Ги Верхофстадт — экс-премьер Бельгии и председатель фракции либералов в Европарламенте. В интервью Жанне Немцовой политик рассказал, почему считает Владимира Путина ответственным за кризисы в ЕС, об отношении Запада к Асаду и (запрещенному в России — прим. ред.) «Исламскому государству», а также о том, как он попал в санкционный список Кремля.
Deutsche Welle: Господин Верхофстадт, вы были премьер-министром Бельгии, сейчас вы — лидер либеральной фракции в Европарламенте. С 2015 года вы находитесь в санкционном списке России. Почему?
Ги Верхофстадт: Да, я действительно в этом списке, так как был достаточно сильно вовлечен в происходящее в России как лидер европейских либералов. Я ежегодно ездил в Россию, чтобы поучаствовать в съезде «Парнаса», встретиться с «Яблоком» и с представителями гражданского общества. Кстати за несколько дней до того, как меня внесли в черный список, по российскому ТВ показали мою встречу в гостиничном номере с Алексеем Навальным. Я был представлен в образе этакого западного шпиона.
Вообще, существование этого санкционного списка — большой скандал, так как люди, попавшие в него, преимущественно настроены пророссийски. Я вовсе не против России как страны или россиян — просто я не считаю Владимира Путина демократическим лидером.
— Вы недавно опубликовали статью под заголовком «Указать Путину на его место», где призвали ЕС проводить более жесткую политику в отношении путинского режима. В частности, вы обвинили Путина в четырех из шести кризисов, с которыми столкнулась Европа. За что он, с вашей точки зрения, в ответе?
— Он подпитывает целый ряд кризисов. Например, ему не нравится, что в Европе существует единая энергетическая политика, ему не нравится идея усиления энергетического сотрудничества между европейскими странами. Он поддерживает экстремистские партии в Европе, которые выступают против ЕС. Очевидно, что цель политики Путина — финансировать те силы, которые критикуют Евросоюз. Ну, к примеру, Ле Пен во Франции.
— А у вас есть доказательства этого — помимо Ле Пен?
— Да они же сами этого не отрицают! Если вы открыто спросите у представителей этих сил, они не станут это отрицать.
— Есть ли у ЕС эффективный механизм борьбы с этим? Ведь в отличие, к примеру, от США, здесь нет закона, запрещающего политическим партиям получать финансовую поддержку из-за рубежа.
— Мы, европейцы, более открыты, чем американцы, поэтому такого запрета не существует. Проблема не в вопросе юридической законности. Это политическая проблема. Нам нужна по-настоящему объединенная Европа. Все 28 стран-членов ЕС должны доносить один и тот же месседж — в том числе и до России.
А что сейчас происходит? Некоторые страны, например, Италия: говорят: «Давайте поаккуратнее с санкциями против путинского режима и России». А он — Путин — это чует, он это чувствует! Он прекрасно понимает, что 28 стран-членов ЕС в действительности не объединены. И он это использует, стравливая нас между собой.
К примеру, пока мы решаем вопрос о санкциях в отношении России, господин Орбан заключает с Путиным энергосделку в интересах Венгрии. У ЕС должна быть общая внешняя политика, оборонная политика. Пока все это продолжается, Путину незачем бояться ЕС — с какой стати?
— Вы были премьер-министром Бельгии. Каковы, по вашему мнению, причины недавних террористических атак в Брюсселе? В прессе Брюссель неоднократно называли колыбелью терроризма.
Второе — нам нужен объединенный европейский механизм противодействия терроризму. Полиция и разведки стран ЕС до сих пор фактически работают в пределах их внутренних границ. Нам нужен европейский аналог ФБР. ФБР было создано в США в 1908 году в ответ на убийство анархистами президента Мак-Кинли. По сути это был ответ на акт терроризма. У нас в Европе сейчас сложилась похожая ситуация.
— Вы сказали, что Европа, по сути, ничего не сделала, чтобы разрешить конфликт в Сирии. Некоторые европейские политики, в их числе и либералы, считают, что Путин помог стабилизировать ситуацию в этой стране…
— Путин помог? А на кого он скидывал российские бомбы? На силы оставшейся умеренной демократической оппозиции!
— Я поясню ту мысль, которая сегодня обсуждается. Путин укрепил режим Асада — это было его целью. Но усилив позиции Асада, он помог в борьбе с «Исламским государством». А ИГ считается большим злом, чем Асад.
— Ну, это его логика. Реальность иная. ИГ пришло в Сирию из Ирака, где оно появилось как результат вторжения США. Я был одним из немногих, кто выступал против этого вторжения, оно было огромной ошибкой. А вторая ошибка, которую мы допускаем — это противопоставление «Асад или «Исламское государство». Это не выбор. Мы должны и побороть ИГ, и избавиться от Асада. Иначе не будет никакой стабильности ни в регионе, ни тем более в Сирии.
Запад допустил ошибку, не оказав помощи умеренной демократической оппозиции в Сирии, когда там еще не было никакого «Исламского государства». Оппозиция просила у нас оружие — мы ответили «Нет». Они просили о защищенных с воздуха гуманитарных коридорах — мы ответили «Нет». Даже после того, как Асад использовал химическое оружие против своего народа, мы ничего не сделали. Мы создали в Сирии вакуум, и в результате там появились радикальные движения суннитских джихадистов.
— Можно сделать вывод, что в Европе нет сильного лидера, поэтому Путин на общем фоне такой сильный и влиятельный?
— Проблема Европы и в отсутствии лидерства, и в отсутствии эффективно работающих институтов. Давайте будем честны: ЕС — это слабо объединенная конфедерация 28 государств. Чтобы что-то принять, нам нужно единогласное решение 28 стран-членов. Это не работает в современном мире. Мы всегда слишком запаздываем, делаем слишком мало и слишком поздно. Европа должна стать не конфедерацией, а федерацией с сильным правительством, подконтрольным парламенту.
— Вы стали политиком в очень молодом возрасте. Была ли у вас какая-то эволюция взглядов. И что или кто стали катализатором этого?
— Я был либералом и до сих пор остаюсь либералом в классическом понимании этого слова. Но было событие, которое на меня как на политика сильно подействовало. Это геноцид в Руанде. Мне было поручено расследовать эту чудовищную трагедию. 800 тысяч человек — 800 тысяч мужчин, женщин и детей были убиты, истреблены в течение двух месяцев! Это крупнейшая человеческая трагедия в современной истории. Мы как международное сообщество ничего не сделали, кроме целого ряда ошибок.
После этого расследования я стал другим человеком. Я понял, что есть вещи поважнее бюджетного дефицита или уровня долга. Самое главное — это гуманность, это человеческие жизни. Важно избегать трагедий, подобных произошедшей в Руанде. И моими задачами в политике стали борьба с несправедливостью и с гуманитарными катастрофами.
