Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мировая история изобилует примерами того, как географическое положение обусловливает политическую и экономическую судьбу государств и народов. Эти примеры бывают особенно трагичными, когда за близостью не следует постепенное впитывание положительных культурных образцов и взаимовыгодное двустороннее экономическое сотрудничество.
Мировая история изобилует примерами того, как географическое положение обусловливает политическую и экономическую судьбу государств и народов. Эти примеры бывают особенно трагичными, когда за близостью не следует постепенное впитывание положительных культурных образцов и взаимовыгодное двустороннее экономическое сотрудничество. Такую ситуацию хорошо иллюстрирует губительный для нас российский термин «ближнее зарубежье» — очень красноречивый и не уникальный в мировом масштабе.
В мире, конечно, хватает и добрососедских отношений, но факт остается фактом: география всегда влияла на судьбы народов. Я не случайно использовал здесь прошедшее время: ведь мы постоянно слышим о том, что глобализация и современные методы коммуникации упраздняют расстояния и придают слову «соседство» совершенно новое значение, радикальным образом отличающееся от его прежнего наполнения. Неужели мы на самом деле живем в мире, где выбор друзей и партнеров по бизнесу не связан с географическими факторами и связями, обусловленными политической картой мира?
Бегство в виртуальную реальность
Уже много лет назад влиятельный еженедельник The Economist назвал одно из своих приложений «Смерть расстояний». Идеалисты, обожающие интернет, любят такого рода дискурс. Для них цифровой и физический миры — это совершенно самостоятельные пространства, и первое полностью независимо от традиционных политических контекстов.
Примером такого абстрактного видения мира выступают многочисленные компьютерные игры, в которых друг против друга воют фиктивные личности: соперники обычно представлены в привлекательной графической форме, но сами поединки не имеют ничего общего с конфликтами реального мира. Мирно настроенные интернет-пользователи погружаются в иллюзии виртуального мира, наблюдая, например, за созданными из пикселей крестьянами, которые выращивают на виртуальных полях пиксельное продовольствие, доступное в любых количествах каждому нуждающемуся в полном отрыве от географических реалий.
Вспомним для порядка, что география влияла на судьбы людей не только в результате конфликта интересов между соседствующими странами, но и в рамках одного государства. Однако эти внутригосударственные проблемы имеют принципиально иной характер, по-разному выглядят и их непосредственные причины, хотя они тоже изначально обусловлены различиями в уровне развития и культуре.
Хорошим примером могут послужить здесь богатые Соединенные Штаты. Там существуют большие регионы, выделяющиеся на фоне других более низким уровнем благосостояния, что среди прочего приводит, как показало недавнее исследование, описанное во влиятельном издании Journal of the American Medical Association, к огромной разнице в продолжительности жизни между, скажем, Северной Дакотой и штатом Мэн. Более того, в последние годы этот разрыв демонстрирует тенденцию к росту.
На первый взгляд кажется, что в данном случае ситуацию легко изменить, ведь в конце концов каждый житель США может переехать в более богатый регион и таким образом «продлить» если не свою жизнь, то по крайней мере жизнь своих детей. Но на практике из-за глубоко коренящихся причин культурного плана сделать это очень сложно, что показывает, какой сильный отпечаток накладывает на людей география.
Другой пример? 30 лет назад жители Центральной Африки демонстрировали в опросах общественного мнения тот же уровень удовлетворенности жизнью, что и жители Западной Европы: просто потому, что они не отдавали себе отчет в существовании стран, где люди обладают несоразмерно большими возможностями в доступе к цивилизационным благам и в два раза дольше живут. Сейчас африканцы это знают, потому что интернет стер границы передачи информации. Но сказалось ли это благотворно на их судьбе, уменьшило ли значение политических границ? Об отрицательном ответе недвусмысленно свидетельствует захлестнувшая нас волна миграции, представляющая собой отчаянную попытку бросить вызов продолжающим существовать географическим реалиям. Пора отказаться от иллюзий: термин «смерть расстояний» нельзя отнести к подавляющей части сфер человеческой деятельности, а оснований утверждать, что физическая реальность перестала доминировать над реальностью виртуальной, у нас не появилось.
Умерщвление реальности
Вспомним, что в недавнем прошлом разнообразные пророки уже провозглашали различные «смерти». Лет тридцать назад мы якобы стояли на пороге «смерти городов», которая была вызвана ростом преступности и стремлением богатеющих обществ сменить грязные метрополии на волшебную жизнь среди лесов и озер. Согласно недавнему докладу ООН реальность оказалась иной: скоро население мировых городов будет увеличиваться на 200 тысяч человек в день! Вышедшая позднее и получившая незаслуженную славу книга Фукуямы о конце истории тоже скрывала в себе заблуждение. Сегодня на худой конец более верным кажется тезис о начале, а не о конце истории.
Станет ли более реальным предсказание о «конце географии»? Видим ли мы сейчас симптомы того, что политические и географические реалии утрачивают свое значение и уступают место реальности виртуальной?
Взглянем на современный мир. Интернет интернетом, но Средиземноморские страны остаются ключевым связующим звеном Европы с Северной Африкой, а польские политики проявляют повышенный интерес к странам, граничащим с нами на востоке. Извечная напряженность между Китаем и Японией отнюдь не сходит на нет, а многие эксперты предполагают, что мощь Соединенных Штатов будет в ближайшие годы расти преимущественно на оси север — юг, объединяя людей от Канады по Мексику, а не на оси восток — запад, связывающей океаны.
В свою очередь Россия, несмотря на то, что она не может предложить никому ничего привлекательного, успешно базирует свою позицию на упомянутой в начале статьи концепции «ближнего зарубежья». Все это соответствует традиционному пониманию карты как пространственного отображения принципов разделения мира и служит источником своеобразного реализма в международной политике.
Но останется ли так навсегда, будет ли география в дальнейшем выступать важным элементом, определяющим глобальные реалии? Почему общества и мир должны подчиняться принципам географии, а не, например, сходствам и различиям между людьми? Современные социальные сети и перемещение больших массивов данных создают огромные возможности для контактов, служат передаче эмоций, стремлений, надежд и без труда связывают большие и самые разнообразные группы.
Выбор собственного племени
Сейчас мы все чаще вступаем в контакты с окружающими, руководствуясь собственным выбором, а не ориентируясь на традиции, политику или формальные ограничения, связанные с физическими расстояниями. По сути, каждый из нас стал своим собственным картографом, который создает свои «государства» или, по меньшей мере, «племена», забывая о границах созданных политической историей. Пока мы занимаемся этим для личных нужд, но в будущем все может измениться.
Чтобы привести один из сотен существующих примеров, вспомним креативных жителей Кремниевой долины. «Народы долины» и нескольких других, успешно копирующих опыт Silicon Valley мировых центров, создают надгосударственную структуру, обладающую уникальным характером. Чтобы не ходить за примером далеко: среди 250 сотрудников одной известной мне калифорнийской компании есть люди 35 национальностей, живущие в 10 странах. Они сильнее связаны с новым виртуальным окружением, чем с родной, зачастую замкнутой в себе традицией.
В мире конфликтов между соседями этот пример выглядит оптимистично. Гораздо проще, однако, привести примеры пугающих ситуаций, список которых начинает драматически актуальная проблема так называемого Исламского государства. Ведь ИГИЛ — это, по сути, виртуальное объединение людей, восприимчивых к преступной идеологии своих лидеров. Между тем мы сами возлагаем надежды, связанные с сохранением мира во всем мире, на надгосударственную и тоже несколько «оторванную» от географии организацию — НАТО, которая сейчас ограничивает (хотя, к сожалению, не может полностью искоренить) опасность возникновения конфликтов: как соседских, так и глобальных — возникающих с участием не входящих в Альянс стран. Может быть, скоро мы уже не будет обречены на влияние географии?
Земля, или камень на шее
Это, пожалуй, случится не скоро: чем внимательнее мы приглядимся к этим явлениям, тем больше возникнет сомнений. Хотя бы интернет: еще в начале века многие из нас верили в то, что грядет эра открытого сетевого общества, которое переломит географическое предопределение. Казалось, что сетевые связи граждан смогут успешно противостоять тирании политики.
Это подтверждали такие примеры, как события в Египте, где сетевые контакты стали ключом к свержению режима Мубарака. Сейчас мы отчетливо видим, что политика, базирующаяся на географических основаниях, отлично справляется с ограничением свободы в интернете. Автократические режимы всего мира извлекли выводы из египетских событий: в Китае ограничили доступ к Facebook и Google, в России следят за диссидентами, а о таких странах, как Северная Корея можно даже не вспоминать.
Устойчивые демократии находят аргументы, доказывающие необходимость ограничить сетевые свободы. В данном случае их сложно отмести. Ведь почему в интернете не должно быть никакого регулирования, позволяющего государству его контролировать, если в реальной жизни к «регуляционно-цензорским» действиям мы все давно привыкли?
Коронный аргумент — это, конечно, соображения безопасности и общественного порядка, что, к сожалению, не исключает возможности злоупотребления сведениями, полученными таким путем. Пример, который предоставил нам три года назад Эдвард Сноуден, показывает масштаб слежки за гражданами США и нескольких других стран, а также возможностей государства влиять на движение цифровых данных даже в очень либеральных странах.
Это может показаться удивительным, но силу интернета снижают даже его бесспорные властители: руководители ведущих порталов и операторы связи. Разворачивающаяся между ними жестокая конкуренция в сочетании с огромным массивом данных о пользователях привела к тому, что сейчас нет двух человек, которые получат в результате своего поиска в сети одинаковые результаты, что казалось фундаментальным атрибутом интернет-сообщества.
Вмешательство в передающуюся по сети информацию привело к парадоксальной ситуации, в которой лишь 20% интернет-активности можно назвать отвечающей идеалистическим представлениям об открытом и свободном интернете. Все остальное находится в руках всемогущих сетевых гигантов, и это подрывает веру в истинно гражданский характер интернета. Впрочем, в такой вере изначально было слишком много оптимизма. Ведь идея интернета родилась не из мечтаний об обогащении межчеловеческих контактов, а стала эффектом реакции на военные вызовы и работ, которые финансировал американский оборонный сектор.
Вопреки расхожему представлению, зачатки мощи Кремниевой долины тоже имели подобные корни. Возможно, стоит при случае вспомнить, что одним из создателей основ интернета считается американец польского происхождения Пол Бэран (Paul Baran): работая в корпорации RAND, он в 1962 году опубликовал фундаментальную работу на тему устройства сети передачи данных, которая способна выстоять в ходе Третьей мировой войны, грозившей тогда миру. Если добавить к этому факт, что польского ученого Яна Чохральского (Jan Czochralski) считают отцом кремниевой электроники, мы получим любопытный пример вклада наших выдающихся соотечественников в развитие ключевой в наши дни сферы технологий.
Плодотворные попытки влиять на движение информации, которые предпринимает руководство отдельных государств, — это не единственная проблема, связанная с темой политико-географического устройства мира. Взглянем на глобализацию экономики. Открытие рынков отнюдь не означает, что место размещения производства перестает иметь значение, просто это значение стало не таким, как раньше.
Сыры, галстуки и социальный капитал
Сотни лет назад люди в основном пользовались продуктами, произведенными в своем районе. Сейчас все изменилось, но это не означает, что место производство уже не имеет значения. На самом деле, поразительно, как мало удалось сделать при помощи цифровой коммуникации для распределения и рассеивания многих сфер продукции и услуг.
Почему тысячи людей в секторе финансовых услуг всматриваются в экраны своих компьютеров, сидя в офисах, сконцентрированных на пространстве в нескольких сотен метров в невероятно дорогом лондонском Сити или в Нижнем Манхэттене? Почему самое лучшее программное обеспечение создают в Кремниевой долине, фотоаппараты стали специализацией Японии, а самые дорогие в мире галстуки шьют в окрестностях озера Кома на Севере Италии?
На первый взгляд для этого нет никаких причин, однако концентрация производства не уменьшается, и даже наоборот, во многих случаях демонстрирует тенденции к росту. Причину такого положения вещей обнаружить, однако, не так сложно: сейчас в выборе места расположения компании, производящей добавленную стоимость, больше не играет роли наличие природных богатств (даже если это алмазы). Эту функцию исполняет умение использовать финансовый, человеческий и, в первую очередь, социальный капитал. В современном мире краеугольным камнем стали человеческие компетенции, законодательное окружение бизнеса, институциональная культура и атмосфера, способствующая завязыванию творческих контактов. Именно эти факторы становятся основой силы регионов и отдельных государств.
На фоне глобальной свободы инвестирования капиталов и растущей день ото дня мобильности людей конкретным местом на карте остается лишь социальный капитал. Поэтому государства, осознающие ценность такого капитала, еще долго будут оставаться счастливыми островами в море на первый взгляд унифицирующегося мира.
Не боясь ошибиться, предсказать можно только одно: дальнейшее закрепление моделей поведения, характерных для сетевого общества, приведет к бурному развитию социографии: научной дисциплины, которая изучает, в частности, отношения, ведущие к созданию новых социальных структур с сильной автономной идентичностью входящих в них членов. Мы пока не знаем, как повлияют эти процессы на судьбу отдельных государств и всего мира, ясно только, кто мобилизация племен из социальных сетей будет нарастать.
Михал Клейбер — профессор технических наук, бывший министр науки, в 2007-2015 годах — руководитель Польской академии наук.
Хорошим примером могут послужить здесь богатые Соединенные Штаты. Там существуют большие регионы, выделяющиеся на фоне других более низким уровнем благосостояния, что среди прочего приводит, как показало недавнее исследование, описанное во влиятельном издании Journal of the American Medical Association, к огромной разнице в продолжительности жизни между, скажем, Северной Дакотой и штатом Мэн. Более того, в последние годы этот разрыв демонстрирует тенденцию к росту.
На первый взгляд кажется, что в данном случае ситуацию легко изменить, ведь в конце концов каждый житель США может переехать в более богатый регион и таким образом «продлить» если не свою жизнь, то по крайней мере жизнь своих детей. Но на практике из-за глубоко коренящихся причин культурного плана сделать это очень сложно, что показывает, какой сильный отпечаток накладывает на людей география.
Другой пример? 30 лет назад жители Центральной Африки демонстрировали в опросах общественного мнения тот же уровень удовлетворенности жизнью, что и жители Западной Европы: просто потому, что они не отдавали себе отчет в существовании стран, где люди обладают несоразмерно большими возможностями в доступе к цивилизационным благам и в два раза дольше живут. Сейчас африканцы это знают, потому что интернет стер границы передачи информации. Но сказалось ли это благотворно на их судьбе, уменьшило ли значение политических границ? Об отрицательном ответе недвусмысленно свидетельствует захлестнувшая нас волна миграции, представляющая собой отчаянную попытку бросить вызов продолжающим существовать географическим реалиям. Пора отказаться от иллюзий: термин «смерть расстояний» нельзя отнести к подавляющей части сфер человеческой деятельности, а оснований утверждать, что физическая реальность перестала доминировать над реальностью виртуальной, у нас не появилось.
Умерщвление реальности
Вспомним, что в недавнем прошлом разнообразные пророки уже провозглашали различные «смерти». Лет тридцать назад мы якобы стояли на пороге «смерти городов», которая была вызвана ростом преступности и стремлением богатеющих обществ сменить грязные метрополии на волшебную жизнь среди лесов и озер. Согласно недавнему докладу ООН реальность оказалась иной: скоро население мировых городов будет увеличиваться на 200 тысяч человек в день! Вышедшая позднее и получившая незаслуженную славу книга Фукуямы о конце истории тоже скрывала в себе заблуждение. Сегодня на худой конец более верным кажется тезис о начале, а не о конце истории.
Станет ли более реальным предсказание о «конце географии»? Видим ли мы сейчас симптомы того, что политические и географические реалии утрачивают свое значение и уступают место реальности виртуальной?
Взглянем на современный мир. Интернет интернетом, но Средиземноморские страны остаются ключевым связующим звеном Европы с Северной Африкой, а польские политики проявляют повышенный интерес к странам, граничащим с нами на востоке. Извечная напряженность между Китаем и Японией отнюдь не сходит на нет, а многие эксперты предполагают, что мощь Соединенных Штатов будет в ближайшие годы расти преимущественно на оси север — юг, объединяя людей от Канады по Мексику, а не на оси восток — запад, связывающей океаны.
В свою очередь Россия, несмотря на то, что она не может предложить никому ничего привлекательного, успешно базирует свою позицию на упомянутой в начале статьи концепции «ближнего зарубежья». Все это соответствует традиционному пониманию карты как пространственного отображения принципов разделения мира и служит источником своеобразного реализма в международной политике.
Но останется ли так навсегда, будет ли география в дальнейшем выступать важным элементом, определяющим глобальные реалии? Почему общества и мир должны подчиняться принципам географии, а не, например, сходствам и различиям между людьми? Современные социальные сети и перемещение больших массивов данных создают огромные возможности для контактов, служат передаче эмоций, стремлений, надежд и без труда связывают большие и самые разнообразные группы.
Выбор собственного племени
Сейчас мы все чаще вступаем в контакты с окружающими, руководствуясь собственным выбором, а не ориентируясь на традиции, политику или формальные ограничения, связанные с физическими расстояниями. По сути, каждый из нас стал своим собственным картографом, который создает свои «государства» или, по меньшей мере, «племена», забывая о границах созданных политической историей. Пока мы занимаемся этим для личных нужд, но в будущем все может измениться.
Чтобы привести один из сотен существующих примеров, вспомним креативных жителей Кремниевой долины. «Народы долины» и нескольких других, успешно копирующих опыт Silicon Valley мировых центров, создают надгосударственную структуру, обладающую уникальным характером. Чтобы не ходить за примером далеко: среди 250 сотрудников одной известной мне калифорнийской компании есть люди 35 национальностей, живущие в 10 странах. Они сильнее связаны с новым виртуальным окружением, чем с родной, зачастую замкнутой в себе традицией.
В мире конфликтов между соседями этот пример выглядит оптимистично. Гораздо проще, однако, привести примеры пугающих ситуаций, список которых начинает драматически актуальная проблема так называемого Исламского государства. Ведь ИГИЛ — это, по сути, виртуальное объединение людей, восприимчивых к преступной идеологии своих лидеров. Между тем мы сами возлагаем надежды, связанные с сохранением мира во всем мире, на надгосударственную и тоже несколько «оторванную» от географии организацию — НАТО, которая сейчас ограничивает (хотя, к сожалению, не может полностью искоренить) опасность возникновения конфликтов: как соседских, так и глобальных — возникающих с участием не входящих в Альянс стран. Может быть, скоро мы уже не будет обречены на влияние географии?
Земля, или камень на шее
Это, пожалуй, случится не скоро: чем внимательнее мы приглядимся к этим явлениям, тем больше возникнет сомнений. Хотя бы интернет: еще в начале века многие из нас верили в то, что грядет эра открытого сетевого общества, которое переломит географическое предопределение. Казалось, что сетевые связи граждан смогут успешно противостоять тирании политики.
Это подтверждали такие примеры, как события в Египте, где сетевые контакты стали ключом к свержению режима Мубарака. Сейчас мы отчетливо видим, что политика, базирующаяся на географических основаниях, отлично справляется с ограничением свободы в интернете. Автократические режимы всего мира извлекли выводы из египетских событий: в Китае ограничили доступ к Facebook и Google, в России следят за диссидентами, а о таких странах, как Северная Корея можно даже не вспоминать.
Устойчивые демократии находят аргументы, доказывающие необходимость ограничить сетевые свободы. В данном случае их сложно отмести. Ведь почему в интернете не должно быть никакого регулирования, позволяющего государству его контролировать, если в реальной жизни к «регуляционно-цензорским» действиям мы все давно привыкли?
Коронный аргумент — это, конечно, соображения безопасности и общественного порядка, что, к сожалению, не исключает возможности злоупотребления сведениями, полученными таким путем. Пример, который предоставил нам три года назад Эдвард Сноуден, показывает масштаб слежки за гражданами США и нескольких других стран, а также возможностей государства влиять на движение цифровых данных даже в очень либеральных странах.
Это может показаться удивительным, но силу интернета снижают даже его бесспорные властители: руководители ведущих порталов и операторы связи. Разворачивающаяся между ними жестокая конкуренция в сочетании с огромным массивом данных о пользователях привела к тому, что сейчас нет двух человек, которые получат в результате своего поиска в сети одинаковые результаты, что казалось фундаментальным атрибутом интернет-сообщества.
Вмешательство в передающуюся по сети информацию привело к парадоксальной ситуации, в которой лишь 20% интернет-активности можно назвать отвечающей идеалистическим представлениям об открытом и свободном интернете. Все остальное находится в руках всемогущих сетевых гигантов, и это подрывает веру в истинно гражданский характер интернета. Впрочем, в такой вере изначально было слишком много оптимизма. Ведь идея интернета родилась не из мечтаний об обогащении межчеловеческих контактов, а стала эффектом реакции на военные вызовы и работ, которые финансировал американский оборонный сектор.
Вопреки расхожему представлению, зачатки мощи Кремниевой долины тоже имели подобные корни. Возможно, стоит при случае вспомнить, что одним из создателей основ интернета считается американец польского происхождения Пол Бэран (Paul Baran): работая в корпорации RAND, он в 1962 году опубликовал фундаментальную работу на тему устройства сети передачи данных, которая способна выстоять в ходе Третьей мировой войны, грозившей тогда миру. Если добавить к этому факт, что польского ученого Яна Чохральского (Jan Czochralski) считают отцом кремниевой электроники, мы получим любопытный пример вклада наших выдающихся соотечественников в развитие ключевой в наши дни сферы технологий.
Плодотворные попытки влиять на движение информации, которые предпринимает руководство отдельных государств, — это не единственная проблема, связанная с темой политико-географического устройства мира. Взглянем на глобализацию экономики. Открытие рынков отнюдь не означает, что место размещения производства перестает иметь значение, просто это значение стало не таким, как раньше.
Сыры, галстуки и социальный капитал
Сотни лет назад люди в основном пользовались продуктами, произведенными в своем районе. Сейчас все изменилось, но это не означает, что место производство уже не имеет значения. На самом деле, поразительно, как мало удалось сделать при помощи цифровой коммуникации для распределения и рассеивания многих сфер продукции и услуг.
Почему тысячи людей в секторе финансовых услуг всматриваются в экраны своих компьютеров, сидя в офисах, сконцентрированных на пространстве в нескольких сотен метров в невероятно дорогом лондонском Сити или в Нижнем Манхэттене? Почему самое лучшее программное обеспечение создают в Кремниевой долине, фотоаппараты стали специализацией Японии, а самые дорогие в мире галстуки шьют в окрестностях озера Кома на Севере Италии?
На первый взгляд для этого нет никаких причин, однако концентрация производства не уменьшается, и даже наоборот, во многих случаях демонстрирует тенденции к росту. Причину такого положения вещей обнаружить, однако, не так сложно: сейчас в выборе места расположения компании, производящей добавленную стоимость, больше не играет роли наличие природных богатств (даже если это алмазы). Эту функцию исполняет умение использовать финансовый, человеческий и, в первую очередь, социальный капитал. В современном мире краеугольным камнем стали человеческие компетенции, законодательное окружение бизнеса, институциональная культура и атмосфера, способствующая завязыванию творческих контактов. Именно эти факторы становятся основой силы регионов и отдельных государств.
На фоне глобальной свободы инвестирования капиталов и растущей день ото дня мобильности людей конкретным местом на карте остается лишь социальный капитал. Поэтому государства, осознающие ценность такого капитала, еще долго будут оставаться счастливыми островами в море на первый взгляд унифицирующегося мира.
Не боясь ошибиться, предсказать можно только одно: дальнейшее закрепление моделей поведения, характерных для сетевого общества, приведет к бурному развитию социографии: научной дисциплины, которая изучает, в частности, отношения, ведущие к созданию новых социальных структур с сильной автономной идентичностью входящих в них членов. Мы пока не знаем, как повлияют эти процессы на судьбу отдельных государств и всего мира, ясно только, кто мобилизация племен из социальных сетей будет нарастать.
Михал Клейбер — профессор технических наук, бывший министр науки, в 2007-2015 годах — руководитель Польской академии наук.
