Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Британцы не проявляют по отношению к Европе особого восторга, причем не только по причине ее весьма банального и надоедливого флага. Отличия Британии от ее европейских соседей формировались на протяжении долгих веков. Мы не можем позволить, чтобы у нас действовало европейское законодательство, опровергающее наши собственные законы. Голосование за выход из ЕС — это голосование за демократию.
Если пройтись по лондонской Пикадилли, то можно увидеть один флаг Евросоюза — на здании дипломатической миссии Мальты в Соединенном Королевстве — при том, что на континенте этот флаг, похоже, присутствует повсюду — на пресс-конференциях премьер-министров, на административных зданиях и на номерных знаках автомобилей.
Британцы не проявляют по отношению к Европе особого восторга, причем, не только по причине ее весьма банального и надоедливого флага. Невероятное разнообразие — языков, национальностей, конфессий и уровня образования между странами и внутри каждой из них служит опровержением того, что от Кипра до Финляндии мы объединены общей идентичностью. Один из лидеров итальянского Рисорджименто, национально-освободительного движения XIX века, в результате которого возникла единая Италия, сказал: «Мы создали Италию, а теперь нам надо создать итальянцев». Отголоски этого высказывания слышны и в сегодняшних заявлениях о том, что даже если никакой европейской идентичности сейчас и не существует, нам надо создать ее в будущем.
Как историку, мне интереснее попытаться разобраться в прошлом, нежели дерзновенно предсказывать будущее. Я, как и многие, разочарован тем, что кампания по проведению референдума сводится к смутным догадкам о том, что может произойти с экономикой или с состоянием национальной безопасности в случае нашего выхода из Евросоюза. Безусловно, нам следует внимательно присмотреться к последним экономическим показателям в условиях членства в ЕС, которые вряд ли можно назвать утешительными: слабый рост, сокращающаяся доля в объеме мировой торговли, а также состояние национальной валюты, которая слабеет от кризиса к кризису.
В своей брошюре, разосланной по всем домам, британские власти решили изложить факты, но при этом выступают за то, чтобы Великобритания осталась в составе реформированного, улучшенного Евросоюза. Вообще-то, улучшились только отношения между Великобританией и другими странами, входящими в состав ЕС, хотя радикально менять нужно всю структуру. Неплохо было бы изложить в брошюре реальные факты, поскольку эти факты исторические, и их легко объединить. Речь идет об экономических показателях, о функциях Еврокомиссии, Совета Европейского союза и Европарламента; голосовании по принципу квалифицированного большинства; истинной стоимости членства (предупреждение обеим сторонам, чтобы они правильно это поняли); порядке и условиях проверки грузопотоков из стран шенгенской зоны (не имеющей внутренних границ); торговых соглашениях с ведущими странами; а также составе и области компетенции (если их можно так назвать) Европейского суда.
Без этой базовой информации участники референдума будут заходить в кабины для голосования, вооруженные своими предрассудками, предположениями и (на что надеются сторонники членства в ЕС) своими страхами перед будущим. Однако существуют еще (даже с исторической точки зрения) и нюансы, которые могут сыграть решающую роль. Что подразумевалось под единым как никогда союзом? В умах создателей общего рынка это означало создание Соединенных Штатов Европы, в которых все станут гражданами одного государства с общим президентом, общей системой обороны и внешней политикой, что весьма далеко от экономической интеграции.
К тому же, еще и вопрос суверенитета. Каждое государство здесь в той или иной степени идет на компромисс. В большинстве случаев уступки очень незначительны — например, присутствие французской пограничной полиции на лондонском железнодорожном вокзале Сент-Панкрас, откуда отправляются высокоскоростные поезда Eurostar. Членство в НАТО, бесспорно, предполагает выполнение обязательств, которые ограничивают нашу абсолютную свободу во внешней политике, но, как продемонстрировал генерал Шарль Де Голль, из НАТО можно и выйти — хотя я, конечно же, этого делать не советовал бы.
Передача суверенитета Евросоюзу имеет совершенно иной характер. Здесь законы устанавливаются и навязываются извне, и хотя британское правительство, в какой-то степени, оказывает влияние на их принятие, оно не определяет их окончательный вид. В вопросах их толкования британское правительство должно подчиняться решениям Европейского суда.
Это суд, который, на что некоторые уповают, состоит из достойных юристов, получивших образование на основе правовых традиций, очень отличающихся от правовых традиций Великобритании. Англо-саксонское право в странах-членах Евросоюза применяется крайне редко. И причины этого имеют исторические корни — это не только следствие английской истории, а само является историей, творческим применением судебной практики. Это право также лежит в основе нашего особенного конституционного устройства. У нас нет письменной конституции, мы руководствуемся сборником правил парламентской практики (Treatise upon the Law, Privileges, Proceedings and Usage of Parliament) Томаса Эрскина Мэя (Erskine May) — то есть, что примечательно, всего лишь неофициальным руководством, написанным в 1844 году, а затем модернизированным.
Отличия Британии от ее европейских соседей формировались на протяжении долгих веков. Все признают, что английские короли временами пользовались на континенте огромной властью (правда, не как короли Англии, а в отдельных случаях — в качестве законно приведенных к власти герцогов нормандских или курфюрстов ганноверских). В качестве свидетельства того, что Британия играла свою роль в истории континента, премьер-министр Дэвид Кэмерон упомянул великие сражения — при Блинхайме, Трафальгарское и битву при Ватерлоо, но это были триумфальные события времен жестоких войн, а не те примеры, которым необходимо следовать в Европе в будущем. Истинный нрав британской нации описан в трактате Эдмунда Берка (Edmund Burke) «Размышления о революции во Франции», в котором он критикует революционное переустройство и выступает за эволюционные преобразования.
Разумеется, в Англии происходили и свои жестокие гражданские войны — в частности, в XV и XVII веках, а также народные волнения в XIX веке. Однако, в целом, здесь образовалось невероятно стабильное государство, что опровергло предсказания Маркса и Энгельса о том, что первая промышленная страна станет первой революционной нацией. Фашизм здесь особой поддержки не нашел, и влияние ультраправых до недавнего времени было незначительным.
Те, кто утверждают, что благодаря Евросоюзу у нас теперь есть ценные законы, регулирующие условия труда (правда, директива ЕС о продолжительности рабочей недели не только решила наши проблемы, но и добавила нам столько же новых), должны больше верить в то, что наше собственное правительство тоже способно вводить такие законы. Только законы более продуманные и лучше приспособленные к нуждам конкретной страны. Мы не можем позволить, чтобы у нас действовало европейское законодательство, опровергающее наши собственные законы. Голосование за выход из ЕС — это голосование за демократию.
Дэвид Абулафия — профессор, преподает историю стран Средиземноморья в Кембриджском университете.
В своей брошюре, разосланной по всем домам, британские власти решили изложить факты, но при этом выступают за то, чтобы Великобритания осталась в составе реформированного, улучшенного Евросоюза. Вообще-то, улучшились только отношения между Великобританией и другими странами, входящими в состав ЕС, хотя радикально менять нужно всю структуру. Неплохо было бы изложить в брошюре реальные факты, поскольку эти факты исторические, и их легко объединить. Речь идет об экономических показателях, о функциях Еврокомиссии, Совета Европейского союза и Европарламента; голосовании по принципу квалифицированного большинства; истинной стоимости членства (предупреждение обеим сторонам, чтобы они правильно это поняли); порядке и условиях проверки грузопотоков из стран шенгенской зоны (не имеющей внутренних границ); торговых соглашениях с ведущими странами; а также составе и области компетенции (если их можно так назвать) Европейского суда.
Без этой базовой информации участники референдума будут заходить в кабины для голосования, вооруженные своими предрассудками, предположениями и (на что надеются сторонники членства в ЕС) своими страхами перед будущим. Однако существуют еще (даже с исторической точки зрения) и нюансы, которые могут сыграть решающую роль. Что подразумевалось под единым как никогда союзом? В умах создателей общего рынка это означало создание Соединенных Штатов Европы, в которых все станут гражданами одного государства с общим президентом, общей системой обороны и внешней политикой, что весьма далеко от экономической интеграции.
К тому же, еще и вопрос суверенитета. Каждое государство здесь в той или иной степени идет на компромисс. В большинстве случаев уступки очень незначительны — например, присутствие французской пограничной полиции на лондонском железнодорожном вокзале Сент-Панкрас, откуда отправляются высокоскоростные поезда Eurostar. Членство в НАТО, бесспорно, предполагает выполнение обязательств, которые ограничивают нашу абсолютную свободу во внешней политике, но, как продемонстрировал генерал Шарль Де Голль, из НАТО можно и выйти — хотя я, конечно же, этого делать не советовал бы.
Передача суверенитета Евросоюзу имеет совершенно иной характер. Здесь законы устанавливаются и навязываются извне, и хотя британское правительство, в какой-то степени, оказывает влияние на их принятие, оно не определяет их окончательный вид. В вопросах их толкования британское правительство должно подчиняться решениям Европейского суда.
Это суд, который, на что некоторые уповают, состоит из достойных юристов, получивших образование на основе правовых традиций, очень отличающихся от правовых традиций Великобритании. Англо-саксонское право в странах-членах Евросоюза применяется крайне редко. И причины этого имеют исторические корни — это не только следствие английской истории, а само является историей, творческим применением судебной практики. Это право также лежит в основе нашего особенного конституционного устройства. У нас нет письменной конституции, мы руководствуемся сборником правил парламентской практики (Treatise upon the Law, Privileges, Proceedings and Usage of Parliament) Томаса Эрскина Мэя (Erskine May) — то есть, что примечательно, всего лишь неофициальным руководством, написанным в 1844 году, а затем модернизированным.
Отличия Британии от ее европейских соседей формировались на протяжении долгих веков. Все признают, что английские короли временами пользовались на континенте огромной властью (правда, не как короли Англии, а в отдельных случаях — в качестве законно приведенных к власти герцогов нормандских или курфюрстов ганноверских). В качестве свидетельства того, что Британия играла свою роль в истории континента, премьер-министр Дэвид Кэмерон упомянул великие сражения — при Блинхайме, Трафальгарское и битву при Ватерлоо, но это были триумфальные события времен жестоких войн, а не те примеры, которым необходимо следовать в Европе в будущем. Истинный нрав британской нации описан в трактате Эдмунда Берка (Edmund Burke) «Размышления о революции во Франции», в котором он критикует революционное переустройство и выступает за эволюционные преобразования.
Разумеется, в Англии происходили и свои жестокие гражданские войны — в частности, в XV и XVII веках, а также народные волнения в XIX веке. Однако, в целом, здесь образовалось невероятно стабильное государство, что опровергло предсказания Маркса и Энгельса о том, что первая промышленная страна станет первой революционной нацией. Фашизм здесь особой поддержки не нашел, и влияние ультраправых до недавнего времени было незначительным.
Те, кто утверждают, что благодаря Евросоюзу у нас теперь есть ценные законы, регулирующие условия труда (правда, директива ЕС о продолжительности рабочей недели не только решила наши проблемы, но и добавила нам столько же новых), должны больше верить в то, что наше собственное правительство тоже способно вводить такие законы. Только законы более продуманные и лучше приспособленные к нуждам конкретной страны. Мы не можем позволить, чтобы у нас действовало европейское законодательство, опровергающее наши собственные законы. Голосование за выход из ЕС — это голосование за демократию.
Дэвид Абулафия — профессор, преподает историю стран Средиземноморья в Кембриджском университете.
