Деннис Росс (Dennis Ross) правильно замечает, что ближневосточные лидеры сегодня прислушиваются к Владимиру Путину несмотря на то, что американских войск в этом регионе гораздо больше, чем российских. В основном это вызвано тем, что русские продвигали возобладавшую к настоящему времени идею о готовности Москвы участвовать в региональных конфликтах в момент, когда Америка переходит к отступлению. Недавно Россия отпраздновала освобождение древнего города Пальмира от боевиков «Исламского государства» (ИГИЛ). Несмотря на разоблачения, вызывающие сомнения в российских военных успехах в Пальмире, Москва отодвинула на задний план все негативные сообщения, изобретательно используя свои ресурсы по формированию общественного мнения.
Хотя будущее войны в Сирии неопределенно, понятно, что Россия ведет там гибридную войну, в комплексе используя свои военные, дипломатические и медийные возможности для достижения поставленных целей малыми боевыми силами.
Верно и то, что Россия имеет определенный успех на поле боя в Сирии, хотя эти победы не превратили Москву в новую ведущую силу в ближневосточном регионе. Главное практическое достижение России состоит в той моральной поддержке, которую она оказала сирийской арабской армии. Это позволило силам режима добиваться больших успехов в боях, и одновременно ослабило решимость повстанческих сил, стремящихся к свержению режима. Нанеся тысячи авиаударов, Россия также сумела весьма эффективно упрочить режим, который летом 2015 года терял свои территории, и в конце года помогла сирийским властям в наступлении на Алеппо и близлежащие города и поселки.
Но если сравнить карты нынешней обстановки в Сирии с картами до российской интервенции, окажется, что Асад при поддержке Москвы сумел вернуть под свой контроль лишь незначительные территории. Кроме того, эта интервенция пока еще не положила конец неудачам режима, так как лишь за первую неделю мая его войска отдали боевикам ИГИЛ газовое месторождение Эш-Шаер, а «Джабхат ан-Нусре» — стратегически важный населенный пункт Хан-Туман. До этого русские нанесли катастрофический авиаудар по госпиталю в Алеппо, где погибли 50 мирных жителей. Кроме того, тысячи российских боевых вылетов за последние восемь месяцев так пока и не обеспечили выполнение главной стратегической задачи Асада по захвату Алеппо.
На дипломатическом фронте Россия выступает за политические переговоры между режимом и повстанческой коалицией и за прекращение огня между сторонами. Но эти усилия пока не привели к началу устойчивого мирного процесса, создав лишь нестабильное перемирие.
Пальмира — это главный пример того, как Москва действует в Сирии, где успехи на поле боя, какими бы сомнительными и скромными они ни были, служат основанием для создания общей картины российского успеха. Дамаск и Москва всячески подчеркивают роль России в этой кампании. Президент Башар аль-Асад заявил, что российская авиационная поддержка является существенно важной, а кремлевский пресс-секретарь сказал, что «освобождение Пальмиры было бы невозможно без российской помощи». Это достижение всячески превозносится в связи с историческим значением данного города и разрушениями памятников древности боевиками ИГИЛ.
Но последние сообщения Sky News указывают на то, что захват Асадом Пальмиры мог стать результатом сговора, а не наступления. Перебежчики из ИГИЛ утверждают, что «Исламское государство» отдало правительственным войскам Пальмиру в рамках серии соглашений о сотрудничестве. Пока не ясно, соответствует ли это сообщение действительности, однако оно кажется весьма правдоподобным, учитывая давнюю историю сотрудничества сирийского режима с джихадистами в случае необходимости. Через сирийскую территорию в Ирак попадали боевики, боровшиеся против американской оккупации этой страны; в 2011 году Дамаск освободил мусульманских экстремистов из тюрьмы города Седная; а торговля нефтью между ИГИЛ и режимом оценивалась в 40 миллионов долларов в месяц. Такие утверждения должны быть губительны для России, так как под сомнение поставлено одно из ее главных достижений в ходе кампании против повстанческих группировок. Кроме того, утверждения о координации действий сирийского режима с ИГИЛ должны вызывать смущение у Кремля, который называет военную интервенцию кампанией борьбы с исламским экстремизмом.
Но это сообщение никак не повлияло на общее представление о битве за Пальмиру. Российские методы формирования повествовательной линии и работа ее международных СМИ (Sputnik и RT) позволили Москве исключить данные обвинения из своих триумфаторских рассказов. Это довольно легко, поскольку прозвучавшие сообщения не удалось подтвердить. А Россия отпраздновала победу выступлением оркестра Мариинского театра в римском амфитеатре Пальмиры. Этот концерт был наполнен символизмом: дирижировал там российский маэстро Валерий Гергиев, на виолончели играл близкий друг Путина Сергей Ролдугин, а посвящен он был археологу Халиду аль-Асааду (Khalid al-Asaad), который был убит боевиками ИГИЛ за то, что отказался показать им спрятанные античные артефакты. К зрителям, среди которых были российские и сирийские военные, несколько гражданских сирийцев и западные репортеры, по видеосвязи обратился Путин. Смысл мероприятия был понятен: Россия благодаря своему мужеству и решимости находится на правильной стороне истории, защищая от варварского халифата западную цивилизацию, олицетворением которой является объект всемирного культурного наследия в Пальмире.
Успех в гибридной войне отчасти объясняется тем, что Россия действует в странах, где у нее имеются относительные преимущества, скажем, в Сирии. Это место, где, по мнению американского президента, невозможно одержать победу, обеспечило восхищение теми незначительными успехами, которые были достигнуты. Сопроводив свою операцию хорошо скоординированной кампанией в средствах массовой информации, Россия сумела ограничить численность своей группировки и масштабы боевых действий, и в то же время весьма уклончиво рассуждает об основополагающих целях данной интервенции. Такой подход обеспечил Кремлю гибкость и маневренность в той повествовательной линии, которую он проводит через свои хорошо организованные международные медийные организации.
Пока это гибридное наступление несомненно является эффективным, так как западные и ближневосточные средства массовой информации продолжают восхищаться приходом Москвы в этот регион.
Ари Хейнштейн — специальный помощник директора Института исследования вопросов национальной безопасности Израиля.
Вера Михлин-Шапир — научный сотрудник Института исследования вопросов национальной безопасности Израиля. С 2010- по 2015 годы она работала в Институте исследования вопросов национальной безопасности Израиля.
