Бен Фишер (Ben Fischer) вышел из своего джипа, прибыв в казармы отдельной тактической группы имени Воловика, разместившейся неподалеку от Донецка. Дело было в мае прошлого года, а Фишер был наемником, приехавшим работать уже на третий континент за три года. Обстановка в штабе этого своевольного подразделения, входящего в состав украинской националистической организации «Правый сектор» (террористическая организация, запрещена в России, — прим. пер.), была довольно своеобразной и напоминала то полный хаос, то маниакальную дисциплину. Покрытые антрацитовой пылью бродячие собаки шлялись вокруг противотанковых заграждений. Кузова проржавевших грузовиков ощетинились стволами зенитных орудий. Украинцы небольшими группами чистили оружие. Кто-то колол дрова. Кто-то отжимался. Многие были пьяны. На восточной стене казармы висело огромное красное знамя с надписью: СМЕРТЬ ВАМ, КРЕМЛЕВСКИЕ ЗАХВАТЧИКИ.
В безлюдной степи, испещренной угольными шахтами и черными терриконами, Фишер нашел то, что искал: мир жестокости и приключений. Для молодых европейцев и американцев правого толка со старомодным увлечением национализмом (любым национализмом, кроме русского, если быть точным) «Правый сектор» стал тем же, чем «Исламское государство» (террористическая организация, запрещена в России, — прим. пер.) является для разочарованной западной молодежи с экстремистскими наклонностями. «Правый сектор» твердо намерен изгнать российских сепаратистов с украинской земли. За три месяца до прибытия Фишера в казарму «воловиков» Украина, Россия и западные руководители подписали соглашение о прекращении огня, получившее название Минск-2. Серьезные бои стали редкостью. Европейские представители приступили к регулярным инспекциям боевой техники, находящейся на линии фронта. Но конфликт на востоке продолжал тихо тлеть, ибо Киев тайно отдал его на откуп тем самым националистическим группировкам, от которых он ранее публично отрекся. Группа Воловика — подразделение «Правого сектора» численностью 27 человек, создавшее передовую базу в 10-ти километрах от границы самопровозглашенной Донецкой Народной Республики. К моменту приезда Фишера это была группа анархистов, которые не подчинялись никому и не признавали никаких авторитетов, кроме собственного.
У Фишера курчавая черная борода, которую он накручивает на свои огрубевшие пальцы. На правом плече татуировка — два меча, скрещенных на фоне боевого шлема. На правом предплечье у него надпись MOLON LABE (Приди и возьми) — легендарный ответ спартанского царя Леонида I на персидское требование сдать оружие накануне битвы при Фермопилах. Его мать — туниска, эмигрировавшая 30 лет назад в Австрию. Там она познакомилась в горнолыжной деревне под Инсбруком с отцом Фишера, инженером по специальности. В 14-летнем возрасте Фишера отправили в Брегенц на учебу в профессионально-техническое училище. На первом курсе он подделал подписи родителей, чтобы досрочно пойти на службу в австрийскую армию. «Австрийцы живут за закрытыми дверьми, — сказал он мне. — Почтальон, мэр, учитель, — все живут за закрытыми дверьми. Но я уже в раннем возрасте понял, что такая жизнь не по мне». Австрийская армия не дала Фишеру интересную жизнь. В течение шести месяцев он водил автофургон по окрестностям Приштины, а его товарищи раздавали пакеты с едой и учили косоваров держать оружие. Фишер решил уйти на больничный без ограничения по срокам. Спустя шесть месяцев он уже был в Красном море, где командовал группой охраны контейнеровоза. Во время первой остановки в порту Могадишо портовая администрация распустила его группу, поскольку у той не было лицензии. Получив небольшое выходное пособие, Фишер купил билет до Марселя, где попытался вступить во французский Иностранный легион. Ему отказали. Затем он несколько месяцев работал вышибалой в Вене.
В сентябре 2014 года Фишер сел в поезд и отправился из Вены в Киев, где украинская армия проводила крупное наступление в попытке отвоевать Донбасс. На Майдане он нашел вербовщика, набиравшего бойцов в батальон «Азов», который придерживается теории о превосходстве белой расы и является одним из немногих добровольческих формирований, берущих на службу иностранных добровольцев. Как только его взяли в батальон, командир вышвырнул его оттуда, посчитав, что он слишком сильно похож на араба. Фишер перешел в батальон «Донбасс» («свора алкоголиков и психопатов»); но приехав в Донецк, он практически не воевал, потому что буквально через два дня после его приезда был подписан первый минский протокол о прекращении огня.
В поисках новой работы Фишер вышел через Facebook на американца, который вступил в ряды курдских Отрядов народной самообороны и находился в иракской Сулеймании. Голландско-курдская мотоциклетная банда через какое-то время привела эту пару на линию фронта возле Киркука, где они приняли участие в боях против ИГИЛ. «Мне понравились курды, и я уважаю их за ту борьбу, которую они ведут. Но у этих людей есть проблема: они уверены, что все хотят их предать», — сказал Фишер. Курды делали все возможное, чтобы разъединить группы иностранных боевиков, заставить мусульман из числа иностранцев молиться вместе с ними, а также отучить зарубежных добровольцев от их смартфонов. У командира Фишера были «промыты мозги». Фишер дал интервью местному информационному телеканалу, и оно каким-то образом попало на австрийское телевидение. Родители начали посылать ему электронные сообщения, однако он не обращал на них никакого внимания. Как-то ночью в лагере возле Мосула сел американский вертолет Black Hawk. Оттуда вышел солдат и сказал, что курды должны изгнать из своих рядов иностранцев, а иначе Америка откажет им в содействии. По сравнению с остальными иностранцы очень активно общались в социальных сетях. Они могли невзначай выдать военную тайну и спровоцировать рост напряженности с Турцией.
Вернувшись в Австрию, Фишер узнал, что его включили в список подозреваемых в терроре, потому что он воевал вместе с курдскими партизанами, связанными с Рабочей партией Курдистана. Ему было сказано никуда не уезжать из страны, однако Фишер отправился в Тунис, где жила семья его матери. «В Тунисе нет войны, — сказал он. — Никто до тебя не *** (нецензурная лексика, прим. пер.). Там можно расслабиться». Находясь в Сусе, он получил сообщение от своего товарища по австрийской армии Алекса Киршбаума (Alex Kirsch), с которым не виделся после Косова. «Алекс написал мне, что он дезертировал из армии, — сказал Фишер. — Австрия стала ему невыносима. Он отправился на Украину». На следующий день Фишер тоже поехал в Киев. «Ты начинаешь эту жизнь из чувства гордости, отказываясь быть таким же, как твои сверстники, — заявил он мне. — Но потом ты к ней привыкаешь, и наступает момент, когда ты уже не можешь от нее отказаться и признать, что единственно возможная форма существования — гражданская жизнь».
Когда Фишер приехал в казарму, его там приветствовал Киршбаум. «Конечно, мы дружили в Австрии, вместе ходили пить пиво. Но увидеть его там, посреди гребаного Донбасса — это было что-то», — сказал Киршбаум. Это человек хрупкого телосложения с редкой черной бородой. У него темно-карие глаза, которые начинают страстно блестеть, когда он заводит речь об оружии. Для Киршбаума и для Фишера Украина стала отдушиной, где они смогли дать волю своему национализму, считая, что вся Европа испытывает его острый дефицит. «В Австрии наши антифашистские группы гораздо крупнее контртеррористических подразделений», — заявил мне Киршбаум. По его словам, австрийцы являются «кастрированной нацией». Единственными националистами там являются футбольные хулиганы и фанаты Евровидения. Но бойцы «Правого сектора» не смотрят футбол и Евровидение. Весьма удобно сочетая в себе качества истинных патриотов и национал-экстремистов, они утверждают, что презирают свое правительство, однако любят свою страну. Ни Фишер, ни Киршбаум, не стали делиться со мной странностью своего положения, когда они по сути дела перенесли собственную националистическую страсть с одной страны на другую.
«Правый сектор» утверждает, что революция на Майдане не завершена. Эта группировка по закону не может применять оружие, однако группа Воловика и подобные ей подразделения не собираются его складывать до тех пор, пока Украина не станет суверенным государством. Под этим они подразумевают то, что Украина должна стать полностью независимой от России («империи путинистов») и Евросоюза («земли либеральных гомо-диктатур»). «Мир должен знать, что Украина — ничья, и что ею никто не может пользоваться», — сказал мне командир отряда «Правого сектора» в Мукачево Прут. (Украинские боевики из группы Воловика используют исключительно боевые псевдонимы.) Говоря о своих представлениях об Украине, члены «Правого сектора» указывают на многовековое суровое правление казаков. Другие говорят о Западно-Украинской Народной Республике, выкроенной из состава Украины героем сопротивления против Советов Степаном Бандерой (так в тексте, Бандера не имеет отношения к ЗУКР — прим. пер.). Бандера непродолжительное время сотрудничал с нацистами, из-за чего некоторые члены «Правого сектора» смешивают свой национализм со скудными представлениями о нацизме. Некоторые из них отдают нацистское приветствие и превозносят Гитлера. Они заявляют, что поступают таким образом, зная, как ненавистно это Путину. Они готовы идти на что угодно, лишь бы позлить его.
«Правый сектор» утверждает, что воюет от имени многочисленного и несведущего населения Украины, которое возрадуется освобождению, когда оно наступит, но которому не хватает мужества бороться за него. Эта организация сформировалась в начале 2014 года из кучки крайне правых политических партий и отрядов самообороны Майдана. «Правый сектор» заявляет, что у него нет ни расистских, ни ксенофобских наклонностей, так как он рассматривает украинский национализм «с гражданской, а не с этнической точки зрения». Государственные институты должны быть сильными. Национальные границы необходимо защищать. Тех, у кого схожие взгляды, призывают вступать в «Правый сектор», даже если они — не украинцы. Основатель «Правого сектора» Дмитрий Ярош раньше преподавал иностранный язык в центральной Украине. Почти половина членов организации называют себя русскоязычными.
«Правый сектор» — весьма хаотичная и неупорядоченная организация. Ни у одного из его 10 тысяч членов нет партийного билета. Они не ходят регулярно на собрания, да и набор в свои ряды осуществляют бессистемно. Нацеленные на политику члены «Правого сектора» с большим трудом контролируют свои боевые формирования численностью примерно три тысячи человек. Большинство из этих бойцов прошло подготовку в лагерях «Правого сектора», которая длится несколько недель. Там их учат основам уличных боев, возят на демонстрации против правительства в Киеве, против российских государственных праздников и против геев. Бойцы «Правого сектора» поделены на 26 подразделений. В каждой украинской области есть по одному такому подразделению; два дополнительных батальона находятся на линии фронта. Никто из них не подчиняется приказам центрального командования. Они редко сдают оружие и не идут на контакт с властью.
Двухлетняя междоусобица и репрессии властей раздробили «Правый сектор» на десятки мелких отрядов, которые в основном мало знают друг о друге. Одним из таких отрядов является отдельная тактическая группа имени Воловика, названная в честь бойца «Правого сектора», подорвавшегося на мине в Донецкой области. Половина боевиков этой организации в ноябре прошлого года согласилась подчиниться властям. Один такой отряд размещался в здании из бетонных блоков, где до войны проживали шахтеры. В один из осенних дней в прошлом году туда прибыли бойцы из группы Воловика и выгнали отряд, пригрозив оружием. По периметру здания они выкопали ров и яму, где держат пленных. В огородах «воловики» установили мины и противотанковые заграждения. На крыше здания они вывесили черно-красные флаги, являвшиеся символом украинского сопротивления в годы немецкой оккупации, а также перевернутые флаги Украины, ставшие стандартным символом Украинской Народной Республики, которая существовала непродолжительное время в 1918 году. Однажды они конфисковали у местной начальной школы желтый автобус, чтобы каждую неделю ездить на линию фронта, где боевики в течение нескольких дней вели стрельбу из РПГ по удерживаемому сепаратистами донецкому аэропорту. На узкой грунтовой дороге, ведущей к казарме, стоят две деревянные сторожевые вышки. Караул несет службу круглосуточно. Известно, что жители ближайшего городка Новогродовки находятся на постоянной связи с ополченцами Донбасса. Нападение может произойти в любой момент.
Командовать группой имени Воловика досталось Семену. Этот гражданский человек был первым, кто украл на Майдане автомат у милиционера и открыл ответный огонь. Он стал известен всей Украине, а «Правый сектор» сделал из него легенду. После Майдана Семен выжил во время катастрофического окружения украинской армии под Иловайском. Он входил в группу киборгов — солдат украинской армии и добровольцев, в том числе, из «Правого сектора», которые обороняли донецкий аэропорт от превосходящих сил противника до подписания второго минского соглашения. Семен мастерски обращался с противотанковым ракетным комплексом, где управление ракетой производится по проводам. В конце 2015 года украинское государство объявило Семена террористом. Его фотографии расклеили на досках объявлений по всему Киеву. «Правый сектор» превратил его дом в Ивано-Франковске в настоящий военный арсенал. Боевики установили под лестницей на входе мины и проинструктировали сына Семена, как привести в действие взрывное устройство в случае приезда полиции.
Присутствие Семена в казарме ощущалось всегда и во всем. Каждое утро он выходил из своей грязной бетонной комнаты, украшенной парой семейных фотографий и российскими касками, и кричал с поддельным американским акцентом: «Братья!» Потом он начинал пить. У Семена не было гражданской одежды, а форма настолько заскорузла от засохшей грязи и моторного масла, что стала плотной как картон. Для Семена война в Донецке была не борьбой против русских. Скорее, он пытался что-то доказать украинцам в Киеве. «Шестьдесят процентов Украины хочет присоединиться к Европе», — сказал он мне однажды вечером, сменившись с дежурства. С востока периодически доносились звуки артиллерии. «Больше всего их заботит, работает ли у них WiFi, — продолжил он. — Еще двадцать процентов, ну, это пророссийское отродье. Для них Советский Союз — хорошо. Эти люди — не такая большая проблема, как вы думаете. Их можно убить. Мы, „Правый сектор“, входим в состав оставшихся двадцати процентов, которые считают, что должны взять в свои руки все дела на Украине. Мы сможем навести порядок в стране только тогда, когда наведем порядок каждый у себя».
Хотя Семен предупредил, что не все его соотечественники преданы делу нации, большинство «воловиков» не очень хорошо разбирается в политике «Правого сектора». Многих из них государство объявило террористами, и они остаются в казарме тактической группы лишь из-за того, что отказываются предстать перед судом в Киеве. Заместитель командира «Кулибин» — единственный украинец, принесший значительную жертву, чтобы оказаться в Новогродовке: в Киеве у него был автосалон.
Таким образом, многие иностранные наемники, воевавшие в составе группы Воловика, не очень-то отличались от своих украинских собратьев. Когда Бен Фишер воевал против ИГИЛ, Крейга Лэнга (Craig Lang) уволили с буровой в Северной Дакоте. «Этот нефтяной бум там просто иссяк, черт возьми», — сказал он мне, сидя в своей комнате, где на кровати у него расстелен американский флаг. Лэнг сухопарый, у него угловатое лицо, спрятавшееся за неряшливой рыжеватой бородой. На правом предплечье у него тоже татуировка Molon Labe. У Лэнга тонкие губы, глубоко запавшие глаза и неторопливый говор южанина. Донецк он произносит как «Даанецк». Когда Лэнг служил в Афганистане, его «Хаммер» подорвался на дороге, из-за чего он оглох на правое ухо и повредил какие-то нервные глазные окончания. Теперь он не может смотреть людям прямо в глаза.
Когда Лэнгу было 12 лет, отец в пьяном угаре попытался убить его приемную мать. Лэнг-старший сел в тюрьму, а младшему пришлось жить с мачехой. В тот момент он решил, что ему лучше всего поступить на службу в армию, и в 17 лет закончил среднюю школу, чтобы осуществить задуманное. К 22 годам у него за плечами были две боевые командировки в Ирак и одна в Афганистан. Лэнг с восторгом говорит о военной жизни. В Новогродовке он ходил вокруг казармы, принимая воинственные позы, как учат в НАТО. Он перезаряжал оружие на бегу, внимательно осматривал здания и ради удовольствия одержимо изучал американские армейские наставления на своем телефоне.
Два года назад Лэнг стал героем заголовков местной прессы, бежав из Форт-Блисса в Эль-Пасо, когда беременная жена прислала ему видео, на которых видно, как она спит с другими мужчинами. Лэнг загрузил в свой автомобиль бронежилет, очки ночного видения, две штурмовые винтовки, и отправился прямиком в Северную Каролину. Там он установил мины по периметру дома своей жены и попытался убить ее. Лэнг говорит, что получил всего несколько месяцев тюрьмы, так как в армии США знали о его психическом расстройстве, но ничего не сделали для его лечения. «Я неоднократно говорил своим командирам, что собираюсь убить ее, — заявил он. — А эти гребаные уроды думали, что я блефую». Лэнга уволили с лишением прав и привилегий, он потерял медицинскую страховку и лишился лицензии на оружие. Задолженность по алиментам у него выросла до 92 тысяч долларов, а постоянной работы не было. Он время от времени попадал в тюрьму. Жена отняла у него машину, дом, и добилась вынесения против Лэнга запретительного постановления. Он не видел своих детей почти три года.
Лэнг говорит, что армия предала его. «Если ты побывал в тюрьме, у тебя не будет высокооплачиваемой работы, ты не сможешь выплачивать алименты, и ты снова отправишься в тюрьму. А потом еще и еще». Тем не менее, он по-прежнему обожает боевые действия. По его словам, компания Blackwater не взяла его на работу, потому что он наполовину ослеп. (Он ничего не сказал о том, что на такое решение могло повлиять его уголовное прошлое.) Прочитав в феврале о битве под Иловайском, когда российские сепаратисты устроили засаду отступавшим украинским солдатам, Лэнг задумался о поездке на Украину. Он слышал, что ветеранов НАТО очень ценят на фронте, где украинские военнослужащие не имеют даже начальной военной подготовки. По его словам, он выбрал Украину вместо Сирии по двум причинам. Во-первых, увидев в новостях репортажи о Майдане, Лэнг поверил, что украинцы всерьез ведут борьбу за национальное освобождение. «Эти люди чертовски хотят перемен». Побывав в Ираке, он пришел к выводу, что иракцам наплевать на свой суверенитет. «Иракцам он по *** (нецензурная лексика, прим. пер.)», — заявил Лэнг. Во-вторых, он считает Путина коммунистом. А коммунизм Лэнг презирает, будучи твердым сторонником конституционной формы правления.
Незадолго перед поездкой в Новогродовку я познакомился в Киеве с двумя американцами. Куинн Рикерт (Quinn Rickert) из Иллинойса и Санти Пертл (Santi Pirtle) из Калифорнии чуть старше 20 лет. Оба поселились в хостеле «Делиль», и там я подслушал их разговор о том, что они собираются вступить в «Правый сектор». Они ничего не знали об этой организации кроме того, что у нее плохая репутация. Но в ее составе был единственный батальон, до сих пор принимавший иностранцев. А Лэнг, которого Рикерт отыскал через Facebook, рассказал им, какими поездами можно добраться до Новогродовки. Рикерт познакомился с Пертлом в Париже, где оба пытались поступить на службу в Иностранный легион, но получили отказ. «Легион не принимает преступников, но я думал, что он с уважением отнесется ко мне за честность», — сказал мне Рикерт. В 18-летнем возрасте он пошел служить в американскую армию, но в боевой обстановке так и не побывал, занимаясь в основном бумажной работой на базах в Джорджии и Виргинии. Во время одного из отпусков Рикерта с другом задержали, когда они крали запчасти в автосалонах в чикагском пригороде. Год он провел за решеткой, получил условно-досрочное освобождение, но нарушил его условия, отправившись на Украину. «Если я когда-нибудь вернусь в США, меня посадят на семь лет», — сказал он.
«Это проблема приватизированной тюремной системы», — добавил Пертл. Он наполовину филиппинец, наполовину чернокожий. Пертл носит очки, и у него на подбородке густая темная щетина. «Эта система должна держать людей в тюрьме, чтобы зарабатывать деньги», — заявил он. Пертл приехал на Украину, потому что презирает американскую культуру, считая ее фривольной и падкой на знаменитостей. Находясь в Париже, Пертл и Рикерт намеревались отправиться в Сирию, но у них не было денег на авиабилеты. Они потратили свои последние сбережения, чтобы купить билеты на поезд до Киева.
Украинцы с восторгом отзывались об американских законах об оружии. «У вас в стране у каждого есть оружие. Это замечательно!» — говорили они Пертлу и Рикерту. Но именно на Украине их фантазии превратились в реальность. Все говорили о различных методах уничтожения сепаратистов. Техасец по имени Рассел Бентли (Russell Bentley) получил известность благодаря тому, что воевал под Донецком в составе одного из батальонов.
«Он не из Техаса, — заявил Лэнг. — Это коммунистическое дерьмо из Остина».
«Если его убить, у нас будут проблемы с американским законом?» — спросил Рикерт.
«Нет», — ответил Лэнг.
***
Обед у «воловиков» обычно состоял из огромных кусков сырого свиного сала. На ужин давали картошку, мешки с которой стояли под лестницей. Все снабжение — одежда, обувь, питьевая вода в бутылках — обеспечивали волонтеры из Киева. Иногда что-то «реквизировали» у местного населения. Украденный уголь и дрова смешивали в печи с мусором, и она выбрасывала в воздух густые клубы ядовитого дыма. Сажа оседала на коже, покрывая ее липким слоем. «Воловики» обжигали эту угольно-мусорную смесь и делали из нее кирпичи, продавая их по всей Украине. На эти деньги они покупали сигареты и оплачивали интернет.
В тактической группе имени Воловика все человеческие побуждения приобретают аномальные формы. Когда нет ключей, двери взрывают динамитом. Грецкие орехи колют гранатами. Бродячие кошки гоняются друг за другом по коридорам казармы, где лежат 30-килограммовые бомбы, обычно применяемые для подрыва мостов. Боевики «Правого сектора» выселяют кошек, вышвыривая их со второго этажа как спортивные ядра. Они падают на землю с ужасным воем. За несколько недель до моего приезда один украинец по кличке Джеронимо отрубил коту голову, когда обнаружил, что тот помочился на его постель. Опасаясь проявлений пост-травматического синдрома, Семен безуспешно пытался отобрать у бойцов все оружие. У «воловиков» также есть собака Муха, хозяин которой погиб, подорвавшись на мине. Всякий раз, когда какой-нибудь боец передергивает затвор своего автомата, Муха начинает дрожать, странно и неистово дергаясь.
Бойцы из группы Воловика часто хвастаются, что взрывчатки у них хватит на уничтожение небольшой украинской области. Все оружие и снаряжение — шесть грузовиков с бронированными плитами, каски, аптечки, сотни ящиков с боеприпасами — батальон «воловиков» собрал незаконно, привозя его со всех концов Украины. За счет пожертвований украинской диаспоры Канады на медикаменты бойцы покупали в Вене у чеченских торговцев оружием автоматы Калашникова, а «воловики» затем контрабандой перевозили их через Карпатские горы. Для этого они раз в несколько месяцев направляли на запад Украины колонну из батальонных грузовиков. Они также собрали немало оружия на поле боя у мертвых сепаратистов. Как-то раз Фишер отвел меня в ротную оружейную комнату, представляющую собой закуток без окон на втором этаже. В воздухе висел тяжелый запах кошачьей мочи. Повсюду как бревна лежали собранные в штабеля зенитные ракеты и РПГ. Фишер выудил из заплесневелой картонной коробки две ржавые черные мины. «Нам их передал военный музей Львова, — сказал он, нежно ощупывая боеприпасы. — Это штатные образцы Красной Армии времен Второй мировой войны. Многие украинцы восхищаются тем, что мы здесь делаем. Они все время присылают нам этот антиквариат». Фишер засунул мины обратно в коробку. «Единственная проблема в том, что они легко могут сдетонировать, если автобус наскочит на какую-нибудь кочку».
Служба безопасности Украины СБУ может прийти в любой момент и арестовать всех членов тактической группы им. Воловика, так как они находятся на фронте незаконно. Но «Правый сектор» заверил меня, что этого никогда не произойдет. Когда СБУ нужна помощь при преследовании грузовиков, которые перевозят припасы в Донецк, она обращается к «воловикам» за подкреплением. Большая часть Донецкой области пророссийская, а поэтому, чтобы создать впечатление оккупации, местные власти просят «Правый сектор» медленно проезжать по близлежащим деревням или ходить по улицам с оружием в руках. (Жители Новогродовки презирают «Правый сектор», но не стесняются приходить вечерами в казарму, чтобы попросить каких-нибудь продуктов, которые им всегда дают. Пьяные часто падают в ров.)
Украинская армия тоже обязана арестовывать членов «Правого сектора», когда те появляются на линии фронта, но не делает этого. По ночам сочувствующие «Правому сектору» офицеры загружают школьный автобус «воловиков» реактивными снарядами и прочим крупнокалиберным оружием, которое запретили европейские наблюдатели. Украинская армия при помощи этой организации обходит положения минского соглашения. Когда «Правый сектор» наносит удары по сепаратистам, не подпускающим международные организации к своим окопам, Украина заявляет инспекторам, что эти боевики вышли из-под ее контроля. Местная полиция также не станет арестовывать «воловиков», передав им часть своих функций. Безусловно, когда СБУ, армию и полицию спрашивают о связях с «Правым сектором», они резко все отрицают. Но то, что я увидел на фронте, иначе как активным взаимодействием не назовешь. Боевики из группы Воловика, в свою очередь, презрительно отрицают любое сотрудничество с Киевом. Но свои боевые действия они могут перенести на другие районы Украины, когда непосредственная угроза в Донбассе будет ликвидирована.
Незадолго до моего приезда в тактическую группу им. Воловика ночью в Новогродовке был задержан слонявшийся по улицам пьяный человек. Полиция конфисковала его телефон и обнаружила там фотографии этого человека, позирующего на фоне донецких танков. Эти снимки он разместил в популярной среди русскоязычных пользователей социальной сети ВКонтакте. Его отвели в казарму «Правого секторы». Боевики заперли этого человека в крохотной душевой, где не было даже места, чтобы сесть. Его держали там целую неделю и били носком, наполненным острыми камнями. С него сорвали одежду и заставили на коленях мыть пол в казарме. Человека допрашивали, угрожая депортировать в тюрьму Гуантанамо, однако выяснилось, что это местный житель из соседней деревни, который совершенно очевидно ничего не знал о передвижениях повстанческих войск. Спустя неделю его забрала полиция и отправила в Киев. Ему якобы должны были вынести приговор и посадить в тюрьму, но никто так и не смог мне сказать, что случилось с ним на самом деле. «Жалко, что этих людей приходится бить, — сказал Киршбаум. — Но я бы им больше сочувствовал, если бы к нашим в Донецке относились так же. Но захваченным членам „Правого сектора“ там отрезают носы и уши».
Как-то ночью у входа в казарму прозвучал громкий взрыв. Затем послышались ужасные стоны. «Сепаратисты!» — закричал кто-то. Фишер погасил сигарету, затем сорвал со стены РПГ и накинул ремень на правое плечо. Лэнг выскочил из комнаты с двумя гранатами в руках. В коридоре толпились хорошо вооруженные и озадаченные украинцы. Один из них смотрел в снайперский прицел.
Когда дым от взрыва рассеялся, в дверном проеме мы увидели Семена, лежавшего в луже пузырящейся крови. На стене висели черно-красные полосы — его кишки. Ладонь левой руки без пальцев лежала на груде покрышек. Семен решил сходить в Новогродовку и бросить там пару гранат на городской площади, отпраздновав таким способом вторую годовщину своего участия в войне. Но он поскользнулся на ступеньках и случайно подорвал себя. Повернув голову в нашу сторону, он несколько раз вздохнул и умер.
На следующий день мы хоронили Семена. Из Ивано-Франковска на машине приехали его мать, сын и жена. Двое бойцов ввели их через боковую дверь, подальше от входа, где дематериализовался Семен. Кулибин, которого утром назначили новым командиром группы Воловика, рассказал семье Семена: «Когда он двигался в сторону донецкого аэропорта, под ним взорвались две мины». Родственники заплакали. «После этого им пришлось вести пулеметный огонь, чтобы добить его. Мы отнесли его обратно в траншею. Он еще дышал. Он не хотел умирать». Кулибин правой рукой обнял мать Семена. Большинство наблюдавших эту сцену бойцов «Правого сектора» были пьяны. Остатки водки, хранившиеся в чемодане Семена, прикончили в тот же день.
Затем из Красноармейска прибыл священник Павел. Это был крупный мужчина в очках с тонкой оправой и сальными волосами, спрятанными под черной каракулевой шапкой. Павел быстро ходил по казарме, размахивая кадилом с ладаном, и читал молитву. Мускусный запах постепенно заглушил вонь от внутренностей Семена. «Боже всемогущий, Боже всемогущий».
Семен прибыл последним. Шестеро бойцов вытащили его труп из авторефрижератора, на котором погибшего командира вечером отвезли в морг. Он лежал на белой ткани в красном гробу. Вместо оторванной руки виднелась перчатка, наполненная землей и тщательно уложенная рядом с обрубком его руки. В левой щеке Семена можно было увидеть несколько осколков. Работник морга посчитал, что извлекать их не стоит, чтобы не обезобразить его лицо.
Бойцы «Правого сектора» подняли тело Семена на второй этаж и положили на обеденном столе в столовой. Банки с салом они убрали подальше. Все собрались вокруг гроба. «Семен, ты был настоящим воином, — сказал Павел, — верным сыном Днепра». «Слава Украине!» — воскликнула мать Семена. «Героям слава!» — хором отозвались боевики «Правого сектора». Когда гроб с телом Семена погрузили обратно в рефрижератор, «воловики», которых осталось 26, выстроились в шеренгу и начали стрелять в небо из своих АК трассирующими боеприпасами. Пули красными пунктирами полетели вверх, а потом начали падать на близлежащую Новогродовку.
