Корректировка доктрины? Или же просто внешние изменения? В Тунисе нет единого мнения по поводу масштабов перемен, который стоит ждать от 10 съезда (все еще исламистской?) Партии возрождения. На стартовавшее 20 мая трехдневное собрание в Радесе приехали 1200 делегатов: заявленная ими цель — привести партию в соответствие духу времени.
Демократическая революция 2011 года, тяжелое испытание властью с конца 2011 по начало 2014 года и национальный консенсус вокруг конституции 2014 года сыграли немалую роль в переосмыслении политического самосознания рожденной при диктатуре партии. В интервью Le Monde ее лидер Рашид Ганнуши (Rached Ghannouchi) приоткрыл завесу тайны над текущими переменами, объявив, что она собирается «отойти от политического ислама» и вступить в эру «мусульманской демократии». Такая формулировка разграничения политики и религии, по его мнению, сравнима с опытом христианской демократии в Европе.
Связь с исламом становится точкой отсчета
Это событие привлекает такое внимание в первую очередь потому, что Партия возрождения стала лидером в Тунисе по числу депутатов в парламенте (69 мест из 217). Таким образом, она является самым влиятельным политическим движением в стране, пусть и ограничивается минимальным присутствием в правительственной коалиции, где доминируют вчерашние противники из модернистской «Нидаа Тунис». Той же из-за внутренних разногласий не удается противопоставить четкую доктрину машине Партии возрождения, которая сформировалась за 30 лет подпольной деятельности (1981-2011) до легализации после революции 2011 года. Иначе говоря, изменения в этой партии напрямую касаются политического равновесия в маленькой североафриканской стране, где сейчас идет небывалый для арабского мира демократический переходный процесс.
По всей логике, делегаты партии должны придать официальный характер ее «специализации» на чисто политической деятельности. То есть, освободить ее от религиозной работы, которая отойдет внешним, но идеологически близким ассоциациям. Партия возрождения сможет назвать себя «гражданским» и демократическим движением, для которого связь с исламом становится лишь ориентиром и точкой отсчета. Для исламистских движений подобное, кстати говоря, не в новинку, потому что уже произошло в Марокко и Турции.
Перемены, безусловно, вызовут трения в партийных рядах (движение насчитывает порядка 100 000 членов), где многим свойственно скептическое отношение к выбранному направлению. «У некоторых активистов есть возражения», — признает депутат Валид Беннани (Walid Bennani), подчеркивая «хрупкость ассоциативной среды в Тунисе». К тому же, по его словам, лишенные защиты партии религиозные организации могут оказаться бессильны перед лицом «клеветнических кампаний». Он считает, что подобное разделение политики и религии должно получить соответствующее «сопровождение».
Консенсус по конституции 2014 года
Как бы то ни было, эти вопросы едва ли поставят под сомнение начатый руководством партии процесс. Внутренние консультации длятся уже не первый год. Во время прошлого съезда в 2012 году часть активистов уже поднимала эту тему, однако отсутствие консенсуса вынудило руководство отложить обсуждение до нового собрания, которое должно было состояться в 2014 году. Однако его пришлось отложить из-за сохранявшихся трений по этим вопросам.
Упомянутый Ганнуши «отход от политического ислама» стал возможен по двум причинам. Первой оказался процесс развития после арабской весны, который был увенчан консенсусом вокруг конституции 2014 года. Исламисты и их противники тогда яростно спорили по поводу взаимосвязи между нацией и религией. Конституция же стала золотой серединой. С одной стороны, она утверждает ислам государственной религией, обязывает государство защищать его и не допустить посягательств на него.
С другой стороны, она называет Тунис «гражданским государством», которое гарантирует «свободу совести» и обязуется не допустить «обвинения в вероотступничестве». По мнению Ганнуши, нынешняя конституция «устанавливает пределы и для светского, и для религиозного экстремизма». «Мы убеждены, что конфликт по поводу тунисского самосознания остался в прошлом, — отмечает его советник Лотфи Зитун (Lotfi Zitoun). — Тунисское самосознание становится точкой отсчета для примирения». Теперь страна может перейти к другим, в первую очередь экономическим и социальным вопросам, где Партия возрождения может продемонстрировать свой опыт.
Вторая причина в том, что Партия возрождения стремится не допустить новой агрессивной поляризации власти, с которой ей пришлось иметь дело, стоя у руля. После обвинений в попустительстве и даже потворстве радикальным салафитским группировкам, которые в 2013 году устроили политические убийства депутатов Шокри Белаид (Chokri Belaïd) и Мохамеда Брахми (Mohamed Brahmi), партия была вынуждена на волне уличных протестов уступить власть технократическому правительству Мехди Джомаа (Mehdi Jomaa) в начале 2014 года.
На внутренне противостояние наложилась и геополитическая обстановка в регионе, которая отличалась враждебным отношением к «Братьям-мусульманам» после свержения президента Египта Мохаммеда Мурси армией летом 2013 года. Этот двойной удар вызвал напомнил руководству о гонениях при авторитарных режимах Хабиба Бургибы (Habib Bourguiba) и Зина эль-Абидина Бен Али (Zine el-Abidine Ben Ali). Осознав, что большей части современного Туниса не по душе их исламистский проект, лидеры Партии возрождения сменили методологию, сделав упор на консенсусе, а не борьбе.
Скептическое отношение
Этим объясняется и их принятое после провальных выборов 2014 года решение войти в правительственную коалицию партии нынешнего главы государства Беджи Каида Эс-Себси (Béji Caïd Essebsi) «Нидаа Тунис». Кстати говоря, присутствие последнего на открытии съезда Партии возрождения в Радесе многое говорит о взаимопонимании двух движений. Как бы то ни было, Ганнуши хочет пойти еще дальше и протягивает руку бывшим членам режима Бен Али во имя «национального примирения». Все выглядит так, словно Партия возрождения собирается вновь встать у руля в ближайшем будущем, но предварительно хочет завоевать максимум поддержки, чтобы не допустить изоляции, как во время кризиса 2013 года.
В любом случае, перемены в риторике партии все еще вызывают скепсис у части тунисской общественности, которая весьма сдержанно отзывается о маневрах партии. Разделение политической и религиозной стороны вопроса не в состоянии развеять беспокойство по поводу приписываемых партии планов. «Такое функциональное разделение между политикой и религией носит чисто технический, а не идеологический характер», — предупреждает историк и эксперт по исламистским движениям Алайя Алани (Alaya Allani).
По словам советника бывшего президента страны Монсефа Марзуки (2011-2014 годы, при режиме тройки, когда Партия возрождения была доминирующей силой) Азиза Кришена (Aziz Krichen), движение оказалось в ситуации неразрешимого противоречия. «Ислам все еще остается определяющим фактором в структуре его войск, — продолжает он. — Если Партия возрождения доведет до конца текущий эволюционный процесс, она погубит себя. Если она ничего не предпримет, то тоже погибнет. Поэтому ей придется маневрировать, как и в прошлом. Она органически не в состоянии справиться с фундаментальными проблемами. Поэтому ее новая риторика не является настоящим обновлением. Это лишь навязанные обстоятельствами внешние изменения».
В Партии возрождения осознают внушаемые ей сомнения. «Да, некоторые люди все еще нам не доверяют, — признает один представитель ее руководства. — Нашу искренность подтвердит только история».
