Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Все эти толпы россиян и примкнувшей к ним ваты из оккупированных Лугандона и Крыма — со стеклянными глазами, обвязанные колорадскими ленточками и грозящие кулаками Западу, воспринимаются нами как стадо зомби. И мы тут на Украине сидим за интернетом и удивляемся, как же так случилось, что россияне из умной и образованной нации деградировали до такого?
Киев — Два фейсбучных комментария «из-за поребрика» пролили свет на причины культурного феномена, который обостряется в России главным образом на праздники. Последний из них — 9 мая стал апофеозом «победобесия» (как его окрестили сами российские журналисты). Но ведь были и другие. «Гагаринобесие» (помните в прошлом году мурализм с распятым Гагариным?), и «искандеробесие» (проявляющееся обычно на 23 февраля), «сталинобесие» (в день смерти тирана) и вечное как весна — «путинобесие».
Все эти толпы россиян и примкнувшей к ним ваты из оккупированных Лугандона и Крыма — со стеклянными глазами, обвязанные колорадскими ленточками и грозящие кулаками Западу, воспринимаются нами как стадо зомби. И мы тут на Украине сидим за интернетом и удивляемся, как же так случилось, что россияне из умной и образованной нации деградировали до такого?
Но в том-то все и дело, что они-то считают тупыми и зомбированными нас с вами. А себя, наоборот, умными, современными и весьма изобретательными. И просто нам, «бандеровцам», в силу своей ограниченности, этот их феерический полет фантазии не понять.
«Это украинцы злые и озабоченные, а мы в России знаем, что не в силах изменить власть и не морочим себе этим голову. В политику не лезем, живем в свое удовольствие и веселимся от души», — пишет в ФБ дама из Москвы.
А вот еще одна мысль: «Вы там зомбированы и воспринимаете все слишком буквально. А эти многолюдные парады в Москве, георгиевские ленточки на шлепанцах, танковые башни на голове — это самый обычный постмодернизм. Вам его не понять. Потому что живете в своих узконациональных интересах. А мы — граждане мира».
Ключевые тут два словосочетания: «веселимся от души» и «обычный постмодернизм».
Знаете, в чем наша ошибка? А в том, что, когда мы смеемся над их колорадскими ленточками и наколками Путина на голом торсе, они на нас не обижаются. Они смотрят на нас, как на провинциалов, читающих пьесу Эжена Ионеско и не понимающих, почему все так носятся с носорогом? Ибо они давно уже не верят в эту лабуду о Великой Победе, о космической державе, о друге детей Сталине. Они прекрасно знают, что Россия — тюрьма народов, и что Крым украден, и «Боинг» ими сбит. Но им нравится быть «плохими парнями» в театре абсурда. Это — прикольно, а если еще и вызывает страх у окружающего мира, то — круто.
Весь идеологический шабаш путинских массовок последних лет очень точно вписывается в парадигму этого самого постмодернизма. Ведь, если обобщить существующие определения сего культурного феномена и образа жизни нашей эпохи, то, что это, как не веселье во время чумы, лилипутство, пародирующее гигантов, добровольный отказ от идеалов в пользу вульгарности, упакованной в благопристойную обертку «исконных традиций»?
Разве не театр абсурда — нынешние потуги РПЦ во главе с Кириллом сажать людей в тюрьму за слова о том, что Бога нет? Разве не китч — мерседесово-бриллиантовое облачение высшего клира при полной пустоте содержания под этой золоченой оболочкой?
В постмодернистской картине мира любой образ, как и любой текст не служат отражению действительности. А существуют лишь как эхо другого текста и другого образа. Никто уже реально не понимает, что такое Великая Отечественная война, и что есть победа в этой войне, и нет уже тех, кто видел эти страдания. А те, что ныне — они и не хотят их видеть — даже в кадрах кинохроники. День Победы для российского обывателя — это длинная, уходящая в бесконечное прошлое череда празднований «дней победы». И только.
Революция — это всегда авангардизм, прорыв из системы традиционных мифов и верований. Модернизм — вера в поступательное движение цивилизации. Постмодернизм это — ползучая реакция, рожденная неверием в прогресс и силу разума, возвращение к старому и ветхому с тихой ухмылкой: «А виноград-то, оказывается, зеленый»…
Верить в прогресс можно, если ты к этому прогрессу сознательно движешься. А если ты безнадежно отстал, то самое целесообразное этот прогресс высмеять. Но так, чтобы это не восприняли как насмешку. У вас там на Западе «мета-нарратив» — свобода личности, наука, международное право? А мы вам свой «мета-нарратив» — ядерная зима. Испугались? Ха-ха-ха! Давайте посмеемся вместе. Или другой прием — «великие истории» подменить мелкими анекдотами: типа Сергея Зверева в солдатской шинельке и с орденами.
Шабаш в День победы — это чистый постмодернизм. Своего рода российский хэллоуин. Был себе такой благородный праздник — День всех святых, нет, показалось мало — дайте нам ведьм и вампиров! И не то чтобы его участники преклоняются перед потусторонней нечистью, но пошутить на грани, поиграть в страшилку — можно. Разного рода ряженые с фальшивыми орденами Славы, сами себя наградившие и повысившие в званиях до генералов армии, никого не возмутят. Повеселят — да, как любители старины, наряжающиеся на исторических реконструкциях в мундиры гусаров и кавалергардов. Мол, наш день победы, что хотим, то и делаем!
Пообещать Америке радиоактивную пустыню — это хэллоуин. Пойти и отлупить в центре Москвы активистов, выступающих против присутствия российских войск на Украине — это такая игра. Выстрелить в Немцова — игра. Надел на одну ночь черный плащ, вставил фальшивые клыки в рот — выстрелил, переоделся, и с утра — в офис, на службу.
Наши попытки разоблачать хэллоуинские высказывания Путина и его чертовни, это то же самое, что ходить с крестом на молодежную вечеринку и в присутствии ряженых вурдалаков изгонять сатану. Только посмешищем станешь.
Постмодерн великолепная штука. Он нравится плебсу, потому что уравнивает его с элитой. Он опрощает великие идеи, он смешивает героев с фриками. Он заставляет умных и порядочных профессоров ходить строем под жлобскими лозунгами и выдуманными символами и еще пытаться получать от этого кайф.
Вы думаете, сотни тысяч москвичей с Путиным во главе и портретами «дедов» в руках вышли на улицы отдать дань памяти? Нет, это был элементарный флешмоб — ну, вроде, как проехаться в одних трусах в метро. Есть ли смысл вопрошать: почему в трусах и почему в метро? Главное ведь во флешмобах не «зачем», а «как много нас собралось». А если собрались «назло» кому-то, это, вообще, блеск! И это прикольно, что «Путин с нами», и у него тоже какой-то портрет в руках. Прокурорша Поклонская из Крыма сразу сообразила, что к чему, и вынесла портрет «деда» Николая Второго Кровавого. Оцените шутку юмора!
«Колорадка» для Папы Римского, матрешки с изуверским оскалом, как символ чемпионата мира по хоккею, ролик, приглашающий на гражданскую акцию серпом и молотом в женских трусах, призыв рожать детей от Путина, гиркины, жириновские, лимоновы, бородатые казаки, гламурные фильмы, переиначивающие войну, боевая фантастика о захвате доблестным российским спецназом Англии и Америки… А еще война на Донбассе, которую российскому плебсу преподносят как такой себе фильм Квентина Тарантино, где кровь льется рекой, но совсем не страшно. Все это и есть путинский постмодернизм. Дремучий и непобедимый русский трэш.
«Постмодернизм как культурное течение, — пишут учебники, — не создает своих форм, он паразитирует на старых и в свое время отвергнутых. Их происхождение не имеет принципиального значения: от предметов быта, выброшенных на помойку или купленных в магазине, до шедевров мирового искусства. Заимствования, симуляция, ремейк, дописывание от себя классических произведений, — вот содержание искусства эпохи постмодерна».
Но вот, что интересно. Во множестве работ на эту тему, вышедших в России, феномен постмодернизма описан не иначе как «родовая травма Западного мира», в котором, дескать, давно уже разочаровался весь прочий Земной шар. Почему же это поветрие таким буйным цветом расцвело в канонической России, оплоте Православия, где, как утверждают апологеты «Русского мира», сохранился крепкий дух непобежденного народа?
Не потому ли, что Россия зашла в тупик? Поскольку путь в «назад», провозглашенный Путиным, оказался дорогой в холодную войну, а от нее — в войну мировую, пролетарскую революцию и татаро-монгольское иго? И всерьез идти туда желает разве что самая маргинальная часть россиян, мечтающая поработать в офисе Ивана Грозного опричниками. Мало-мальски зажиточные россияне, а особенно, новый истеблишмент, и еле дышащая (но еще дышащая) интеллигенция туда не хотят. Однако другого пути вождь не показал. От Европы «каменный плот» России оторвался, а причалить куда-нибудь к Монголии и Тибету стремно — не понятно, выдержит ли истонченная до прозрачной бледности цивилизованность россиян такое испытание.
Вот и остается брать пример с Гиркина — реконструировать умершую империю в кинематографическом и карнавальном варианте. А поскольку мир это нереальный, то интеллигенции и народному творчеству в нем высочайшим повелением дозволено изгаляться, кто как может. И народ изгаляется, да так, что искры из глаз летят.
И это не удивительно, ибо, чем больше народ ограничивают в свободе, тем бесбашеннее он эту свободу реализует в рамках дозволенного. Когда в государстве достигает апогея «параноидальное начало удушающего порядка» на арену обязательно выходит «шизоидное начало творческого беспредела» — сказал кто-то из великих. Всеобщая шизофрения позволяет людям, которым государство отказало в самореализации, найти себя в образе выдуманных героев, достичь фальшивого катарсиса в фальшивых страданиях. И это не самообман, никто себя не обманывает. Это компьютерная игра под названием «РФ — великая держава».
Если общество долгое время живет старыми формами, коды к их расшифровке теряются, писал Умберто Эко. Утрачивается сакральность, и культурные ценности становятся банальными предметами престижа или торга. Так было свое время с подделками под античность, так происходит с атрибутами Победы сегодня. Пилотки и гимнастерки на работниках автозаправочных станций — отличный маркетинговый ход. Плакаты с обнаженными красотками, увитыми колорадской ленточкой и приглашающими в ночной клуб словами: «Родина-мать зовет танцевать!» — призваны увеличить число клиентов. Заказы на детские коляски — броневики и декоративные надстройки над легковушками в виде танковых башен — доход малому бизнесу. Даже Путина пустили в дело: в России легко купить футболки, коврики, и даже лифчики с изображением венценосного.
Волнует ли это путинских идеологов? Нет, не волнует! Они крепко втемяшили себе в башку: клин клином вышибают. Вы, мол, американцы своим постмодернизмом разрушили наши скрепы, а мы своим абсурдом разрушим вашу мечту. И в этом смысле вся нынешняя идейно-культурная российская вакханалия — всего лишь часть контркультуры, наподобие «готов» или «эмо», растаманов или ЛГБТ.
Правда, есть одно отличие: на Западе таких субкультур множество, они соревнуются и выживает сильнейший. В России, как в обществе близком к тоталитарному, культура не может не контролироваться из одного центра, даже если это субкультура. А «народное творчество» — оно ведь способно выплеснуться в непредсказуемые формы. Народ может перейти границы, не заметив. Ведь от портретов Путина на ковриках и лифчиках до его изображений на рулонах туалетной бумаги не так уж и далеко…
Именно постмодернизм, как попытка сохранить старую форму, отказавшись от сталинского содержания, и погубил Советский Союз. Это когда здоровые дядьки лет за сорок, имеющие внуков, ходили с комсомольскими значками. Когда студентов сгоняли по разнарядке на «демонстрации трудящихся», и мы шли, но не из-за верности «делу Ленина», а чтобы дернуть водки в кафешке у Театра Юного зрителя и пообниматься с девочками. И потом пьяными шли по Крещатику и кричали Щербицкому на трибуне: «Да здравствует кафе «Яблонька»! И Щербицкий нам улыбался. И ни мы, ни партийные функционеры уже не понимали, что «Призывы к 7 ноября» печатаются на первых страницах партийных газет именно для того, чтобы не было такой постмодернистской самодеятельности.
Развалил «совок» не Запад, развалила его отчаянная попытка Политбюро оживить труху социалистического реализма постмодерном. Когда о гражданской войне стали повествовать «Неуловимые мстители», а о Великой Отечественной — сюрреалистические «Семнадцать мгновений весны». Миф о Великой Победе в 80-х годах был повержен не Сахаровым и Солженицыным, а евреем Броневым, создавшим любимый всеми образ доброго веселого дядюшки — начальника Гестапо Мюллера.
Игра тоталитарного режима в постмодернизм всегда заканчивается проигрышем. Рано или поздно это приведет к новой перестройке и очередной перестрелке в Москве. Ну что ж, запасемся попкорном и будем ждать.
А вот еще одна мысль: «Вы там зомбированы и воспринимаете все слишком буквально. А эти многолюдные парады в Москве, георгиевские ленточки на шлепанцах, танковые башни на голове — это самый обычный постмодернизм. Вам его не понять. Потому что живете в своих узконациональных интересах. А мы — граждане мира».
Ключевые тут два словосочетания: «веселимся от души» и «обычный постмодернизм».
Знаете, в чем наша ошибка? А в том, что, когда мы смеемся над их колорадскими ленточками и наколками Путина на голом торсе, они на нас не обижаются. Они смотрят на нас, как на провинциалов, читающих пьесу Эжена Ионеско и не понимающих, почему все так носятся с носорогом? Ибо они давно уже не верят в эту лабуду о Великой Победе, о космической державе, о друге детей Сталине. Они прекрасно знают, что Россия — тюрьма народов, и что Крым украден, и «Боинг» ими сбит. Но им нравится быть «плохими парнями» в театре абсурда. Это — прикольно, а если еще и вызывает страх у окружающего мира, то — круто.
Весь идеологический шабаш путинских массовок последних лет очень точно вписывается в парадигму этого самого постмодернизма. Ведь, если обобщить существующие определения сего культурного феномена и образа жизни нашей эпохи, то, что это, как не веселье во время чумы, лилипутство, пародирующее гигантов, добровольный отказ от идеалов в пользу вульгарности, упакованной в благопристойную обертку «исконных традиций»?
Разве не театр абсурда — нынешние потуги РПЦ во главе с Кириллом сажать людей в тюрьму за слова о том, что Бога нет? Разве не китч — мерседесово-бриллиантовое облачение высшего клира при полной пустоте содержания под этой золоченой оболочкой?
В постмодернистской картине мира любой образ, как и любой текст не служат отражению действительности. А существуют лишь как эхо другого текста и другого образа. Никто уже реально не понимает, что такое Великая Отечественная война, и что есть победа в этой войне, и нет уже тех, кто видел эти страдания. А те, что ныне — они и не хотят их видеть — даже в кадрах кинохроники. День Победы для российского обывателя — это длинная, уходящая в бесконечное прошлое череда празднований «дней победы». И только.
Революция — это всегда авангардизм, прорыв из системы традиционных мифов и верований. Модернизм — вера в поступательное движение цивилизации. Постмодернизм это — ползучая реакция, рожденная неверием в прогресс и силу разума, возвращение к старому и ветхому с тихой ухмылкой: «А виноград-то, оказывается, зеленый»…
Верить в прогресс можно, если ты к этому прогрессу сознательно движешься. А если ты безнадежно отстал, то самое целесообразное этот прогресс высмеять. Но так, чтобы это не восприняли как насмешку. У вас там на Западе «мета-нарратив» — свобода личности, наука, международное право? А мы вам свой «мета-нарратив» — ядерная зима. Испугались? Ха-ха-ха! Давайте посмеемся вместе. Или другой прием — «великие истории» подменить мелкими анекдотами: типа Сергея Зверева в солдатской шинельке и с орденами.
Шабаш в День победы — это чистый постмодернизм. Своего рода российский хэллоуин. Был себе такой благородный праздник — День всех святых, нет, показалось мало — дайте нам ведьм и вампиров! И не то чтобы его участники преклоняются перед потусторонней нечистью, но пошутить на грани, поиграть в страшилку — можно. Разного рода ряженые с фальшивыми орденами Славы, сами себя наградившие и повысившие в званиях до генералов армии, никого не возмутят. Повеселят — да, как любители старины, наряжающиеся на исторических реконструкциях в мундиры гусаров и кавалергардов. Мол, наш день победы, что хотим, то и делаем!
Пообещать Америке радиоактивную пустыню — это хэллоуин. Пойти и отлупить в центре Москвы активистов, выступающих против присутствия российских войск на Украине — это такая игра. Выстрелить в Немцова — игра. Надел на одну ночь черный плащ, вставил фальшивые клыки в рот — выстрелил, переоделся, и с утра — в офис, на службу.
Наши попытки разоблачать хэллоуинские высказывания Путина и его чертовни, это то же самое, что ходить с крестом на молодежную вечеринку и в присутствии ряженых вурдалаков изгонять сатану. Только посмешищем станешь.
Постмодерн великолепная штука. Он нравится плебсу, потому что уравнивает его с элитой. Он опрощает великие идеи, он смешивает героев с фриками. Он заставляет умных и порядочных профессоров ходить строем под жлобскими лозунгами и выдуманными символами и еще пытаться получать от этого кайф.
Вы думаете, сотни тысяч москвичей с Путиным во главе и портретами «дедов» в руках вышли на улицы отдать дань памяти? Нет, это был элементарный флешмоб — ну, вроде, как проехаться в одних трусах в метро. Есть ли смысл вопрошать: почему в трусах и почему в метро? Главное ведь во флешмобах не «зачем», а «как много нас собралось». А если собрались «назло» кому-то, это, вообще, блеск! И это прикольно, что «Путин с нами», и у него тоже какой-то портрет в руках. Прокурорша Поклонская из Крыма сразу сообразила, что к чему, и вынесла портрет «деда» Николая Второго Кровавого. Оцените шутку юмора!
«Колорадка» для Папы Римского, матрешки с изуверским оскалом, как символ чемпионата мира по хоккею, ролик, приглашающий на гражданскую акцию серпом и молотом в женских трусах, призыв рожать детей от Путина, гиркины, жириновские, лимоновы, бородатые казаки, гламурные фильмы, переиначивающие войну, боевая фантастика о захвате доблестным российским спецназом Англии и Америки… А еще война на Донбассе, которую российскому плебсу преподносят как такой себе фильм Квентина Тарантино, где кровь льется рекой, но совсем не страшно. Все это и есть путинский постмодернизм. Дремучий и непобедимый русский трэш.
«Постмодернизм как культурное течение, — пишут учебники, — не создает своих форм, он паразитирует на старых и в свое время отвергнутых. Их происхождение не имеет принципиального значения: от предметов быта, выброшенных на помойку или купленных в магазине, до шедевров мирового искусства. Заимствования, симуляция, ремейк, дописывание от себя классических произведений, — вот содержание искусства эпохи постмодерна».
Но вот, что интересно. Во множестве работ на эту тему, вышедших в России, феномен постмодернизма описан не иначе как «родовая травма Западного мира», в котором, дескать, давно уже разочаровался весь прочий Земной шар. Почему же это поветрие таким буйным цветом расцвело в канонической России, оплоте Православия, где, как утверждают апологеты «Русского мира», сохранился крепкий дух непобежденного народа?
Не потому ли, что Россия зашла в тупик? Поскольку путь в «назад», провозглашенный Путиным, оказался дорогой в холодную войну, а от нее — в войну мировую, пролетарскую революцию и татаро-монгольское иго? И всерьез идти туда желает разве что самая маргинальная часть россиян, мечтающая поработать в офисе Ивана Грозного опричниками. Мало-мальски зажиточные россияне, а особенно, новый истеблишмент, и еле дышащая (но еще дышащая) интеллигенция туда не хотят. Однако другого пути вождь не показал. От Европы «каменный плот» России оторвался, а причалить куда-нибудь к Монголии и Тибету стремно — не понятно, выдержит ли истонченная до прозрачной бледности цивилизованность россиян такое испытание.
Вот и остается брать пример с Гиркина — реконструировать умершую империю в кинематографическом и карнавальном варианте. А поскольку мир это нереальный, то интеллигенции и народному творчеству в нем высочайшим повелением дозволено изгаляться, кто как может. И народ изгаляется, да так, что искры из глаз летят.
И это не удивительно, ибо, чем больше народ ограничивают в свободе, тем бесбашеннее он эту свободу реализует в рамках дозволенного. Когда в государстве достигает апогея «параноидальное начало удушающего порядка» на арену обязательно выходит «шизоидное начало творческого беспредела» — сказал кто-то из великих. Всеобщая шизофрения позволяет людям, которым государство отказало в самореализации, найти себя в образе выдуманных героев, достичь фальшивого катарсиса в фальшивых страданиях. И это не самообман, никто себя не обманывает. Это компьютерная игра под названием «РФ — великая держава».
Если общество долгое время живет старыми формами, коды к их расшифровке теряются, писал Умберто Эко. Утрачивается сакральность, и культурные ценности становятся банальными предметами престижа или торга. Так было свое время с подделками под античность, так происходит с атрибутами Победы сегодня. Пилотки и гимнастерки на работниках автозаправочных станций — отличный маркетинговый ход. Плакаты с обнаженными красотками, увитыми колорадской ленточкой и приглашающими в ночной клуб словами: «Родина-мать зовет танцевать!» — призваны увеличить число клиентов. Заказы на детские коляски — броневики и декоративные надстройки над легковушками в виде танковых башен — доход малому бизнесу. Даже Путина пустили в дело: в России легко купить футболки, коврики, и даже лифчики с изображением венценосного.
Волнует ли это путинских идеологов? Нет, не волнует! Они крепко втемяшили себе в башку: клин клином вышибают. Вы, мол, американцы своим постмодернизмом разрушили наши скрепы, а мы своим абсурдом разрушим вашу мечту. И в этом смысле вся нынешняя идейно-культурная российская вакханалия — всего лишь часть контркультуры, наподобие «готов» или «эмо», растаманов или ЛГБТ.
Правда, есть одно отличие: на Западе таких субкультур множество, они соревнуются и выживает сильнейший. В России, как в обществе близком к тоталитарному, культура не может не контролироваться из одного центра, даже если это субкультура. А «народное творчество» — оно ведь способно выплеснуться в непредсказуемые формы. Народ может перейти границы, не заметив. Ведь от портретов Путина на ковриках и лифчиках до его изображений на рулонах туалетной бумаги не так уж и далеко…
Именно постмодернизм, как попытка сохранить старую форму, отказавшись от сталинского содержания, и погубил Советский Союз. Это когда здоровые дядьки лет за сорок, имеющие внуков, ходили с комсомольскими значками. Когда студентов сгоняли по разнарядке на «демонстрации трудящихся», и мы шли, но не из-за верности «делу Ленина», а чтобы дернуть водки в кафешке у Театра Юного зрителя и пообниматься с девочками. И потом пьяными шли по Крещатику и кричали Щербицкому на трибуне: «Да здравствует кафе «Яблонька»! И Щербицкий нам улыбался. И ни мы, ни партийные функционеры уже не понимали, что «Призывы к 7 ноября» печатаются на первых страницах партийных газет именно для того, чтобы не было такой постмодернистской самодеятельности.
Развалил «совок» не Запад, развалила его отчаянная попытка Политбюро оживить труху социалистического реализма постмодерном. Когда о гражданской войне стали повествовать «Неуловимые мстители», а о Великой Отечественной — сюрреалистические «Семнадцать мгновений весны». Миф о Великой Победе в 80-х годах был повержен не Сахаровым и Солженицыным, а евреем Броневым, создавшим любимый всеми образ доброго веселого дядюшки — начальника Гестапо Мюллера.
Игра тоталитарного режима в постмодернизм всегда заканчивается проигрышем. Рано или поздно это приведет к новой перестройке и очередной перестрелке в Москве. Ну что ж, запасемся попкорном и будем ждать.
