Есть чудесный возвратный глагол «нарисоваться». Его употребляют, когда хотят подчеркнуть, что некто появился, а) неожиданно для присутствующих, б) с неясными намерениями, не сулящими присутствующим ничего хорошего, иногда в) сам в сомнении, а стоило ли вообще появляться, и хотя, в глазах говорящего, нарисовавшийся нарисовался г) в ненужном месте и в самое неподходящее время, он все же может д) из фикции бездарного художника сделаться эдакой Галатеей.
В русском языке последних лет есть несколько таких занимательных слов и выражений, которые сначала нарисовались немногими скупыми штрихами, но мало-помалу напитались людскими фантазиями и ожиданиями и — вот вам пожалуйста! — они теперь реальнее реальных, ароматнее самых пахучих, громче самых крикливых. Как все это возможно, спросите вы. Давайте попробуем разобраться на примере почти только двух удивительных английских слов.
Любите ли вы Байкера Хирурга так, как люблю его я?
Нет-нет, не как роскошного мужчину. Чисто филологически? Он олицетворяет одновременно и вечную женственность, и вечную детскость русской души.
Начнем с хирургии. Несмотря на старинную привязанность русской идеологической речи к кавычкам, — на ли не помнить, с позволения сказать, «поэта» Бродского, «правозащитника» Сахарова, «писателя» Солженицына, — ни разу не хирург Залдостанов именуется этой своей кликухой даже в самых серьезных российских изданиях. Не знаю, читали ли работники российской печати книгу Модеста Колерова «Жестокость и хирургия», вышедшую в 1998 году, т. е. незадолго до начала нашей нынешней эпохи. Просто есть в том, как слово Хирург у нас употребляется применительно к носителю кликухи, что-то жестокое, страшное.
Если бы я был поэт, то сказал бы, что сам этот факт — употребление названия одной из величайших профессий применительно к тому, о чем пойдет речь дальше, — без кавычек и с прописной буквы, — сам этот факт есть проявление бессмысленной жестокости к русскому языку и к его несчастным носителям. Но это если бы я был поэт, а так пафос неуместен. В конце концов, разве логический разбор злобного абсурда не должен быть холодным и отстраненным? Должен, должен.
Перейдем к ми-ми-ми. Отбежим от страшного греческого хирурга к сладкому английскому байкеру. Ведь кто такие эти роскошные кентавры, наездники харлеев и хонд? Кто эти суровые и вольнолюбивые путники, рассекающие по хайвеям Среднего Запада? У кого самый начищенный в мире хром? Чья кожа пропахла североамериканскими бизонами? Есть ли, черт побери, что-то более американское и менее русское, чем байкер? Нет ничего.
Наши байкеры — дети бездорожья и безбензинья. В их руках может быть только палка. Не две лыжные палки от нордик-вокинга, нет! Только посох. Ибо наш вольный байкер — калика перехожий. Он идет, этот по-своему вольный Герасим, бросивший даже лодку-соучастницу предательства, уходит, глухонемой одиночка, в далекую свою деревню, в поселок городского типа «Китеж». Ни с кем не поделится он тяжкой думой, ни на ком больше не остановит свой взгляд. Да и сам он, такой, никому больше не нужен. Как ни перерисовывай Достоевский Герасима в Раскольникова, как ни клади Залдостанов мейкап, никого-то ты, друг, не запикапишь, пешедралом-то.
Байкер Хирург — в этом мускулистом союзе древнегреческого имени великих сынов Асклепия с английским именем самого мужественного кентавра Северной Америки — русское ухо услышало мечту. Он не был каликою перехожим, а был вполне крепким мужчиною, способным заняться полезным делом. Но вдруг, по мановению только языка, повелся на слово, нарисовавшееся в русском медийном воздухе, и подался в какие-то свои космополитические дали, в какие-то е, извините, не знаю, как точно, уж не беня ли, подался всем телом, всей душой, куда-то далеко вон, в окружении ватаги кенокефалов, позабывших о своих Муму.
Циники, которые смеются над сообществом байкеров, нуждающимся в хорошем автодорожном покрытии и в охраняемых стоянках, да как же не стыдно вам глумиться над трагическим племенем, затерявшимся на нашем странном советско-ордынском плато? Уж не хотите ли вы таким подлым способом вызвать неприязнь к духовным детям американских асфальтовых джунглей как к социальной группе?!
Циники из числа внимательных читателей газет и телезрителей немедленно сослались бы на тщетные попытки поговорить с самим денотатом словосочетания «байкер Хирург»: скрывающийся под этой маской господин Залдостанов искусно прячет от окружающих свой сигнификат, выступая с энигматическими речами, не поддающимися даже приблизительному толкованию.
Второй случай столь же задушевного поцелуя взасос иноязычного слова, перешедшего на язык современного россиянина, посвященного в нашу кислотную медиа-среду, это гордость российской официальной журналистики и политической технологии — пранкеры Лексус и Вован. Скажем прямо, в отличие от маловысокохудожественно-красноречивого Байкера Хирурга, словно высеченного из одного гимнастического коня, оба пранкера демонстрируют, по-видимому, высшую планку современного российского государственного интеллектуализма.
Из недавнего интервью, которое Вован и Лексус дали интернет-газете «Медуза», неопровержимо следует, что сам нейминг этих выдающихся персонажей вовсе не случайно такой английский. Подобно байкеру Хирургу, и предшественники наших пранкеров родились от встречи греческого и английского лингвогенетического материала. В мрачное советское время пранкер назывался «телефонным хулиганом», или хулиганом, спрятавшимся за длинным-предлинным телефонным шнуром. С течением времени в слове «хулиган», потерявшем прежний поэтический шлейф, который тянулся через Бродского к Есенину, на первый план выдвинулась скучная обыденщина. И вот тогда на помощь бедным россиянам пришел дивный пранкер.
Получив эту британо-американскую помощь как бы по ленд-лизу, русский человек сумел показать всему миру, что такое настоящий знатный тролль, как выглядит настоящий крепкий бот. Вместо трусливого слизняка, безнаказанно преследующего нормальных людей, мы имеем теперь дело с профессионалом, с журналистом-кентавром. Ведь кентавр — поистине удивительный биологический вид. Да есть ли вообще в природе другое такое существо, которое может говорить ртом, т. е. как человек, а испражняться при этом — по-лошадиному, широко взмахивая хвостом? Нет, только кентавр так умеет.
Вы скажете, никаких кентавров не существует, что речь идет о самых обыкновенных людях? Ошибаетесь! Они есть, эти удивительные существа, поцеловавшие взасос информационного вампира из капиталистических стран, где властвует чистоган. Они разжевали для вас дивное слово пранкер, усвоили — специально для вас — способ поведения новых особей и, наконец, сами превратились в удивительные существа, на которые не распространяются ни законы, ни общественные приличия. Подобно древним богам мести и ненависти, наши пранкеры и байкеры цокают по жизни своим широким четвероногим телом. Вы видите, как они ревут и ржут, как роняют конские яблоки своего остроумия, как радуются вниманию, которое оказывает им Россия.
Вот почему, когда вы смотрите на странных мужчин и видите, что кого-то из них называют «пранкер Вован» и «пранкер Лексус», а кого-то «байкер Хирург», не спешите смеяться. Это — совершенно новая порода, нарисовавшаяся не так давно и пока еще не вполне изученная антропологами, но все же сулящая новые интересные открытия в когнитивных науках. Вот для чего наш гостеприимный народ целует иностранное слово взасос и играет с ним языком до тех самых пор, пока не выпьет из него столь живительный сок.
