История восхождения США на вершину глобального могущества была рассказана неоднократно. Делали это такие специалисты по внешней политике, как Джордж Кеннан (George Kennan), и уважаемые комментаторы, как Уолтер Липпманн (Walter Lippmann) и Уильям Эплман Уильямс (William Appleman Williams), а относительно недавно — исследователями Уолтером Мидом (Walter Russell Mead), Кристофером Лейном (Christopher Layne) и Стивеном Сестановичем (Stephen Sestanovich). Тем не менее, тщательная работа Джона Томпсона, преподавателя американской истории в Кембриджском университете, проливает новый свет на эти исторические события*.
Вопрос о том, почему США решили использовать свои гигантские экономические и военные силы для осуществления дорогостоящего внешнеполитического вмешательства, поднят в самое подходящее время, с учетом растущих опасений о нестабильности ближневосточного региона и потенциальной угрозы китайского «восхода». Но Томпсон сумел продемонстрировать похвальную выдержку, ограничив свое исследование американской внешней политикой с периода окончания Гражданской войны до конца срока пребывания на посту президента Гарри Трумена. Поступая таким образом, он смог продемонстрировать сбалансированный взгляд на усиление роли США на международной арене без неуклюжих попыток извлечь политические уроки для современных политиков и высших должностных лиц. Отсутствие лекторского тона делает историческое исследование Томпсона еще более значимым, так как показывает читателю исторические свидетельства, не замутненные из-за взгляда через линзы современности. Следовательно, любые выводы относительно важности событий прошлого для настоящего остаются на совести читателя, а не служат пережеванным побочным продуктом идеологических воззрений автора.
Для лидеров, незнакомых с историей американской внешней политики конца XIX — начала XX века, книга Томпсона послужит очень информативным вступлением, успешно соблюдающим баланс между сухим академическим репортажем и увлекающейся мелочами «популярной» историей. Но и те, кто считают себя хорошо знакомыми с данным предметом, найдут для себя немало увлекательного и познавательного в его пересказе. Одаренный историк дипломатии, Томпсон в сжатой и побуждающей думать форме показывает процесс превращения США из отсталой, местной экономики малого значения в неоспоримого мирового лидера. В своем рассказе он соглашается с одними известными моментами и оспаривает другие путем глубокой критики общепринятых научных мнений.
Томпсон также проливает свет на крайне запутанные процессы, приведшие к решению США вступить в Первую мировую войну в 1917 году. Он приводит серию разнообразных причин, включая расколотое общественное мнение, культурную близость, которую элиты испытывали по отношению к Западной Европе, и моральное возмущение нападками на американский нейтралитет, не ограничиваясь более упрощенным подходом, обычно придающим большее значение роли личности (конкретно Вудро Вильсона) или предполагаемой угрозе национальной безопасности США со стороны Германии. Томпсон напоминает нам, что в 1914 году США нельзя было назвать единой страной ни в этническом, ни в идеологическом и экономическом смысле. В итоге мнения в поддержку участия и неучастия в войне распределись по ранее существовавшим линиям разлома. К примеру, населенный выходцами из Германии и скандинавских стран Средний Запад, к тому же, преимущественно аграрный, поддерживал невмешательство в войну, а более индустриальная, образованная и англофильская элита Восточного побережья придерживалась противоположного мнения.
Хотя книга Томпсона получилась легко читаемой, информативной и подталкивающей к размышлению, большим ее недостатком стала неспособность облечь рост американского внешнеполитического вмешательства в основательные теоретические рамки. Томпсон, надо отдать ему должное, уделил большую часть вступления обсуждению и критике существующих теоретических ответов на вопрос об американском интервенционизме. Тем не менее, хотя он громогласно пытается выйти за пределы выхолощенных, очень ограничивающих и опирающихся на один фактор теорий международных отношений, делает он это в основном путем неверного толкования аргументов своих теоретических оппонентов. В итоге его собственной сложной теории не достает ясности и убедительности, так как она не может внятно продемонстрировать взаимоотношения и удельный вес каждого из факторов, которые приводит автор. Помимо этого, он оставляет необъясненными такие важные причины, как общественное мнение и его влияние на принятие решений во внешней политике. При этом данные факторы занимают важное место в его интерпретациях исторических процессов, но не находят своего выражения в теоретическом вступлении.
Основная мишень критики Томпсона — реалистическая школа исследования международных отношений, утверждающая, что материальная сила служит главной причиной активной внешней политики вмешательства. Такие теоретики, как Кеннет Уолц (Kenneth Waltz), Джон Миршеймер (John Mearsheimer), Роберт Гилпин (Robert Gilpin) и Чарльз Глэйзер (Charles Glaser) утверждают, что из-за нестабильности международной системы, порожденной анархией, наличием наступательного оружия и неясности в отношении намерений других держав, государства могут рассчитывать только на свои силы в деле обеспечения своей безопасности. Теоретики могут не соглашаться друг с другом относительно эффективности политики, основанной на использовании силы, но они не спорят, что обеспокоенность из-за безопасности наиболее важна и служит самым значимым фактором, определяющим поведение государств.
Томпсон справедливо критикует эту теорию как чрезмерно упрощенную, хотя его критика страдает от нехватки полноты из-за его неправильного понимания теории. В частности, он ошибочно утверждает, что реалистическая школа не учитывает высокую стоимость интервенционализма. Это утверждение свидетельствует о серьезном непонимании реалистичной теории, в частности, Джона Миршеймера. Хотя предложенный Миршеймером термин «наступательного» реализма подчеркивает положительные стороны и выгоды агрессивного поведения государства, он совершенно ясно говорит, что далеко не всегда такое поведение будет выгодным или бесплатным. В своей судьбоносной работе «Трагедия политики сверхдержав» Миршеймер предваряет критику Томпсона и пишет, что «сверхдержавы — не безумные агрессоры, настолько жаждущие власти, что готовы, очертя голову, бросаться в обреченные на поражение войны или стремиться к Пирровым победам. Напротив, прежде, чем переходить к наступлению, великие державы тщательно изучают баланс сил и выясняют, как другие державы отреагируют на их действия. Они сравнивают риск и стоимость подобных шагов с вероятными выгодами».
Этот момент Томпсон упустил с легкостью, позволяющей заподозрить его в нежелании особенно критиковать эти теории. Действительно, излагая свое объяснение причин американской внешнеполитической активности, Томпсон использует те же факторы, которые критикует в этих теориях, например, материальную силу. Поэтому более верно сказать, что теоретический взгляд Томпсона представляет собой переосмысление существующих теорий международных отношений с учетом его идеологических обязательств, как историка, а не полное отрицание теорий Миршеймера, Гилпина и прочих.
Единая теория Томпсона о росте американского интервенционизма представляет собой смесь взаимосвязанных и поддерживающих друг друга причин, общая сумма которых больше, чем отдельно взятые части. Например, он говорит, что усиление американского внешнеполитического активизма не связано только с нарастанием силы США. Он считает, что растущая мощь постепенно снизила нежелание вмешиваться в международные дела, уменьшив цену таких действий. Как только интервенционизм стал дешевым, подобные действия стали казаться более приемлемыми для руководства и для общества. Вмешательство породило чувство моральной ответственности за обеспечение международной стабильности, которое, вкупе с экономической независимостью и раздувшимся высокомерием, загнало США на нынешнюю позицию мирового полицейского.
Проблематичность его теории в ее чрезмерном детерминизме, смеси разных переменных и отсутствия изучения роли таких важных механизмов, как общественное мнение. Теория также сохраняет центральным элементом значимость силы как направляющей поведение государства. Подчеркивая важность прошлого активного вмешательства как причины, подталкивающей к таким же действиям в будущем, теория Томпсона представляет собой, скорее, тавтологию и предопределенность, чем объяснение. США совершают вмешательство в международные дела, потому что вмешивались ранее, но нет объяснения того главного вмешательства, запустившего весь процесс. Вдобавок, из-за перемешанных вместе таких переменных, как безопасность и экономика, теория Томпсона страдает отсутствием ясности, и ее невозможно точно проверить ни логически, ни эмпирически. Наконец, столь важный фактор, как общественное мнение, играющий важную роль в исторической части книги, совсем не представлен в теоретической дискуссии. Это запутывает и сбивает с толку.
Но даже с учетом всех этих недостатков добросовестная работа Томпсона по краткому формулированию и обсуждению широкого спектра существующих теорий их области международных отношений заслуживает уважения. Легкость чтения этой книги и ее глубокие исторические знания делают ее ценным дополнением существующих работ на тему американской внешней политики. Более того, теоретические проколы Томпсона, накладывающие определенные ограничения, не следует считать решающими, так как его основная цель лежит в области истории, а не теории. Вместе с тем, его готовность критиковать другие теоретические подходы делает его собственные выкладки легитимными объектами критики. Будучи историком, а не политологом, Томпсон, вероятно, идеологически склонен к демонстрации сложности мира через отдельные события, а не заинтересован в показе объективных, обобщаемых отношений между более крупными трансисторическими переменными. Если такова была невысказанная истинная цель Томпсона, то ценность исторической части его труда только возрастает, а теоретической – дополнительно падает.
* «Чувство силы: корни американской глобальной роли», Джон Томпсон, 2015 год (A Sense of Power: The Roots of America’s Global Role. John A. Thompson, 2015)
Александр Керсс — научный сотрудник Центра «Национальный Интерес» (Center for the National Interest)
