных дипломатических переговоров с талибами подозреваемых в совершении преступлений 11 сентября вполне можно было предать американскому правосудию. Но такой вариант даже не рассматривался. Вместо этого включились рефлексы, и предпочтение было отдано широкомасштабному насилию. Но не для того, чтобы свергнуть Талибан (это пришло уже позднее), а чтобы продемонстрировать американское презрение условным предложениям талибов о возможной выдаче Усамы бен Ладена.
Мы не знаем, насколько серьезны были эти предложения, поскольку их никто и никогда не рассматривал. А может, США просто решили «показать свою мускулатуру, одержать победу и запугать всех в мире. Им наплевать на страдания афганцев и на то, сколько людей мы потеряем».
Это мнение уважаемого полевого командира и противника талибов Абдул-Хака (Abdul Haq), одного из многих противников американских бомбардировок, начатых в октябре 2001 года. Он назвал эти бомбардировки «большим препятствием» для попыток своих сторонников свергнуть Талибан изнутри, полагая, что такая задача была им по плечу.
Его точку зрения подтвердил Ричард Кларк (Richard A Clarke), занимавший в Белом доме при президенте Джордже Буше пост председателя Группы контртеррористической безопасности, когда составлялись планы нападения на Афганистан. Кларк вспоминал, как на одном из заседаний, когда президента проинформировали, что нападение станет нарушением норм международного права, тот закричал в небольшой комнате для совещаний: «Мне все равно, что скажут юристы-международники, мы все равно надерем кое-кому задницы». Против нападения также решительно выступили ведущие организации помощи, которые работали в Афганистане. Они предупредили, что миллионы людей находятся на грани голода, и что последствия могут быть ужасающими.
Вряд ли нужно напоминать, какими годы спустя оказались эти последствия для несчастного Афганистана.
Далее под кузнечный молот Америки попал Ирак.
Американо-британское вторжение, осуществленное безо всякого благовидного предлога, является серьезнейшим преступлением 21-го века. Это нападение стало причиной гибели сотен тысяч людей в стране, где гражданское общество и без того было разрушено американскими и британскими санкциями. Вводившие их два выдающихся дипломата назвали эти санкции «геноцидом» и подали в отставку в знак протеста. Вторжение привело к появлению миллионов беженцев, разрушило большую часть страны и спровоцировало межконфессиональный конфликт, который сегодня разрывает на части Ирак и весь ближневосточный регион. Это чудовищный факт в нашей интеллектуальной и нравственной культуре, хотя информированные и просвещенные круги назвали его нежно и ласково — «освобождение Ирака».
Опросы Пентагона и британского Министерства обороны показали, что законными действия американских военных в своей стране признают лишь три процента иракцев, а менее одного процента считают, что «коалиция» в составе американских и британских войск принесла пользу их безопасности. В то же время, 80% выступили против присутствия коалиционных сил в Ираке, а большинство поддержало атаки на войска коалиции. Афганистан разрушен до такой степени, что проводить там достоверные опросы просто невозможно; однако есть указания на то, что и там отношение примерно такое же. В Ираке Соединенные Штаты потерпели сокрушительное поражение, отказались от своих официальных военных целей и покинули страну под давлением единственного победителя, которым стал Иран.
Своим кузнечным молотом США размахивали и в других местах, прежде всего, в Ливии, по которой три традиционные имперские державы (Британия, Франция и США) получили резолюцию Совета Безопасности № 1973 и тут же ее нарушили, направив свои ВВС на помощь повстанцам.
В итоге исчезла возможность мирного урегулирования путем переговоров, резко выросли потери (как минимум в 10 раз, на что указывает политолог Алан Куперман (Alan Kuperman), Ливия превратилась в руины, оказалась в руках воюющих между собой фракций, а с недавнего времени стала базой для «Исламского государства», который использует ее территорию для осуществления террора.
Как отмечает специалист по Африке Алекс де Ваал (Alex de Waal), имперский триумвират проигнорировал вполне разумные дипломатические предложения Африканского союза. Огромные потоки оружия и джихадистов потекли на запад Африки (который ныне является лидером по террористическим убийствам) и в восточное Средиземноморье, став причиной распространения террора и насилия. А из-за натовских атак потоки беженцев хлынули из Африки в Европу.
Таков очередной триумф «гуманитарной интервенции». Как показывает долгая и зачастую мрачная история, в этом нет ничего необычного, поскольку все началось четыре столетия тому назад.
