Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Неужели мы видим новый рассвет фашизма? У слов и идей есть последствия. Современных популистских лидеров пока ещё нельзя сравнивать с кровожадными диктаторами относительно недавнего прошлого. Однако они используют те же самые популистские настроения и способствуют созданию такого отравленного климата, в котором политическое насилие может снова стать мейнстримом.
НЬЮ-ЙОРК — Неужели мы видим новый рассвет фашизма? Многие люди уже начинают так думать. Дональда Трампа сравнивают с фашистом, а также Владимира Путина и разнообразных демагогов и ультраправых крикунов в Европе. Новый прилив авторитарной демагогии достиг даже Филиппин, где недавно избранный президент Родриго Дутерте (по прозвищу «Палач») поклялся сбрасывать подозреваемых в уголовных преступлениях в Манильскую бухту.
Проблема с этими терминами — «фашизм» или «нацизм» — в том, что слишком много невежественных людей используют их слишком часто в совершенно разных ситуациях, так что они уже давно потеряли своё реальное значение. Осталось немного людей, которые на собственном опыте знают, что такое фашизм на самом деле. Это слово стало использоваться для обозначения любых людей или идей, которые нам не нравятся.
Из-за необузданной риторики огрубели не только политические дебаты, но и историческая память. Когда политик-республиканец сравнивает американские налоги на имущество с Холокостом (как это сделал один кандидат в Сенат в 2014 году), массовое убийство евреев превращается в банальность, не имеющую никакого значения. То же самое можно сказать и о сравнениях Трампа с Гитлером или Муссолини.
В итоге, мы слишком легко отвлекаемся от реальных угроз современной демагогии. Ведь Трампу, или голландскому Герту Вилдерсу, или Путину, или Дутерте, нетрудно опровергнуть обвинения в том, что они фашисты или нацисты. Они могут быть гадкими, но они не создают штурмовые отряды в униформе, не строят концентрационные лагеря, не призывают к созданию корпоративного государства. Путин подошёл ближе всех, но даже он — не Гитлер.
Естественно, забывчивость или невежество относительно прошлого наблюдается у обеих сторон. Когда юный голландский писатель, симпатизирующий новой популистской волне, говорит об антипатии к «культурной элите» своей страны, потому что она поддерживает «атональную музыку» и другие высокомерные формы уродства, а не здоровую красоту, понятную простому человеку, я задумался, а слышал ли он вообще об атаке нацистов на «дегенеративное искусство»? Атональная музыка (её сегодня трудно назвать новинкой) была как раз одной из тех форм искусства, которые ненавидели в окружении Гитлера — и в конечном итоге запретили.
Есть и другие отзвуки темнейших страниц нашей истории в современных политических речах, использование которых ещё несколько десятилетий назад сделало бы любого политика маргиналом. Разжигание ненависти к меньшинствам, угрозы прессе, натравливание толпы против интеллектуалов, финансистов или вообще любого, кто говорит больше, чем на одном языке, всё это не было свойственно прежней политической жизни, потому что многие люди ещё понимали опасность подобных разговоров.
Очевидно, что сегодняшние демагоги совершенно не заботятся о «политической корректности», над которой они смеются. Менее очевидно другое — хорошо ли они знают историю, чтобы понимать, что тыкают в монстра, который, как надеялось послевоенное поколение, умер, но который, как мы теперь знаем, лишь спал в ожидании, когда забвение прошлого позволит ему вновь пробудиться.
Это не значит, что всё, что говорят популисты, неверно. Гитлер тоже был прав, называя массовую безработицу проблемой Германии. Многие мишени агитаторов действительно достойны критики: непрозрачность Евросоюза; двойные стандарты и жадность банкиров Уолл-стрит; нежелание политиков решать проблемы, вызываемые массовой иммиграцией; недостаточная забота о тех, кто пострадал от экономической глобализации.
Это проблемы, которые основные политические партии не хотят или не могут решить. Однако когда сегодняшние популисты начинают винить «элиты» (кто бы это ни был) и непопулярные этнические или религиозные меньшинства в подобных трудностях, это до боли созвучно речам врагов либеральной демократии 1930-х.
Точным признаком антилиберальной демагогии являются разговоры о «предательстве». Космополитические элиты вонзили «нам» нож в спину; мы стоим на краю пропасти; нашу культуру разрушают чужие; наша страна сможет снова стать великой, как только мы уничтожим предателей, заткнём им рот в средствах массовой информации и объединим «молчаливое большинство» ради возрождения здорового национального организма. Политики и их сторонники, которые так говорят, могут и не быть фашистами, но, без сомнения, они говорят как фашисты.
Фашисты и нацисты 1930-х не пришли из ниоткуда. Их идеи едва ли можно назвать оригинальными. На протяжении многих лет интеллектуалы, активисты, журналисты и церковники проповедовали идеи ненависти, ставшие фундаментом для Муссолини, Гитлера и их имитаторов в других странах. Кто-то был католиком-реакционером, ненавидящим светское государство и индивидуальные права. Кто-то был озабочен мнимым мировым господством евреев. Кто-то был романтиком, ищущим суть расового или национального духа.
Большинство современных демагогов, наверное, имеют очень смутное представление об этих прецедентах, если вообще о них знают. В странах Центральной Европы, например в Венгрии, или даже во Франции, могут хорошо понимать эту связь: некоторые из сегодняшних ультраправых политиков там не стесняются быть открытыми антисемитами. Однако в большинстве стран Западной Европы подобные агитаторы прикрываются мнимым восхищением Израилем в качестве своего рода алиби, направляя свой расизм против мусульман.
У слов и идей есть последствия. Современных популистских лидеров пока ещё нельзя сравнивать с кровожадными диктаторами относительно недавнего прошлого. Однако они используют те же самые популистские настроения и способствуют созданию такого отравленного климата, в котором политическое насилие может снова стать мейнстримом.
В итоге, мы слишком легко отвлекаемся от реальных угроз современной демагогии. Ведь Трампу, или голландскому Герту Вилдерсу, или Путину, или Дутерте, нетрудно опровергнуть обвинения в том, что они фашисты или нацисты. Они могут быть гадкими, но они не создают штурмовые отряды в униформе, не строят концентрационные лагеря, не призывают к созданию корпоративного государства. Путин подошёл ближе всех, но даже он — не Гитлер.
Естественно, забывчивость или невежество относительно прошлого наблюдается у обеих сторон. Когда юный голландский писатель, симпатизирующий новой популистской волне, говорит об антипатии к «культурной элите» своей страны, потому что она поддерживает «атональную музыку» и другие высокомерные формы уродства, а не здоровую красоту, понятную простому человеку, я задумался, а слышал ли он вообще об атаке нацистов на «дегенеративное искусство»? Атональная музыка (её сегодня трудно назвать новинкой) была как раз одной из тех форм искусства, которые ненавидели в окружении Гитлера — и в конечном итоге запретили.
Есть и другие отзвуки темнейших страниц нашей истории в современных политических речах, использование которых ещё несколько десятилетий назад сделало бы любого политика маргиналом. Разжигание ненависти к меньшинствам, угрозы прессе, натравливание толпы против интеллектуалов, финансистов или вообще любого, кто говорит больше, чем на одном языке, всё это не было свойственно прежней политической жизни, потому что многие люди ещё понимали опасность подобных разговоров.
Очевидно, что сегодняшние демагоги совершенно не заботятся о «политической корректности», над которой они смеются. Менее очевидно другое — хорошо ли они знают историю, чтобы понимать, что тыкают в монстра, который, как надеялось послевоенное поколение, умер, но который, как мы теперь знаем, лишь спал в ожидании, когда забвение прошлого позволит ему вновь пробудиться.
Это не значит, что всё, что говорят популисты, неверно. Гитлер тоже был прав, называя массовую безработицу проблемой Германии. Многие мишени агитаторов действительно достойны критики: непрозрачность Евросоюза; двойные стандарты и жадность банкиров Уолл-стрит; нежелание политиков решать проблемы, вызываемые массовой иммиграцией; недостаточная забота о тех, кто пострадал от экономической глобализации.
Это проблемы, которые основные политические партии не хотят или не могут решить. Однако когда сегодняшние популисты начинают винить «элиты» (кто бы это ни был) и непопулярные этнические или религиозные меньшинства в подобных трудностях, это до боли созвучно речам врагов либеральной демократии 1930-х.
Точным признаком антилиберальной демагогии являются разговоры о «предательстве». Космополитические элиты вонзили «нам» нож в спину; мы стоим на краю пропасти; нашу культуру разрушают чужие; наша страна сможет снова стать великой, как только мы уничтожим предателей, заткнём им рот в средствах массовой информации и объединим «молчаливое большинство» ради возрождения здорового национального организма. Политики и их сторонники, которые так говорят, могут и не быть фашистами, но, без сомнения, они говорят как фашисты.
Фашисты и нацисты 1930-х не пришли из ниоткуда. Их идеи едва ли можно назвать оригинальными. На протяжении многих лет интеллектуалы, активисты, журналисты и церковники проповедовали идеи ненависти, ставшие фундаментом для Муссолини, Гитлера и их имитаторов в других странах. Кто-то был католиком-реакционером, ненавидящим светское государство и индивидуальные права. Кто-то был озабочен мнимым мировым господством евреев. Кто-то был романтиком, ищущим суть расового или национального духа.
Большинство современных демагогов, наверное, имеют очень смутное представление об этих прецедентах, если вообще о них знают. В странах Центральной Европы, например в Венгрии, или даже во Франции, могут хорошо понимать эту связь: некоторые из сегодняшних ультраправых политиков там не стесняются быть открытыми антисемитами. Однако в большинстве стран Западной Европы подобные агитаторы прикрываются мнимым восхищением Израилем в качестве своего рода алиби, направляя свой расизм против мусульман.
У слов и идей есть последствия. Современных популистских лидеров пока ещё нельзя сравнивать с кровожадными диктаторами относительно недавнего прошлого. Однако они используют те же самые популистские настроения и способствуют созданию такого отравленного климата, в котором политическое насилие может снова стать мейнстримом.
